Оседлал Хаастаахома

С марта прошлого года в социальных сетях с завидной регулярностью публикуется информация об одиссее двух отчаянных парней из Оймякона, решивших установить мировой рекорд и доказать, что якутские лошади — самые выносливые на планете. По сообщению одной из телекомпаний, на прошлой неделе Дугуйдан Винокуров и Мичил Неустроев уже пересекли границу Челябинской области с Башкирией. Мы выехали навстречу путешественникам.

Где зять, Дугуйдан?

По обочине трассы навстречу нам походным шагом двигался одинокий всадник. Издалека он слегка походил на героя старого культового фильма «Белое солнце пустыни» — красноармейца Сухова. Только без винтовки. И кепка со звездой не прикрывала смоль густых волос. Это и был Дугуйдан Винокуров.

Улучив момент, я отвел его в сторону и учинил допрос:

— Признавайся, куда дел зятя?

— Для него путешествие закончилось еще в Новосибирске из-за того, что с одним конем остался — несчастный случай… Мичил уже дома.

Дело было в Оймяконе

Родина Дугуйдана Винокурова — Оймякон. До Якутска по здешним меркам рукой подать — всего каких-то 1000 верст. Чтобы попасть из столицы республики в поселок Черский, например, надо проехать 2,5 тысячи километров. Такие здесь масштабы. А Дугуйдан до марта прошлого года таксовал: сутки в дороге, пару часов на «разминку» — и в обратный путь.

Оймякон — самое холодное место на Земле. Это общепризнанный факт. Если зимой машина заглохнет — через пару часов ей крышка. Автомобильный век вообще недолог — от мороза крошатся бамперы, лопаются рамы. И только люди как-то умудряются приспосабливаться к немилосердному климату. Даже в школах не отменяют занятия при минус 50. Чего их отменять, когда взрослые на Крещение сигают в полынью, дивясь при этом криминальным сводкам из материковой России: как при морозе в 40 градусов некоторые умудряются околеть?

Зимой, понятно, мороз, а летом — жара за 30… И представьте пацаненка, лет с пяти все лето мотающегося по тайге. А нет выбора для родившегося в коневодческой семье, где все одной уздой повязаны — родители, сестры, братья.

Надеюсь, теперь понятно, в каких условиях закалялся характер путешественника, вознамерившегося установить мировой рекорд и доказать, что не только люди, но и якутские лошади — самые выносливые на свете. Мысль эта тоже зародилась в Оймяконе. Это не было внезапным озарением, сопровождаемым победным вскриком «Эврика!». Идея сформировалась по каплям, из наблюдений. И однажды на охоте, коротая за разговорами время в таежной избушке, как-то само собой все и решилось.

— Разговаривали о том о сем, — рассказывает Дугуйдан. Речь зашла о туризме. Приезжают путешественники со всей страны, иностранцы не редкость. Кого-то музеи интересуют, лагеря ГУЛАГа, кого-то — уникальная природа. Проводится фестиваль «Оймякон — полюс холода», на который съезжаются Деды Морозы со всего мира.

Едут на джипах, мотоциклах, квадриках… Кто-то из собеседников в шутку предложил, дескать, самим надо верхом пересечь всю страну. Идея всем понравилась и постепенно воплотилась в реальный проект. Я зятю говорю: «Надо ехать!»

— Кого еще пришлось уговаривать?

— Пошептался с Хаастаахомом и Хонором: «Поехали со мной?» — «Куда?» — «В Москву» — «Обещаешь, что вернемся домой?» — «Обещаю». — «Мы согласны».

— Кто эти парни? Почему о них ничего неизвестно?

— Да вот же они, — кивает Дугуйдан в сторону своих коней, с удовольствием щиплющих ароматный козлятник, которого на таежных выпасах они отродясь не видали.

Дугуйдан оказался веселым малым, приятным, умным собеседником, разговор с которым выплеснулся за рамки туристической темы.

— Почему отдал предпочтение именно этим коням?

— Вообще, хотел взять отцовских — двух лучших в табуне. Он не дал. Я не в обиде: у якута два самых надежных друга — лошадь и нож. Никому нельзя их отдавать и тем более продавать. Пришлось выбирать других коней.

Очарованный Башкирией

С животными договорился, а вот с людьми не сразу удалось. К кому ни обращался — к затее отнеслись с прохладцей. Как они рассуждали, глядя на чумового просителя?

Наверное, думали: «Доедет ли до Москвы — бабушка надвое сказала, а так прокатится за чужой счет».

Что оставалось делать Дугуйдану с Мичилом Неустроевым? Зять продал машину, Дугуйдан — все три «Тойоты»: «Королла», «Хайс региус», «Гайя», — с легким вздохом перечисляет он свое бывшее праворульное автоимущество. Пока до Иркутска добирались, стали объявляться спонсоры. Бизнесмен Владимир Федоров выделил для сопровождения «Баргузин», водителя, оплатил все транспортные расходы.

— Он что, олигарх? Нефтью торгует, алмазами?

— Нет, бизнес у него скромнее — он владелец сети магазинов. За время путешествия убедился, как много хороших людей в нашей стране — практически в каждом городе. Но как нас встретили в Башкирии… Я восхищен! На границе регионов угощали кумысом, чак-чаком. На ночлег пригласили в Улу-Теляк к знаменитому конезаводчику Хасану Идиятуллину — он следил за моим путешествием по всему маршруту. Я Башкирией очарован — и людьми, и природой. Раньше даже не подозревал, что башкирский и якутский языки родственные. Однажды включил телевизор — фильм показывают. Герои говорят вроде как на якутском, только с каким-то странным акцентом. Что за фильм, думаю? Когда последние титры замелькали, тут до меня дошло — звучала башкирская речь! Фильм «Сестренка» был поставлен по повести Мустая Карима «Радость нашего дома». И главное, я все понял без переводчика.

Якут? Саха? Уранхай!

— А вообще-то, — чуть помедлив, вдруг заявил Дугуйдан, — мы не якуты, у народа есть самоназвание.

— Сахалар? — поторопился я продемонстрировать свою осведомленность.

— Это ближе к истине. Но правильнее будет уранхай сахалар. Помню, ехал по Кемеровской области. Навстречу — «крузак». Водитель остановил машину и мне кричит:

«Уранхай, сюда ходи!» Я сразу понял — это тувинцы. Остановился, подошел к машине. В салоне несколько парней. Спрашивают: «Че, степняк, куда идешь?» — «Я не степняк. Это вы степняки, а мы таежные уранхайцы», — говорю. Веселые ребята оказались. Разговорились. Они смеются: мы, тувинцы, — старшие уранхайцы. Я говорю:

«Нет старших, младших, низших, высших. Мы все равны». Убедил. Согласились.

И правда, Тува до 1921 года называлась Урянхайским краем. Исторический факт: алтайцы тоже причисляют себя к уранхайцам. Есть еще и башкирское племя уран…

Впрочем, ученый-историк Лев Гумилев в своих исследованиях отмечает, что среднее время существования народа — от 1200 до 1500 лет. После этого этнос исчезает, мешается с другими народами или считает себя уже другим этносом и даже может сменить самоназвание.

Женский интерес

Углубиться в академическую тематику нам помешала Наталья Пономарчук, сотрудница пока бездействующей автозаправочной станции, вблизи которой мы коротали время в ожидании коневозки уфимского ипподрома. Животных должны были осмотреть ветеринары, а Винокурову приготовили номер в отеле. Когда ей открылась истина, что всадник на белом коне проскакал девять с лишним тысяч километров, она в восторге почти процитировала Сергея Есенина:

— «Я хочу видеть этого человека!»

— «Проведите, проведите меня к нему», — подсказал я пропущенную строчку.

— Да я и сама спущусь, — вежливо отказалась она и торопливо сбежала с насыпи на лужайку, где мирно паслись якутские кони, пощипывающие травку. За ними заботливо приглядывал хозяин.

Наталья, сама того не подозревая, подрядилась ко мне в напарницы. Такого интервьюера нам как раз не хватало: не знаю, как наш фотокор Александр Данилов, но я вряд ли бы сообразил задать вопросы, которыми засыпала путешественника наша нечаянная помощница.

— И как только жена согласилась вас отпустить? — с ходу выпалила она.

— Отнеслась с пониманием. Она меня во всем поддерживает. Вместе с сыном приедет в Казань, до этого приезжала в Иркутск и Новосибирск.

— Ну как же так, — не унимается и жалостливо разводит руками Наташа. — Вы же все время в дороге. Где ночуете?

— Я, можно сказать, родился в седле. Ночевать в палатке в лесу или в поле, чтоб лошади рядом, — не поверите, это лучший отдых. Никакой гостиницы не надо. Мне так удобнее.

— Ой, а что же вы едите?

— Что найду. Вот козлятник понравился, пожевал вместе с лошадками. Чем не салат?

— Правда?!

Глаза женщины округлились, стали похожи на блюдца — такие когда-то очень давно видел то ли в музее Киево-Печерской лавры, то ли в музее искусств имени Ханенко все в том же еще советском Киеве.

От шока Наташа быстро оправилась, поняв, что ее разыграли:

— Идемте к нам. Мы с девочками чаем угостим, а хотите — кофе приготовим.

Помочь своей подруге поспешила вся смена заправки. Но воспользоваться их гостеприимством не удалось: подъехала коневозка.

Музей — под занавес эпопеи

Глобальные планы Дугуйдана Винокурова не были большим секретом: достичь Москвы, отпраздновать любимый якутами праздник и один из главных символов региона — Ысыах. А дальше — Санкт-Петербург, Европа и ее крайняя западная точка — португальский мыс Рока, где заканчивается материк.

А еще припасен план Б, самый впечатляющий: достичь Америки, переправиться в Японию, оттуда во Владивосток или Охотск. И вот уже родная Якутия. Подумаешь, останется каких-то три тысячи километров — семечки после такой верховой кругосветки. Одна загвоздка: раскаляющаяся политическая ситуация в мире. Но никакие политические катаклизмы не смогут помешать путешественнику создать музей верховой якутской лошади.

— Закончится эпопея — сразу и займусь, — говорит Дугуйдан. — Выставлю все сувениры, которые мне дарят в походе. Я загодя приберег в качестве экспонатов старые, дедовской еще работы, седла, сбруи, уздечки…

Эта его мечта уже потихоньку стала сбываться. Владимир Федоров, тот самый предприниматель-меценат, первым оказавший помощь путешественнику, недавно заявил, что уже создана общественная организация, которая и займется созданием музея.

КСТАТИ

К народному проекту «Конный поход на якутских лошадях: от Оймякона до Москвы» подключились властные структуры, Русское географическое общество. Наша редакция искренне благодарна заместителю председателя Башкирского регионального отделения РГО Вячеславу Аброщенко за организацию встречи с якутским путешественником.