Помню вас, Варвара Львовна

«Однажды экскаваторщики Маячного углеразреза, поднимая грунт, обнаружили в глине огромный бивень неизвестного животного. Рабочие — народ молодой и любознательный — бережно передали находку маркшейдеру, а тот главному маркшейдеру — т. Наумову. Вскоре о находке появилась заметка в местной газете, но там почему-то честь ее открытия приписывалась т. Наумову.

Но не в этом дело!

Палеонтологической находкой заинтересовалась группа геологов Башкирского филиала Академии наук СССР, совершавшая экспедицию по углеразрезу. Они явились к т. Наумову с просьбой передать им бивень для музея. Тот встретил гостей высокомерным взглядом:

— Мы понимаем значение находки, а потому сами и доставим ее в музей.

Геологи клялись сохранить бивень, привезти его в целости и сохранности, предлагали расписку и другие гарантии — Наумов был неумолим.

— Я сам, — изрек, как отрезал, он, и на этом разговор был окончен.

…Прошел год. Бивень в музей не поступил. Женщина-геолог, возглавлявшая экспедицию, вновь явилась в управление Маячного углеразреза. Здесь был уже новый начальник, приветливо встретивший гостью.

— Поезжайте к Наумову, у него, кроме бивня, хранится недавно найденный зуб южного слона.

Это было замечательно! Зуб южного слона. За этой находкой стоило поехать. Но когда она отыскала т. Наумова — ныне главного инженера углеразреза, — тот удивленно вскинул брови:

— Ничего я не брал!

Видя, что геолог продолжает настаивать, Наумов взял тон повыше:

— Мы не обязаны хранить для вас всякие там бивни.

— Но вы же обещали доставить его в музей!

— Мало ли что!

Короче, бивень и зуб не нашлись. Технический секретарь, вмешавшись в разговор, напомнила, что палеонтологические находки давно выброшены уборщицей. Сделано это по указанию начальника углеразреза и главного инженера т. Наумова. На свалке были обнаружены лишь мелкие осколки зуба и бивня южного слона.

…Слон погиб дважды! Причина его первой гибели осталась неизвестной: это свершилось слишком давно — тысячи и тысячи лет назад. Второй раз он погиб для науки недавно, и причина этой гибели ясна. Это равнодушие плюс невежество людей с дипломами инженеров, оказавшихся далекими и чуждыми интересам науки. Я. Веселович.»

И хотя фамилии женщины-геолога, начальника экспедиции, сотрудника Института геологии Башкирского филиала АН СССР не была упомянута, не догадаться, что это Варвара Львовна Яхимович было нельзя.

Мы познакомились летом 1980 года в Институте геологии. Можно долго перечислять регалии и достижения профессора Яхимович. Доктор геолого-минералогических наук, заслуженный деятель науки БАССР, заслуженный геолог РСФСР, почетный академик Академии наук Республики Башкортостан. Основатель лаборатории стратиграфии кайнозоя, ученый-стратиграф международного уровня, специалист по четвертичному периоду в геологической истории Земли (это к вопросу о слонах и мамонтах), лауреат Сталинской премии 1950 года, награждена орденом Трудового Красного Знамени.

Мне за каждой строкой послужного списка видится сама Варвара Львовна, ее добрая улыбка, одухотворенное лицо, слышится оживленный голос. Она при случае рассказывала о себе, но как-то отрывками.

Работа после школы коллектором в геологической партии в Оренбурге — это ее рассказ о первом задании скопировать на кальку геологическую карту. Она так боялась не справиться, что в результате все сделала на отлично.

Затем учеба в Саратовском университете на геологическом факультете. Ночью она дежурила на буровой, утром ехала рабочим поездом к началу занятий и все время слегка опаздывала из-за железнодорожного расписания. Ее даже хотели отчислить и вызвали на ковер. Но когда выяснились все обстоятельства, пошли навстречу и устроили на кафедре университета.

Потом было открытие буроугольных месторождений в Предуралье в конце сороковых годов, за которое Варвара Львовна как старший геочлог треста «Южуралугольразведка» и была удостоена престижной государственной премии. Она говорила, как страшно было промахнуться. Проведешь буровые работы и ничего не обнаружишь — вредительство. Найдешь залежь, а она окажется маломощной — вредительство вдвойне. Она рискнула и доказала перспективность месторождений. Наказывать было поздно. Оставалось наградить.

Когда осенью 1951 года изучались условия залегания горных пород вдоль трассы будущего канала Волга — Урал, одной из великих строек коммунизма, участники экспедиции стали свидетелями испытаний атомной бомбы под Семипалатинском. «Это было похоже не на гриб, — рассказывала Варвара Львовна, — а на какой-то фантастически красивый тюльпан. Он весь переливался и раскрывал лепест-ки». Никто ничего не понял, и когда они обнаружили воронку, мало того что стали описывать геологический разрез в ее стенках, так еще и чаю напились, набрав воды из бьющего там же родничка. Из-за сильнейшего облучения все мужчины, участники экспедиции, погибли в течение ближайших нескольких лет. В живых осталась одна Варвара Львовна.

Докторская диссертация «Кайнозой Башкирского Предуралья» Варвара Львовна с блеском защитила в мае 1959 года в Ленинграде в знаменитом ВСЕГЕИ. Она писала ее, лежа в постели, и страшилась одного — не успеть.

Наш последний разговор, помнится, был летом 1994 года. Варвара Львовна обронила задумчиво: «Наверное, Бог сберег меня, чтобы я могла сказать свое слово в науке».

Недавно мне передали рукопись ее воспоминаний. Первые записи датированы мартом 1994-го, последние обрываются на полуслове в канун ее отъезда в экспедицию, из которой она не вернулась.

Варвара Львовна родилась 17 декабря 1913 года в Варшаве, в семье инженера-путейца Льва Порфирьевича Яхимовича и фельдшерицы-акушерки Веры Степановны, урожденной Сухановой. Первые ее впечатления связаны с городом Курском. Она вспоминает себя сначала младенцем на руках у няни, маленькой девочкой Вавочкой, как звали ее домашние, рассказывает о самых ранних проблесках памяти — горящие свечи у иконы Божией Матери, нарядно украшенная елка с блестящими шариками, о любимых детских сказках в стихах: «Апреличка», «Санки-самокатки», «Повар Архип», «Ученый» («У папы и у мамы знакомый был один. Худой, высокий, хмурый ученый господин»). В качестве подписи стояли две буквы К.Р.

«Я слушала их с замиранием сердца и очень скоро выучивала наизусть. Картинки были великолепные. Этих книг я не видела больше никогда, даже в детских библиотеках. Позднее, когда у меня самой родился сын, я спросила маму, кто написал эти сказки. Мама ответила: «Константин Романов». Стало понятно, почему они исчезли. Эти сказки я особенно любила, а Апреличкой я представляла свою белокурую с локонами сестру Олю».

Потом жизнь на станции Корнево Московско-Киевско-Воронежской железной дороги с ее детскими радостями, огорчениями, ночными страхами перед зверями-духами за окном во главе со страшным Курлы-Мурлы Железным Клювом, тайные вылазки в буфет.

«Обычно мама после обеда давала нам конфеты и говорила: «Одну скушай сейчас, а вторую после полдника». Оленька уносила конфетки в детскую, я тоже. Мне очень хотелось съесть и вторую, но этого я себе не позволяла. Тогда я шла в столовую, пододвигала стул к буфету и лезла в коробку с конфетами. В столовой висел образ Спасителя, и как-то раз, увидев его, я испугалась и чуть не упала со стула. Сначала я растерялась, а потом, протянув руку с конфеткой, я попросила: «Боженька! Я только одну. Очень хочется. Можно? Олечке и маме не говори, а то меня в угол поставят».

Смена белых войск красными, и наоборот, бесконечные бои и перестрелки, первые встречи со смертью, долгий путь в товарном вагоне к Черному морю, болезнь после «лечения», прописанного немецким врачом, разлука и долгожданное свидание с отцом — рассказ наполнен живыми подробностями, переносящими читателя в прошлое. Я еще вернусь к этим запискам.