В гостях у бабушки Мэлс

Бабушка Мэлс отказывается пускать меня в свою квартиру. И правильно делает! Мало ли кто шляется под вечер по домам, прикинувшись корреспондентом. Она говорит, что разговаривать со мной будет только в присутствии Нурии. Это ее знакомая.

Нурию я нахожу быстро, и через пятнадцать минут мы уже вместе стучимся в дверь бабушки. Она встречает нас с извинительной улыбкой, дескать, переборщила я с осторожностью...

В квартире бабушки Мэлс на самом видном месте — портрет ее отца Мухаметнура Шакирова.

— Он вместе с генералом Шаймуратовым воевал, — с гордостью произносит Мэлс Мухаметнуровна.

Она начинает заметно волноваться, потому что тема святая: рассказывает сбивчиво, некоторые фразы произносит на татарском. С портрета смотрит интеллигентное, красивое лицо человека, который ушел на фронт защищать Родину. И защитил! Правда, о победе узнал уже на небесах.

— Папа погиб под Сталинградом, — рассказывает дочь фронтовика.

Неподалеку от портрета к стене приклеен листок с мусульманской молитвой. Бабушка Мэлс молится каждый день.

— А как вы относитесь к Ленину и Сталину? — спрашиваю я ее.

— Я всех люблю, — отвечает она. И затем добавляет: — И Путина тоже...

Меня всегда поражала способность советских людей симпатизировать Ленину, его учителям-атеистам и богоборствующим соратникам. И при этом они молились Богу! Нурия словно читает мои мысли.

— Во время войны люди в бой шли с молитвой... — и тут же со вздохом произносит: — Как плохо, когда война...

Новости по телевизору она не смотрит. Нурия незаметно смахивает слезу (или мне это кажется? Нет, не кажется).

— С ума схожу, когда неделю нет звонка от него, — тихо говорит она и рассказывает о сыне, который сейчас на Украине...

На лицо бабушки Мэлс тоже наворачиваются слезы. Она вспоминает свою первую дочку, которую в десять лет насмерть сбила машина.

— Можно, я по-татарски буду? — спрашивает она.

Мэлс Мухаметнуровна продолжает свой рассказ на родном языке. Так ей проще: она меньше волнуется, значит, не так сильно начинает кружиться голова. Нурия синхронно переводит.

Говорит бабушка о том, как в колхозе во время войны собирала вместе с мамой колоски, как верила в победу и ждала отца… Рассказывает о своих детях, любимых внуках и правнучке. Они ее очень любят. Всегда навещают и заботятся. Купили ей квартиру в центре Белорецка. Кстати, именно они и научили бабушку никогда не впускать в дом незнакомых людей.

Мэлс Мухаметнуровна открывает старую тетрадь и начинает читать свои стихи. Пишет она на татарском, но я почему-то понимаю, о чем идет речь. О ком...

— Какие замечательные стихи! — восклицает Нурия. — Это посвящение маме.

Рассматриваю фото детей и внуков на стене. Вот эту женщину, что справа, я где-то видел. Красивое лицо. Кто-то из них сегодня обязательно позвонит бабушке Мэлс, она возьмет свой старенький кнопочный телефон, чтобы ответить, все ли у нее в порядке. Расскажет, что у нее в гостях был человек из газеты. Правда, имя мое она уже успеет позабыть. Таковы парадоксы памяти людей в глубокой старости: события далекого детства накрепко запечатлены, но пропадают события вчерашнего дня, а то и получасовой давности.

Напоследок бабушка Мэлс рассказывает, как ее папа уходил на фронт: ей запомнился его образ в большой меховой шапке. Папа поднял дочь на руки, поцеловал в лоб и долго смотрел ей в глаза. Он безумно любил свою дочку, которую назвал Мэлс — в честь Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина!

…Бабушка выглядит усталой. Опять начинается легкое головокружение. Ей как-никак уже восемьдесят четыре.

В подъезде вспоминаю, что забыл попросить у нее тетрадку со стихами, чтобы попытаться опубликовать их где-нибудь. Есть же у нас татарские газеты... Зайду в следующий раз.

г. Белорецк.