Искра из созвездия Файзи Гаскарова

«Для меня творчество — образ жизни. Оно требует внутренней свободы, желания рисковать и умения существовать в хаосе». Так высказался однажды знакомый художник. Что-что, а способность существовать в хаосе Екатерине Варламовой очень пригодилась.

Коренная ленинградка оказалась в числе солисток знаменитого гаскаровского ансамбля, пережив годы репрессий, пройдя сквозь пламя Великой Отечественной, голодное, бесприютное послевоенное время. И сохранила не только обаятельное жизнелюбие, энергию гостеприимной хозяйки, но и гибкую грацию изящной, как статуэтка, танцовщицы.

Дом женщин и детей

...Все начиналось в Ленинграде, а продолжилось в Казахстане, куда уехал папа — один из проектировщиков медеплавильного комбината. Маленькая Катя с мамой приехали в далекую южную республику сначала на лето, а потом и на зиму остались. «Мы жили в доме для ИТР, — рассказывает Екатерина Николаевна, — и за одну ночь в нашем подъезде остались одни женщины и дети. После партийной комиссии, нагрянувшей на комбинат, всех мужчин арестовали. Мы долго надеялись на то, что папа жив, но, как выяснилось, его, как и всех, через месяц расстреляли».

Мама, вернувшись в Ленинград, распродала все, кроме рояля «Стенвей»: старшая сестра готовилась поступать в консерваторию. Девочка с прекрасным голосом умерла в блокаду. Не перенес блокаду и «Стенвей»: сожгли соседи. В марте 1938-го маму выслали. Сначала на север, а когда началась война — в Казахстан. «Моя мама, знавшая в совершенстве три языка, работала телятницей, — вспоминает Екатерина Николаевна. — Десять лет она провела в лагерях, а опеку надо мной взяли мамины тетя и дядя».

Сапоги напрокат

Когда вернулась мама, обе ее дочери уже работали: старшая на флоте, а Катя, вернувшись из эвакуации, поступила «нахалом» в Гидрометеорологический институт секретарем-машинисткой. «Машинку я только видела у мамы, — смеется Екатерина Николаевна. — Меня раскусили, но оставили за каллиграфический почерк». Жизнь налаживалась, а вот жить было негде. Троюродные мамины сестры, эвакуированые в Бирск, очень нахваливали уютный городок, наполнявшийся по осени сладким запахом яблок. Но когда Катя с мамой решились на переезд, то не застали в Бирске ни одной родной души — сестры вернулись в Ленинград. Это был тяжелый голодный год. Мама с парализованным глазом пыталась заработать на жизнь шитьем. А Екатерина за полгода дослужилась до инспектора роно. И танцевала. Танцевала она с детства: на всех концертах, с зонтиком, с веером, со всем, с чем придется.

Так кого же было посылать на смотр самодеятельности в Уфу, как не Екатерину, и девушка блеснула в столице, исполняя венгерский танец. «Тряпки какие-то мне нашли, — вспоминает она. — А обувь попросили у кого-то из участников. Под гром аплодисментов я убежала за кулисы, откуда меня вытолкнули на поклон. Раскланялась, опять убежала. За кулисами с меня уже стаскивают сапоги. А зал-то еще вовсю аплодирует. И я выбежала босиком».

На задорную плясунью сразу положили глаз в филармонии, забросав телеграммами с предложениями переехать в Уфу. Как же хотелось Екатерине танцевать на большой сцене! Такой, какую предлагали в Уфе. И она решилась, тем более что «сундучок для проживания» ей был обеспечен: в столице жил дядя отца с женой, известным офтальмологом.

У них на сундучке Екатерина и ютилась какое-то время. Талантливую актрису тянули к себе разные артистические бригады, пока баянист Тагир Каримов, известный впоследствии композитор, не посоветовал: «Никаких бригад — только в ансамбль Гаскарова!»

Талант в рамки не загонишь

Екатерина «показалась» в ансамбле и сразу была принята. «Я обзавелась хитончиком, пуанты прикупила, и так — в пуантах на босу ногу, пришла, — вспоминает, улыбаясь, Екатерина Николаевна. — «Что вы умеете?» А я всю войну жила в Нижнем Тагиле, училась в ремесленном училище. Туда пригласили бывшую балерину Мариинского театра, гречанку, которая научила нас азам балетного искусства. Все это я выдала приемной комиссии.

«Умение сочетать подлинность народного темперамента с профессиональной техникой и мастерством — это большое искусство», — сказал о Гаскарове Игорь Моисеев. «Он был очень сложным человеком, — добавляет Екатерина Николаевна. — Его трудно поставить в какие-то рамки, как, впрочем, и любого гениального человека. Неоспоримо одно: это был не просто талант — талантище. У него все время что-то варилось в голове: планы, фантазии, проекты. Не все, конечно, шло на сцену. Его побаивались — но не за строгость. Он был несколько неуравновешенным: мог ни за что запустить в кого-то стулом, а за большую провинность просто пожурить.

Ко мне обращался исключительно на «вы» и звал Екатериной. Быть может, как-то чувствовал ленинградские корни... И ориентировался на мою реакцию, представляя очередную задумку. Если у меня ноздри раздуваются — занесло нашего Файзи Адгамовича.

Он, безусловно, был непревзойденным постановщиком еще и потому, что все танцы у него были со смыслом, танцы-сценки: «Жених», «Семь девушек», «Свидание у ручья», «Огненные джигиты». И у каждого — своя роль. «Ты будешь тем-то, придумывай себе партию, а я помогу», — говорил он. Намечал пунктиром образ, а детали были нашей заботой. Сейчас, пожалуй, этого нет: девочки очень хорошенькие, и — чего не было у нас — профессиональные танцовщицы, берут-то из училища. Но вот индивидуальность из них вытягивать некому».

Как оказалось, судьба подарила Екатерине не только достойное место в прославленном коллективе, но и любимого мужа, Владимира Масленникова, тоже работавшего в ансамбле. Душа в душу они прожили неразлучно 52 года. В ансамбле о них ходили легенды.

«Стареют, потому что перестают танцевать»

Поездить пришлось немало: Германия, Бирма, Сенегал, Пакистан, Вьетнам. В Казани невиданный доселе в России индийский танец пришлось исполнять три раза. Зрелище, надо полагать, было действительно достойно восхищения: помимо отточенности движений Екатерина Николаевна продемонстрировала экзотические индийские украшения и настоящий павлиний хвост, привезенный с гастролей. Оттуда, из Индии, были, собственно, и сами танцы — классический и «Павлин», показанные Екатерине танцовщиком Чандром Кантом — не за деньги, за матрешку. Хвост был с секретом: Екатерина пропустила на руки резинку и вертела им, как хотела.

Уроки Гаскарова остались с Екатериной Николаевной на всю жизнь: ее детище — известный ансамбль «Ирендык» БашГУ — и ныне продолжает успешно работать.

Перестают танцевать не потому, что стареют — стареют, потому что перестают танцевать, считает знаменитая американская танцовщица Джесси Ньюберн. Недавно отпраздновавшая юбилей Екатерина Николаевна, полная любви к жизни, по-прежнему грациозная на зависть девушкам — полное тому подтверждение.