Джордано Бруно из «Дома под берестой»

В первых же строках поспешу разъяснить читателю то, что зашифровано в заголовке. «Дом под берестой» — так, по одной из легенд, в XVIII веке называлось нынешнее село Тузлукуш  Белебеевского района. Рассказывают, что первый поселенец сложил себе дом и покрыл его берестой. Берез тут много. Отсюда и пошло: туз с башкирского — береста, куыш — шалаш. Почему в данной публикации вспомнился итальянский ученый, философ и монах Джордано Бруно, сожженный на костре за утверждение, что Земля крутится вокруг Солнца? Потому что его судьбу повторил славный уроженец села Тузлукуш Гимад Зигангирович Ягудин — как за принципиальные решения государственного масштаба, так и за отстаивание личных позиций.

Пуля за электрификацию мечети

Сын бедного крестьянина благодаря талантам и неустанному самообразованию дорос до председателя Совнархоза Башкирии, ускорил на несколько лет добычу башкирской нефти и был расстрелян в 1938 году. Вина Ягудина, если судить по доносу, была в следующем. Он по своей неуемной творческой натуре нашел возможность построить из нехитрых материалов небольшую электростанцию на речке Усень, опоясывающей село, и провел — вдумайтесь только — в 1934 (!) году свет в дома земляков. Вспомним на минуточку краткий курс истории Отечества: сколько в ту пору в Башкирии было электрифицированных деревень? По пальцам пересчитать. Во всяком случае, массово электричество пришло в села лишь в 50-е годы, а в некоторые, как рассказывают ветераны, аж в 70-е. Так вот тогда в глазах сельчан Ягудин совершил подвиг, но и допустил «морально-политическую» оплошность, протянув заодно провода в мечеть. В молитвенном доме загорелась «лампочка Ильича». Спустя какое-то время «доброжелатели» написали донос. Последовали арест, несколько месяцев допросов с пытками и расстрел. Могилы Ягудина как таковой нет: человек, самозабвенно служивший Родине, был стерт в лагерную пыль.

Сегодня в центре Тузлукуша возвышается памятник Гимаду Ягудину — сыну своего народа, крупнейшему общественному и хозяйственному руководителю Башкирии, публицисту и поэту. Одна из его заслуг, на которой хочется сделать акцент, имеет поистине общесоюзное экономическое и оборонное значение — он ускорил разведку и добычу башкирской нефти.

Вместе с тем один вопрос многие годы донимает тузлукушевцев, белебеевцев и историков: почему память о человеке такого масштаба не увековечена по достоинству? Нет ни одной мемориальной доски в столице, его имя не занесено в Башкирскую энциклопедию, а в «Башнефти» омолодившийся менеджмент и знать не знает о вкладе Ягудина в ускорение разведки Ишимбайского месторождения. На все эти «почему» не раз затевал разговор с журналистами «РБ» давний наш автор, историк башкирской нефти, кандидат экономических наук, в прошлом заместитель генерального директора «Башнефти» Энгель Зайнетдинов. И вот мы в Тузлукуше, где представителя газеты и историка, как последнюю надежду, ждал актив района и села.

Свет далёкой, уже погасшей звезды

Тузлукуш, или «Дом под берестой», с высоты, особенно в солнечную погоду, выглядит, как райский уголок. В этом мы убеждаемся, когда дорога выходит на макушку холма, а в низине открывается панорама села: петляющая речка Усень, повторяющая ее линию главная улица, лента асфальта, а напротив опять холмы. Так и хочется спросить: а где горнолыжная трасса с канаткой, как на Домбае, с экзотическим рестораном наверху? Но пробыв в селе час-другой, познакомившись с жителями, испытываешь двойственное чувство: уголок-то райский, а жизнь в нем увядает. Школа закрылась в 2010 году, клуб — в 2021-м, библиотека… Нет, библиотека еще есть, но на замке, так как не могут найти работника, владеющего компьютером для ведения учета в цифровом формате. Хотя книжный фонд большой, много, говорят, интересных изданий. И есть желающие среди пенсионеров пойти туда поработать, но книги оказались заложниками «цифры». Мне, приезжему, плохо знакомому с легендарной личностью Ягудина, стало стыдно перед его памятью за обреченность села, как, впрочем, и за тысячи других российских деревень со славной историей. А ведь Гимад Зигангирович сумел почти 90 лет назад зажечь здесь «лампочку Ильича» вопреки трудностям и нищете. Тузлукуш стал развиваться и расцвел. Но когда-то что-то пошло не так. Не стало личностей, подобных наркому?

Случайно так совпало, что в день нашего приезда сюда прибыла группа реставраторов для ремонта памятника Ягудину. За четверть века — его установили в честь 100-летия знаменитого сельчанина в 1998 году — отвалились мраморные плиты постамента. Бронзовый нарком смотрит с четырехметровой высоты на противоположную сторону улицы, где и поныне стоит его скромный обветшавший дом. Рассказывают, в последние годы пятистенок выкупила за копейки пришлая семья, не отличающаяся любовью к труду и порядку. Вскоре она уехала, сегодня строение ничейное.

Но вот почти загадка: оставшиеся тузлукушевцы, в основном немолодые, верят в то, что село с такой историей и природными достоинствами не должно умереть. И делают все, чтобы этого не произошло. Эту веру и оптимизм генерирует великий земляк, который родился в «Доме под берестой» 125 лет назад. Пример Ягудина заражает и заряжает, отсюда и вера в чудо.

Он был рядом, когда ударил фонтан нефти

— В своем личном деле Ягудин пишет, что родился в семье хлебопашца, сословное происхождение — батрак. Знает языки русский, башкирский, чувашский, — рассказывает в формате импровизированной лекции собравшимся в сельсовете сельчанам Энгель Зайнетдинов. — До революции 1917 года, еще мальчиком, трудился истопником у богачей. Ночами при керосиновой лампе учился читать и писать. Гимад был единственным в селе, кто владел русским. Когда приходили письма или официальные бумаги из кантона, все шли к сыну Зигангира. С апреля 1918 года он активный участник Гражданской войны в уезде в составе отдельной башкирской стрелковой бригады, которая в сентябре 1919-го перебрасывается в Петроград. Там Гимад как рядовой стрелок и одновременно политработник участвует в боях против генерала Юденича. В сентябре 1920-го вступает в партию большевиков.

После возвращения на родину Ягудин занимает ответственные должности в Белебеевском кантоне: руководитель Чукадытамакского волостного исполкома, заведующий кантонным землеуправлением, зампредседателя исполкома, председатель кантонного исполкома. Башкирский обком ВКП(б) неоднократно предлагает Ягудину как энергичному и перспективному специалисту работу в Уфе, однако кантон не дает согласие. Однако в 1929 году обком все-таки настоял на своем и назначил Гимада председателем Башцентрсовнархоза. На этом посту проявился его талант организатора промышленности. Предложения Гимада Зигангировича находят отражение в правительственных документах. Так, Башсовнархоз переработал пятилетний план развития промышленности, где постановил с весны 1930 года развернуть на территории республики геологическую разведку полезных ископаемых, в особенности обеспечить глубокое бурение на нефть в Ишимбайском районе и по реке Юрюзань в Месягутовском кантоне. Это решение было подкреплено постановлением Совнаркома СССР. Вскоре были пущены Центральная электростанция около д. Черниковка, спичечная фабрика в Уфе, Черниковский лесопильный завод. Затем Ягудина назначают зампредседателя комитета по содействию строительству моторного и котлотурбинного заводов в Уфе.

16 мая 1932 года, когда ударил фонтан нефти из 702-й скважины в Ишимбаево, он находился рядом. Его записка с места события берется за основу постановления СНК БАССР о помощи нефтяникам. В 1934 году исполняет обязанности представителя Башкирии при ВЦИК в Москве. Там он эффективно отстаивает интересы республики, ее экономики и социальной сферы.

Несмотря на огромную занятость и отсутствие специального образования, Ягудин написал шесть книг по актуальным вопросам промышленности региона: «Башкирская промышленность и ее будущее», «Борьба за башкирскую нефть», «Неотложные задачи по выполнению промплана», «Завершающий год пятилетки», «Индустриализация Башкортостана», «Решающий год пятилетки». Находил время и для писательской работы. В 1932 году издается книга «Кровавые дни» на башкирском языке. Рассказы его посвящены родному краю и людям — тем, с кем рос, общался. Эти рассказы редактировал Даут Юлтый.

Наступил роковой 1937 год. Вместо того, чтобы радоваться успехам республики и страны, начинается расправа над людьми, много сделавшими для их развития. В черный список попадает и Ягудин. На бюро обкома партии 13 июня 1937 года его обвинили в антисоветской деятельности, в вину поставили даже хранение дома Корана и, о чем уже было сказано, проведение электричества в Тузлукушевскую мечеть. Приговор привели в исполнение 10 июля 1938 года. Семье же сообщили, что он приговорен к 10-летнему заключению без права переписки. Жена Кафия Ямалеевна и дети верили в то, что он жив. Лишь 26 июля 1957 года Верховный суд отменил сфабрикованное дело, Ягудина реабилитировали, по заявлению жены восстановили в партии.

Жена наркома тоже была осуждена и лишена свободы на пять лет, срок она отсидела в лагере для жен «врагов народа». Сыновей, 13-летнего Шамиля и 10-летнего Рида, отправили в детский дом в Актюбинск, пятилетнюю дочь Эру взяли бабушка и дедушка в Тузлукуш. Шамиль успел повоевать на фронте, получил три ранения, был награжден боевыми орденами и медалями. Рид отслужил в армии, работал машинистом на ТЭЦ в Кумертау, награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», знаком «Шахтерской славы 3-й степени», избирался депутатом горсовета, членом ЦК профсоюза угольной промышленности СССР. Эра окончила пединститут, работала в Кандрах, она заслуженный учитель школы БАССР. Десять лет возглавляла отдел народного образования Белебея. Выйдя на пенсию, стала писать автобиографические повести. В одной из них есть глава «Моя семья и башкирская нефть».

— Почему память о Гимаде Зигангировиче нашла менее чем скромное отражение в истории республики? — задумывается Энгель Ахметович и, сделав паузу, отвечает: — При жизни он не гнался за славой, считал, что лучшая оценка человека — его труд. И воспитал это качество в детях. Когда уже после реабилитации Ягудина его жене предложили квартиру в Уфе, она отказалась от нее со словами: «Ягудины не попрошайки, подачек не принимают, сами заработаем квартиру». Гордая женщина. Поэтому никто из родни не обивал пороги кабинетов с намеками об увековечении памяти наркома. Этот пробел необходимо восполнить сейчас. Для полноты истории. Чтобы было на кого равняться потомкам.