Абзелиловская, Альшеевская, Аургазинская, Белокатайская, Бирская — и так далее, вплоть до буквы «я». Это улицы Уфы, скопированные с названий муниципалитетов республики. Таким образом был подчеркнут столичный статус Уфы, ее как бы родительские права на «усыновленные» в разные эпохи уездные города и села. Им отвели в основном окраины, что предопределило сиротское положение по отношению к мажорным — центральным.
Взять хотя бы предстоящее событие — 450-летие столицы. Давно утвержден перечень объектов, которые предстоит построить к юбилею.
Названы здания, скверы, дороги, подлежащие реконструкции или капремонту. Но вот что обидно: все они или почти все находятся в центре, большей частью в историческом, и на красных линиях. Окраины туда не попали. Газета «РБ» решила немного сгладить такую несправедливость и посвятить забытым «непроспектам», «небульварам» серию репортажей. Как живут у 450-летнего родителя приемные улицы, неприступные для автомобилей скорой помощи, пожарных и для случайных граждан из-за крутых оврагов и собачьей вольницы?
Пожалуй, самая экзотическая — по названию и географии — окраина простирается по складкам Собачьей горы. Так народ называет крутой и высокий берег Белой в створе затонских мостов. Когда едешь по мосту в город, от панорамного вида Собачки захватывает дух. Даже у старожилов. Гора усыпана частными домиками, баньками, сарайчиками, которые будто бы сложены друг на друга, отчего Собачка создает иллюзию египетской пирамиды. Где-то здесь спрятана улица Стерлитамакская, с которой репортеры решили начать знакомство со столичной окраиной.
На редакционном автомобиле дважды пытаемся осилить подъем к дому № 11 по Стерлитамакской, где живет председатель уличного комитета Светлана Ивановна Яблочкина. Без нее экскурсия не состоится — чужакам здесь никто не откроет калитку и разговаривать не станет. Вначале пробуем подняться с улицы Речной, затем, объехав три квартала, с улицы Крупской. Кстати, начало Крупской в центре и ее странным образом затерявшееся окончание на Собачке напоминают связь времен XIX и XXI веков. Живую связь! Обе наши попытки взять гору на авто проваливаются: колеса с визгом крутятся вперед, машина скользит назад. А как же местные? Привыкли.
Оставляют свои авто где попало, на свободных пятачках вдали от дома: здесь все свои, присматривают. Есть другой вариант, который выбрал Артем Чернышков, дом которого ближе к макушке горы. Он приобрел внедорожник. Артем — администратор одной из пиццерий, в семье двое детей, их надо каждое утро возить в город, ибо на Собачке детсадов нет, как нет ни школы, ни магазинов. С одной стороны, неудобно, с другой — привыкли. И даже обнаружили в этом плюсы: живешь вроде как не в городе, но и не в деревне. Тишина, посторонние не шляются, пиво по углам не пьют, хулиганов нет. О минусах предпочитают не говорить — зачем огорчаться лишний раз? В этом есть своя философия уфимцев с окраины. К ней мы еще вернемся.
— Еще в 1979 году говорили, что мы все подлежим сносу из-за строящихся моста и будущей транспортной развязки в сторону Нижегородки, — вспоминает Артем разговор родителей. — Но не случилось. Развязку не построили.
«Подлежите сносу» — эти слова им повторяют как мантру каждое десятилетие, они вселяют надежду.
— Конечно, когда-нибудь такое может случиться, — задумывается начальник отдела ЖКХ Советского района Шамиль Гильметдинов, он также заинтересованная в обновлении жилфонда сторона, и уточняет: — При условии, если найдется инвестор-застройщик. Окраины находятся в зоне так называемой перспективной застройки.
К жизни на Собачьей горе, считает Гильметдинов, надо относиться как к особому бытовому укладу: не город, не деревня. И признается, что со своей семьей тоже живет почти на такой же окраине Ленинского района, в частном доме, разгребает лопатой сугробы, когда надо, ремонтирует свое небольшое хозяйство, зато наслаждается тишиной двора. Жить на земле, в своем доме разве плохо? Мечта большинства россиян. Последние опросы показали, что 73 процента населения страны желает жить в своем доме, на земле. И дело тут не просто в привычке или генетической памяти, унаследованной от предков. Во многих странах люди отдают предпочтение такому укладу жизни.
К Светлане Яблочкиной отправляемся в гору пешим ходом. Подъем тяжелый, требует физподготовки и ловкости. Может быть, поэтому мэр Уфы потребовал от всех чиновников сдать нормы ГТО, чтобы чаще ходили в народ? Размышляем о том, что после сноса домов и сараев здесь неплохо будет разместить горнолыжную трассу, как на Роза-хуторе в Сочи. Все-таки уклон на Собачке, как пишут справочники, нехилый — 45 градусов. В книге «Улицы нашего города», изданной в 2011 году, есть такая историческая справка: до середины XIX века на этом месте шумел лес, а Стерлитамакская, одна из первых улиц в слободе, значится на плане города 1898 года. Улочка 300-метровая, начало берет от Сафроновского проезда и переходит в Бирский переулок. На Собачке все дома построены по индивидуальным проектам, точнее — как подсказала фантазия хозяев, и в этом окраины Уфы могут конкурировать с испанской Барселоной, где, как известно, нет повторяющихся зданий.
И тут нас посетила шальная мысль: что, если историки когда-нибудь заявят о предстоящем юбилее этой окраины? Тогда, возможно, к ней устремятся взоры и внимание высших чиновников, и они примут меры по решению всех проблем на склоне, заселенном тысячами уфимцев.
Наконец у перекрестка Крупской и Стерлитамакской откуда-то снизу, словно из-под земли, к нам является женщина. Улыбается, будто старым знакомым, — Светлана Яблочкина. Председатель уличного комитета ждала прессу. Но что-то не сходится с тем, как охарактеризовал ее начальник отдела ЖКХ Шамиль Гильметдинов: мама пятерых детей, лет десять как на пенсии. Прежде работала на заводе гибких валов, потом — продавщицей.
— Светлана, — обращаюсь к голубоглазой улыбающейся женщине, не называя ее по отчеству, — вы не похожи на многодетную пенсионерку.
— А никто и не верит! — задорно смеется она и охотно рассказывает: — У меня даже есть медаль «Материнская слава». Да я и сама порой не верю, что родила пятерых. Вначале сплошняком шли мальчики: Владислав — вон он, чистит крышу от снега, затем Вадим, Руслан. Хотелось девочку. Так четвертой появилась Руфина. Потом думаю: почему бы не родить пятого ребенка, чтобы на пенсию пораньше выйти? И какие-никакие льготы государство даст. Так появилась Ангелина, ей сейчас 24, работает в налоговой инспекции, живет отдельно, в центре. Со мной остались старшие, Владислав — строитель, Вадим электриком работает. Ушла на пенсию в 50, чтобы смотреть за внучкой. Все дети образованные, трудятся по специальности.
Семья Яблочкиных похожа на большинство других, живущих на Стерлитамакской и соседних улицах: особого богатства не нажили, постоянно в труде и бытовых заботах.
Люди рабоче-крестьянского замеса, без болезненных амбиций и тщеславия — фундамент любого государства. Миф о том, что среди жителей горы в основном люди пьющие, без чувства ответственности перед детьми, перед будущим, ни в чем не находит подтверждения. Папа Светланы трудился такелажником на заводе РТИ, мама — на главпочтамте начальником смены, подписывала членов семьи на многие газеты и журналы. Муж — автомеханик, ушел из жизни рано из-за болезни. Дом небольшой — 53 «квадрата». Когда родители были молодыми, из других городов и сел наезжали родственники, друзья. Останавливаясь у Яблочкиных на ночевку, умещались по 10 — 12 человек на полу, дети с комфортом спали на русской печи. Кстати, Светлана родилась в интернациональной семье: папа русский, мама татарка, их родственники дружили между собой. У детей тоже полный интернационал. Например, Руфина замужем за таджиком. «Зять очень хороший, добрый и работящий», — не нарадуется теща.
В снегопад каждая семья свой двор чистит сама. Перед домом тоже. С улицей приходится помучиться: вызывают трактор, либо инициативная группа обращается к властям. Хуже весной, когда ручьи превращаются в грязные потоки. Тут выход один — надо терпеть.
— А туалеты? — вспоминаю о городских прелестях. — Ведь канализации на горе нет.
— Нет, — соглашается Светлана Яблочкина. — В каждом доме проблему решают хозяева: пристраивают теплый туалет или кабинку на улице. Ямы приходится чистить нечасто — в среднем раз в год. Тут же карсты, сбросы, и воды быстро уходят в грунт.
Опять-таки загадка: куда утекают бытовые стоки? По идее, они должны впадать в Белую и в природные родники, коих ниже горы немало. Сколько же тысяч выгребных ям в Уфе? Вспоминаю слова начальника отдела УЖХ о «территориях перспективной застройки». Их вокруг полуостровной Уфы много — над Белой, над Уфимкой, над Сутолокой. Тут без оценки геологов ничего определенного не скажешь: где можно строить, сколько этажей, или вообще не строить.
По признанию Яблочкиной, те, кто здесь не смог прижиться, давно уехали. Дома выставляют на продажу. Цены немаленькие, потому что считается, что земля тут дорогая. Светлана же видит у Собачьей горы, или хочет видеть, много плюсов.
— Тут в детстве на санках катались. А посмотришь за Белую — такая панорама до Затона открывается! — показывает она на запад, за мосты. — А какие здесь закаты красивые!
Ну как тут не вспомнить роман японского писателя Кобо Абэ «Женщина в песках». Главный герой, коллекционер редких насекомых, европеец, по стечению обстоятельств оказывается в поселении, жители которого обитают в подземных домах-кельях, вырытых в песках. Европейца определяют к одинокой женщине. Она вынуждена постоянно выгребать песок, который непрерывно осыпается. Люди, поселившие коллекционера в дом, убирают лестницу, и тот оказывается в западне.
Проходят дни. Он видит, как неустанно борется за выживание женщина, и начинает понимать, что песочная яма ничем, в принципе, не отличается от его повседневного существования в городе. Он так же работает без пользы и радости, так же проводит время с женщинами. Яма имеет даже некоторые преимущества: здесь цель — выживание, а не приобретение шмотья и прочие «тюнинги» существования. Он здесь менее зависим — аскетический образ жизни дает значительную свободу. Герой романа начинает уважать эту одинокую женщину, уважение перерастает в любовь. И когда в яму опускается лестница, уходить европеец не хочет. Песок, как мы знаем, символ времени.
Наша гора — перевернутая яма. Из жизни ни при каких обстоятельствах не уходит смысл.
На обратном пути нам встретился уставший парнишка Павел с ранцем за спиной. Он возвращался из школы № 95, что на улице Ленина. Каждый день Паша проделывает неблизкий путь за знаниями. Он когда-нибудь уедет из родительского дома, но Собачка для него, хочу надеяться, останется лучшим местом в мире.
Все уфимцы когда-нибудь да слышали про Собачью гору, Собачку, хотя далеко не все знают, где она находится. В прежней «низкорослой» Уфе холм этот, нависающий над железной дорогой и нефтебаками братьев Нобелей, что у нынешних мостов в Затон, виден едва ли не со всех точек города. Да и сегодня еще осталось немало мест, откуда можно полюбоваться неслабой достопримечательностью. «Полюбоваться, — возмутится кто-то. — Да ведь там собак изводили, потому гору так и назвали». Попробуем разобраться…
Весь антураж горы вроде бы недвусмысленно намекает на справедливость этой некрасивой версии. Если мы углубимся, например, в изучение отпечатанной в 1911 году огромной карты Уфы, то у подножия холма обнаружим отметки: «бойня», «свалка навоза», «скотское кладбище». Сразу вспоминается роман Стивена Кинга с похожим названием и фильм ужасов. Вот уже и интернет заполнили уверенные заявления о том, что гора получила свое название от свозимых сюда убитых бродячих собак. Я не отвергаю эту версию, я всего лишь сомневаюсь. Однако сколько же их было, этих несчастных собак, чтобы настолько отложиться в памяти народной? Сотни? Тысячи? Со всей губернии, что ли, свозили? Самое простое объяснение происхождения названия вовсе необязательно становится самым правильным.
Бойня — это, ясное дело, не про собак, да и мыловаренные заведения, как заметят знатоки вопроса, прежде находились совсем в другой стороне, у мусульманского кладбища. А здесь в начале прошлого века имелась всего лишь улочка с чудным названием — Кишечные Заведения. Владельцами земельных участков на этой вряд ли уютной улице вблизи городских скотобоен были хозяева салотопенных заводов, кишечных заведений и мыловаренного завода (оказывается, здесь тоже мыло варили) — Николай Гордеев, Василий Калинин, Захар Климов, Иван Подлипаев и Григорий Хазин. Здесь необходимо следующее пояснение: кишечные заведения представляли собой большие избы, в которых производилась чистка, а затем и соление кишок: синтетических оболочек для сосисок и колбас тогда еще не было, вот и шли на это дело соленые кишки.
Чтобы обосновать свои сомнения насчет происхождения названия горы, замечу, что мест с названием Собачья гора в нашей стране не так уж и мало. Причем едва ли не все они на Урале и в Сибири (есть, правда, своя Собачка и в американском штате Вашингтон, но сейчас она нам мало интересна). Неужели везде были салотопни? А может, все-таки уместна другая версия? К примеру, о тюркском происхождении названия. В словаре топонимов Башкортостана я похожих слов не нашел, но вот сибирский краевед Виталий Сильченко считает, что «саба-чай» (вот вам и «собачий»!) в переводе с казахского — вид с горы на реку, где она делает петлю: саба — большой бурдюк. Однако Белая у Собачки течет вполне себе без поворотов. Зато отсюда хорошо виден Козарез и старое русло реки — затон, который с горы очень даже похож по виду на ту самую сабу. Весной 1854-го Белая пошла на прорыв, в результате образовалось новое русло — прорва, и «бурдюк» остался в прошлом. Так что, как видите, есть шанс вписаться и в тюркскую версию.
Но вернемся к «простому» объяснению происхождения топонима. В 1899 году, как пишет краевед Янина Свице, на заседании Уфимской городской думы обсуждалось ходатайство правления Уфимского отдела Российского общества покровительства животным (контролировавшего ловлю и умерщвление бродячих животных) «об отводе места при скотском кладбище под устройство земляной салотопни для вытапливания сала от убитых бродячих собак». Обществу разрешено было «устроить земляную салотопню в овраге, по левую сторону дороги на городские скотобойни, причем салотопня должна быть устроена таким образом, чтобы не распространялся запах и не портился лес, растущий в овраге». Проблема с бродячими собаками, похоже, вечна. Когда в 1905 году в Уфе открылась Пастеровская станция, около 80 процентов ее пациентов составили те, кто пострадал от укусов собак. При этом, судя по полицейским донесениям, большинство этих собак вовсе не были бродячими, а лишь «лишенными хозяйского надзора». Как пишет историк Ольга Полянина, животные, не имевшие специального знака, признавались бесхозяйными и подлежали отлову.
Если в течение трех дней хозяева их не выкупали, они усыплялись. Бизнес, однако. В старых газетах можно встретить сообщения о том, как вполне домашних собачек буквально выдергивали из-под ног хозяев, точнее, хозяек — от мужчин за такое можно было и схлопотать. И требовали выкуп! В 1904 году «Уфимские губернские ведомости» писали о резком неприятии общественностью факта травления в Стерлитамаке бродячих собак стрихнином…
В XIX веке у подножия горы появилась Софроновская пристань, названная так по фамилии белебеевского купца Федора Софронова (сейчас прижилось название Сафроновская — ред.). Вокруг образовалась новая уфимская слобода с тем же названием. А вот улицы в ней почему-то получили «уездные» названия (в честь уездов Уфимской губернии) — Мензелинская, Златоустовская, Бирская, Стерлитамакская. Была и есть сегодня Речная и уже упомянутая Кишечные Заведения. Интересно, что традиция таких «кустовых» названий возникла еще в позапрошлом веке с появлением «сибирских» улиц — Сибирской, Тобольской, Амурской, Байкальской, Ленской, Камчатской — и была продолжена уже при советской власти «невской» группой — Невская, Онежская, Кронштадтская, Ладожская. Возможно, в Софроновке появились бы и другие улицы, «привязанные» к уездам Уфимской губернии, но новая власть решила вопрос по-своему и дала новым улицам более современные имена — Куйбышева (ныне Саши Чекалина), Шолохова и Делегатские (их целых три, одна из них прежде и называлась Кишечные Заведения).
Читатель, знакомый с этими местами, может возразить, что в районе слободы никакой горы уже нет, одни горки. Но вспомним, что до той поры, пока не было принято решение о строительстве моста в Затон, склон Собачьей горы спускался до самого железнодорожного переезда в перспективе улицы Кировоградской (кстати, до 1960 года она называлась Башкирской), но бульдозеры, прокладывавшие дорогу к мосту, разрезали холм на две части. Еще лет пятьдесят с небольшим назад на месте закрытого к тому времени скотомогильника работала городская свалка, лишь в начале 70-х здесь стали строить промышленные предприятия. Одной из первых ласточек стала автозаправочная станция, она же первой приняла ответный удар свалки — в ее помещении взорвался выделяющийся из-под земли метан. К счастью, обошлось без особых ужасов, люди отделались испугом.
Анатолий ЧЕЧУХА.