За рекой, на горе, после войны

Совсем близко знаменательная дата — 80-летие со дня Победы в Великой Отечественной войне. Мы снова будем возвращаться в те тяжелые годы, мысленно перелистывая страницы истории.

И все меньше рядом с нами живых свидетелей той грозной поры. Поэтому с особой теплотой мы подарим им самые яркие весенние цветы, скажем искреннее спасибо за мир, который они оставили будущим поколениям.

Когда-то, еще в средней школе, я познакомилась с произведением Валентина Распутина «Уроки французского». Эмоции переполняли меня, а в голове было много вопросов, один из которых не давал мне покоя: «Война ведь закончилась, почему же дети так голодают?» И вот спустя время мне довелось познакомиться с женщиной, судьба которой очень напомнила мне историю главного героя рассказа Распутина.

Мы порой очень мало говорим о детях войны, а ведь они пережили ничуть не меньше, чем их родители. Поэтому я отправилась в Бураевский район, деревню Берлячево, где в 1937 году в большой семье родилась девочка — Раиса Тимерьянова.

А в конце прошлого года Раисе Минигалиевне исполнилось уже 87 лет.

— Когда война началась, я, конечно, не помню, — рассказывает она. — Осталось в памяти только, как папу провожали. Как мама говорила, солдат на телегах с гармошкой провожали. У нас деревня на горе. И вот нас дедушка вез по нижней дороге, надо было переезжать через мост, они поверху, солдаты-то с гармошкой, с песней ехали. Вот эти проводы помню. Лицо отцовское — нет, только немножко, по фотографии. Ему было 28 лет. Трое детей нас, и мама в положении еще была. После девочка родилась. Она прожила два с половиной года. Ни больницы же, ничего не было. Скарлатиной заболела и дома умерла. С нами жила мамина бабушка, вдова. В 1914 году была Первая германская война (речь идет о Первой мировой войне 1914 — 1918 гг. — Авт.). Моей бабушке тогда было 28 лет, трое детей, а дед с войны не вернулся. В то время у них ни копейки, никто ничем не помогал, еще и голод, нищета, даже людоедство в некоторых деревнях было. Это после Первой мировой, во время революции. Не вернулся дед, неизвестно, где погиб. А вот папу нашего мобилизовали в 1941-м, 9 августа. Одно только письмо от него пришло. Их привезли в Смоленскую область, я даже слова помню какие были, это письмо уже, как тряпочка, стало, из дома в дом все таскали, читали. Там было написано: «Идет война, кровь льется рекой...».

Ни адреса, ни номера воинской части, ничего абсолютно не было. Мама ничего не получила больше от него.

— Мы же еще дети были, не очень-то понимали, — продолжает Раиса Минигалиевна. — Мама постоянно на работе, в поле. Бабушка нас и кормила, и обувала, и одевала. Вот я помню: было лето, начали траву есть. Уже голод начался. Гнилую картошку собирали, мыли и лепешки делали. Вот эти лепешки и ели, очень хорошо помню. Казалось, это такая вкусная еда вместо хлеба.

В школе немного учились, потом нас начали водить на поле колосья собирать. Собирали, а учиться не учились. Утром в школу идем, а нас ведут в поле. Вот так было. А зимой в классах так было холодно! Топили плохо, даже чернила застывали. Помню, готовили концерт на 30-ю годовщину Октябрьской революции. И, видимо, я такая шустрая была, пирамиду делали, и меня все время наверх поднимали. Я самая худенькая, маленькая в классе. Директор школы у нас был очень пожилой человек, Гягудин Хамид-бабай, отчества не помню. В секрете держали, что из собранных колосьев в тот год приготовили муку и каждому ученику булочки испекли. В праздник по булочке раздали. Я такого вкусного хлеба, кажется, до сих пор не ела! Семь классов окончила. В восьмой пошла в деревню Челкаково, в двенадцати километрах от дома, туда поступила учиться в 1951 году.

Надевать нечего было. В лаптях до зимы ходили. Утром идем 12 километров. Вечером после школы — обратно. Платить за квартиру денег не было, готовить не на чем. Вот бабушка старалась, что-нибудь постряпает, какой-то хлеб испечет. Две булки хлеба у меня на неделю было. Может, она еще какой-то пирог, картофельный или черемуховый, испечет, а хлеб небольшой, я ножом делала отметки, чтобы мне на шесть дней вот его хватило. Это уже после войны…

1 мая всегда называли у нас май­орками. Ходили в лес или до реки Белой, 11 километров пешком. Праздник устраивали. Бабушка каждому по два яйца в самоваре варила. Обратно когда возвращались, у нее всегда была каша. Из разных круп. Ели траву, гнилую картошку, а тут на 1 Мая она праздник нам устраивала. А какие еще были? Религиозные запрещены, даже Коран читать нельзя было, мечеть до войны снесли. Бабушка сама и лапти плела, и валенки подшивала. Даже забор, ворота — все сама латала, как могла. А маму мы почти что не видели, она постоянно была на поле.

Раиса Минигалиевна задумывается и тут же продолжает:

— Детей в деревне было много, пожилых тоже. Народ был очень старательный, пьянства у нас не было, помогали друг другу. Конечно, были случаи, воровали, потому что ничего не давали за трудодни. Но если уж поймают, только тюрьма. Еще говорили, две семьи ходили на скотомогильник и откапывали там мертвую скотину.

— У кого бабушки были — те счастливые, — говорит она. — А у кого нет, дети одни. Голод и холод, кормить-то нечем. А у нас еще корова была. Вот это нас выручало. Кур тоже держали, а у некоторых семей вообще ничего не было. Кошмарно жили. А мы-то все равно счастливые, у нас была бабушка!

Ну когда война кончилась, помню, была солнечная погода. Мы играли, и мама прибежала с поля, кричит, приплясывает: «Ой, война кончилась, отец приедет…» Обнимает нас, сама плачет. Это был уже май, а мы, дети, все лето ходили через реку и мост на гору, откуда провожали солдат. Как утром встаем, бабушку не слушаем, бежим встречать своих отцов. Думали, что вот как их отправили, так они и должны вернуться. Все лето вот так просидели. Но никого на горе мы не встретили. А мама до самой смерти ждала, думала, может, он в плену был, может, где-то больной лежит, забыл, не помнит ничего. Но вернется, обязательно вернется! Она говорила: «Если узнаем, где он умер, я последний платок продам, но тебя свожу на могилу отца». Мамы не стало в 86 лет.

Дома, где мы жили, уже теперь нет. В деревне-то одни пенсионеры сейчас остались. Остальные кто на вахте, кто в городе.

Десятый класс я не закончила. Тогда у нас в деревне начали строить здравпункт. Случаев трахомы много было. Я шустренькая была. Председатель меня и направил в больницу, учиться лечить трахому. Вот я шесть месяцев в Челкаковской больнице практику проходила. После два года проработала медсестрой.

Обидно только, что мы, дети войны, очень мало внимания от государства получаем. А подрастающему поколению я хотела бы пожелать, чтобы был во всем мире мир. Это самое главное.