Царское серебро рекой унесло

Есть такая старинная английская поговорка, мол, появился на свет с серебряной ложкой во рту. По-нашему означает — в рубашке родился, счастливчик. Герой моего рассказа Шайхулла Марданов, уроженец села Устюмово Уфимской губернии (ныне Бакалинский район), свою серебряную ложку получил не в момент рождения, в 1891 году, а уже в более зрелом возрасте. Причем сразу несколько приборов и в натуральном виде. Итак...

Земля вместо противогаза

В селе Устюмово при мечети действовала начальная школа, которую Шайхулла успешно окончил. А когда летом 1914 года началась Первая мировая война, его мобилизовали. Так Марданов оказался в составе 106-го Уфимского пехотного полка 27-й пехотной дивизии 1-й армии генерала Самсонова, с которым участвовал во вторжении в Восточную Пруссию.

Однажды нашему пехотинцу удалось перехитрить целую немецкую армию. Весной 1915 года противник впервые применил против русских частей смертоносные отравляющие газы. Увидев, что ядовитое облако двинулось в их сторону, Шайхулла громко закричал: «Лицом в землю!», и по самые уши зарылся в мокрый бруствер на краю окопа (сработала деревенская смекалка). Через некоторое время ветер развеял газ, и немцы, уверенные, что русские отравлены, пошли в полный рост в атаку. Однако солдаты, выполнившие команду Шайхуллы, нисколько не пострадали и встретили их плотным огнем. Не ожидавшие такого отпора, враги попадали замертво, словно подкошенные, а оставшиеся в живых с позором бросились наутек. За проявленную в бою находчивость Марданова наградили медалью «За храбрость» и десятью рублями (на тот момент вполне солидная сумма).

В одном из боев на границе с Литвой осенью 1915 года рядовой Марданов был тяжело ранен: шрапнелью ему по локоть практически оторвало руку — она болталась на лоскуте кожи. Ближайший госпиталь находился в Царском Селе, куда его и доставили. Там служили очень опытные по тем временам военные хирурги, и им удалось спасти нашему герою руку.

Шкатулка и сто граммов

Шайхулла не верил своему счастью: ведь госпиталь был рассчитан всего на 150 коек, и надо же было такому случиться, что он попал именно сюда. Мало того, что он избежал ампутации, так ему еще довелось чуть ли не каждый день общаться с самой… императрицей! Расскажи кому в родном селе — не поверят. Но это так и было. Дело в том, что вплоть до своего ареста в марте 1917 года Александра Федоровна и ее старшие дочери Ольга и Татьяна практически ежедневно работали в этом госпитале сестрами милосердия и делали плановые перевязки.

Однажды раненых предупредили, что их навестит император Всея Руси Николай II и будет одаривать серебряными крестами или ложками, на выбор. Шайхулла, будучи мусульманином, сообщил, что выбирает набор ложек. Николай Александрович появился в палате в сопровождении врача-хирурга и ординарца, который нес корзину с подарками. Шайхулла встретил государя как научили — стоя по стойке «смирно» и, поднеся левую здоровую руку к голове, прокричал приветствие:

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!

— Здравствуй, солдат! Откуда же ты родом? — поинтересовался Николай II.

— Из Уфимской губернии, Ваше Величество, — сообщил Шайхулла.

— Знаю, бывал. Красивые у вас края. Как себя чувствуешь, храбрый воин? — продолжил спрашивать император.

— Спасибо врачам, хорошо. Но очень хочется домой, — не растерялся наш пехотинец.

— Скоро будешь. Поправляйся, солдат, — последовал ответ.

Пока длился разговор, ординарец положил на кровать подарки. После ухода императора Шайхулла стал их рассматривать. В обитой красным бархатом деревянной шкатулке лежали шесть небольших серебряных ложек с царским гербом и вензелями «Н2», то есть Николай II. Когда крышка открывалась, начинал звучать гимн «Боже, царя храни». Кроме шкатулки император подарил большой красочный альбом «300 лет Российской Империи» и холщовый мешочек с конфетами и пряниками.

Император Шайхулле понравился: статный, подтянутый, в военной форме с погонами полковника, сапоги начищены до блеска. На груди несколько медалей или орденов, Шайхулла в них не особо разбирался. В общем, выглядел государь, как подобает настоящему боевому офицеру. После визита царственной особы раненым подали праздничный обед. А тем, кому разрешили врачи, и по сто граммов налили.

Что знают двое, узнает всё село

Рука быстро заживала. К сожалению, несмотря на весь профессионализм врачей, кости срослись неровно. Впоследствии к Шайхулле пристало прозвище «какрекул», то есть криворукий в переводе с башкирского языка.

Вернувшись домой в родное Устюмово, Марданов обзавелся домом, семьей и стал работать, как и все односельчане, на земле. О встрече с императором особо не распространялся, поведал эту историю лишь в узком кругу друзей. Естественно, те тоже рассказали только своим близким знакомым. В итоге через некоторое время уже вся деревня знала, что дома у Шайхуллы Марданова хранятся царские подарки. Да он их и не прятал. Желающим охотно показывал альбом, разрешал открыть шкатулку с ложками, чтобы послушать гимн.

Правда, среди любопытных оказались и злопыхатели, обвинившие Шайхуллу в сохранении памяти о царском режиме. Особенно громко они стали заявлять об этом (а значит, и о своей бдительности) в 1937 году, когда арестовали сразу нескольких деревенских жителей под надуманным предлогом.

И, чтобы избежать надвигающейся беды, Марданов решил избавиться от царских подарков. Взял шкатулку с альбомом и с крутого берега забросил их подальше в реку Сюнь. Потом долго сидел на берегу и переживал. Разумеется, вездесущие односельчане увидели все это и быстренько разнесли новость по селу.

Во время Великой Отечественной войны Шайхулла Марданов, несмотря на увечную руку, тоже пошел на фронт. Только на трудовой. Потом колхозники избрали его своим председателем, и до конца войны он руководил родным колхозом. После войны председателем избрали вернувшегося домой молодого боевого офицера, а Марданов занялся домашними делами, которых к тому времени накопилось немало.

Частенько вспоминал о царских подарках, рассказывал о них во время посиделок с односельчанами. А когда доходил до самого драматичного момента — утопления сокровищ в реке Сюнь, слушатели охали и хватались за голову. Все эти рассказы слушал и запоминал его младший сын Зиннур, постоянно крутившийся рядом с отцом.

В поисках, сокровищ

В начале шестидесятых, уже будучи студентом, Зиннур загорелся идеей найти выброшенные отцом сокровища. Для чего привлек к поискам своего друга и земляка Марата Шарипова. Три года подряд они проводили летние каникулы на берегу реки Сюнь. Сначала искали в указанном отцом месте на ощупь. Ныряли вниз по течению и выше, обшаривая дно руками. Конечно, безрезультатно. Однако друзья не сдавались и на следующее лето раздобыли металлоискатель. Поиски стали более предметными. Чего только они не доставали со дна реки: старый чайник, кумган, обод от колеса телеги, портсигар, несколько ножей, гильзы от охотничьих патронов и даже боевой наган без бойка. Друзья тщательно прощупывали дно реки, но того, что искали, так и не было. Вся деревня внимательно следила за искателями сокровищ и бурно обсуждала итоги каждого дня.

Однажды вечером Зиннур решил еще раз прощупать дно под огромным деревом, наполовину утонувшим в реке. Оно лежало совсем рядом с указанным отцом местом, а с его ствола прыгали в воду деревенские ребятишки.

— Есть! — вдруг раздался над рекой торжествующий возглас Зиннура. Марат бросился к нему. Вдвоем они вытащили из-под коряги обросший скользкими растениями предмет. Выбравшись на берег, друзья отмыли находку и поняли, что это та самая шкатулка, которую выбросил отец. Она была открыта и, к сожалению, пуста. Ложки давно и далеко унесло течением.

Близилось завершение учебы, и, как было принято в советское время, друзья получили распределение на работу. У них началась трудовая биография. Поиски ложек вспоминались как веселое приключение. После смерти отца в 1984 году Зиннур Марданов в кругу коллег и друзей продолжил пересказывать эту занятную семейную историю. Ее слышали и многие иностранные гости, с которыми встречался Зиннур Шайхуллинович в годы своей работы представителем МИД России в Республике Башкортостан.

Найденную шкатулку предложили было местному музею, но ее не приняли. Слишком уж потрепанный вид у нее был. Снаружи бархатная обивка полностью сошла, а внутри висела небольшими клочками. От музыкального устройства не осталось и следа. Без ложек она не представляла никакой ценности и хранилась в семье как память об отце.