Основные качества, которыми должен обладать учитель музыки, современным обществом давно определены: музыкальность, эмпатия, артистизм, художественно-педагогическая интуиция, профессиональное мышление.
А вот Алла Федоровна Зуева, заслуженный работник культуры РФ, педагог по классу специального фортепиано в Санкт-Петербургском музыкальном училище имени Н. А. Римского-Корсакова, во главу угла ставит безусловную любовь — любовь к музыке, детям, самой жизни, которая щедро откликается на ее невероятно позитивное отношение к миру.
А где любовь — там все получается.
Это подтверждается громкими успехами ее многочисленных учеников, разъехавшихся по всей России и миру.
«Для музыканта как родитель, так и первый педагог — это момент принципиальной важности, — считает Рустам Шайхутдинов, пианист, кандидат искусствоведения, лауреат республиканских и международных конкурсов пианистов. — Алла Федоровна — это воплощение лучших традиций нашей фортепианной школы».
— Какими стали ваши первые шаги в музыке? Быть может, родители были людьми творческими?
— Дома всегда звучала какая-нибудь музыка: мама пела. Хотя сама была медиком. А папа — строитель. В Уфу мы приехали, когда мне было пять лет, из Нижнеамурской области, из поселка Дуки, он был рядом с Комсомольском-на-Амуре. Там папа работал прорабом в лагере для военнопленных японцев, которые, кстати, как раз и начинали строить БАМ. После смерти Сталина лагерь расформировали, а папу направили в Уфу, в Дему. Там он стал начальником строительно-монтажного поезда № 147, который строил железнодорожный вокзал, дорогу Белорецк — Чишмы. За нее, кстати, папа получил орден Дружбы народов.
Как-то мы пришли в гости к его коллеге, у которого было пианино. Я от него не отходила, все тыкала в клавиши пальчиком. Хозяин и сказал родителям: «В музыкальную школу отведите ребенка!» Это было в сентябре, я уже ходила во второй класс. Директор музыкальной школы нас огорчил: «Вы опоздали, приходите на следующий год».
Но мама попросила меня прослушать.
Меня приняла ставшая впоследствии моим любимым педагогом Басся Рувимовна Доброневская, которая сказала: «Пожалуйста, лучше из моей группы кого-нибудь переведите, а ее возьму». Хотя я была далеко не самой усердной ученицей, больше заводилой.
Басся Рувимовна очень хотела, чтобы у меня все сложилось. После восьмого класса я решила пойти в училище искусств, думала так: «Не поступлю, пойду в девятый класс, что теряю?» Но поступила. А я человек, в общем-то, амбициозный, и мне небезразлично, если я чего-то не знаю. В музыке так и было. Я не знала имен выдающихся пианистов, не имела представления, какие есть конкурсы. Стала наверстывать упущенное: на стипендию покупала пластинки Чайковского, слушала их, конспектировала литературу…
Уходила из дома в шесть-семь часов утра, торопилась на электричку, до девяти успевала позаниматься, и весь день — в училище. А если вечером концерт в филармонии, домой возвращалась в первом часу ночи.
— И тогда решили идти дальше…
— Я получила диплом с отличием, и в этот же год в Уфе открыли институт искусств. Таких, как я, перевели туда сразу.
Принимала нас московская комиссия, потому что уфимский вуз был открыт на базе московской Гнесинки. И все наши педагоги — оттуда.
Завкафедрой тогда был Дмитрий Михайлович Серов из Гнесинки, и каким-то образом меня к нему распределили. Он был большой интеллигент, внук, кстати, художника Серова. Он производил на нас неотразимое впечатление.
Случилось так, что я училась у четырех педагогов и от каждого взяла что-то бесценное: приехавший из Саратова Александр Давыдович Франк создал у нас в Уфе настоящую фортепианную школу. Ему я очень благодарна за то, что он научил меня правильно слышать музыку, показал, как учить классику. Несмотря на свой возраст, он не терпел никакой халтуры.
А Лиана Оганезовна Тихонова-Петросян была первой, кто увидел мою проблему с руками — у пианистов же тоже полно специфических болезней, как и у спортсменов.
Она начала работать со мной на втором курсе с нуля. Но где-то на второй год, когда у нас уже что-то стало получаться, Лиана Оганезовна уехала. Зато приехала самая моя в будущем близкая подруга Фаина Борисовна Айзенберг.
Фаина Борисовна — потрясающая пианистка, исключительно тонко чувствует форму произведения, краски… Она невероятно исполняет Шопена, всего, по-моему, переиграла...
Именно она рекомендовала меня Александру Давыдовичу Франку, под началом которого я и окончила вуз.
При распределении Загир Гарипович Исмагилов, наш ректор, рекомендовал меня завучем специальной музыкальной школы.
— Значит, вы с Загиром Гариповичем знакомы были? Каким он был?
— Он был необыкновенным человеком, как никто другой решительно нацеленным, смотрящим в будущее. Конечно, талантливым композитором. Но то, что он сделал для Башкирии, — бесценно. Да, его побаивались. Перед его кабинетом, когда он вызывал, все волновались.
Нас в первый год всего-то сто человек было в институте, и он практически всех знал. Был очень строгим, но в то же время доброжелательным человеком.
— Так началась ваша педагогическая деятельность?
— Да, и я стала самым молодым завучем. Было сложно: дети в школу приезжали из деревни, мама — доярка, папа — тракторист. Сейчас педагоги жалуются — денег мало платят. Я уж молчу о том, сколько нам платили. А если ты заинтересован в профессии, так еще к своим ученикам ходишь, дополнительно занимаешься.
Детей набирали со всей Башкирии, мы ездили по районам на грузовике. Приезжали в деревню, а там в клубе, естественно, никакого пианино нет. Приводят детей, а проверять их я могла только с голоса и под конец уже говорить не могла, потому что пела все время. Отбирала способных, предлагала приехать на экзамены в Уфу…
Кто-то с радостью соглашался, а кто-то нет: ребенка не отдадим!
Я работала завучем 22 года, и это были замечательные годы: коллектив молодой, мы проводили капустники, отмечали Новый год, 8 Марта, у нас были великолепные концерты педагогов, ездили по России на конкурсы…
— А почему и как вы переехали в Петербург?
— Дети подросли, у меня училась дочь Анна, ныне доцент кафедры специального фортепиано Санкт-Петербургской консерватории, средний сын — скрипач.
Муж моей младшей сестры — бизнесмен — как-то мне говорит: «Хочешь в Петербург переехать? Я тебе помогу».
Все были в шоке: «Куда едешь? У тебя работа здесь!» А в Петербурге я не знала никого, но решилась. Дети продолжили учиться там — для меня это было самым главным.
Что касается меня самой: в петербургскую музыкальную школу срочно понадобился педагог. Встретили меня так: «О, мы знаем, что вы в десятилетке работали. У нас таких взрослых учеников нет, но мы вам дадим лучший класс с двумя роялями!»
Потом я перешла в училище, сначала — на методическую работу. А потом снова набрала детей... Время прошло — ученики мои выросли: девочка, которой было четыре с половиной года, — главный концертмейстер «Санкт-Петербург опера» Мария Чернышева. Еще один ученик — в Мариинке, солист оркестра. Гуля Галимшина — концертирующий преподаватель, живет в Венесуэле. Рустам Шайхутдинов, очень известный пианист — каждый раз из Уфы ко мне с розами приезжает. Бывший мой ученик монах Авель — потрясающе талантливый мальчик, ушел с третьего курса консерватории. Второй год концертирует, у него своя специфическая программа.
— Лет 12 тому назад появилось интервью с юным тогда пианистом Яковом Чучуновым. Он отметил, что очень благодарен вам за бесценные советы.
— Первое, что я сразу говорю ученикам: надо научиться грамотно играть. И удобно — чтобы рука была свободной, естественно двигалась. Вы же видите, что у некоторых исполнителей жилы надуваются, и весь человек зажат — как можно в таком состоянии с душой исполнять ноктюрн Шопена, например? Нужно, чтобы звук пел — так, как меня учили мои великолепные педагоги. Рояль — инструмент клавишный, ударный. Но если по нему барабанить, он точно петь не будет. Пальцы должны быть крепкие! Громче надо — подключаешь спину. Вы видели, как пианисты даже привскакивают: весь вес идет в рояль. И тогда объем звука получается очень большой. А если колотить по роялю, как по барабану, то он только огрызается и не дает звука и объема.
Кончики пальцев должны ощущать клавиатуру, и тогда рояль начинает петь, улавливать твою мысль, понимать, что ты хочешь сказать, а звук будет лететь долго-долго.
Вообще же в педагогической деятельности очень важно любить людей. Просто любить. Всех. Вот тогда наступает гармония в жизни.
— Сейчас много говорят о том, что нынешнее молодое поколение меркантильно, а творчество и деньги — вещи несовместные...
— Это верно. Поэтому когда ко мне приходят ученики со средними данными на консультацию, то я им сразу говорю: «Вы хотите преподавать в музыкальной школе?» — «Нет, я хочу в филармонии играть!» — «Филармония не для вас!»
Это откровенно, это жестко, но все прекрасно знают: Алла Федоровна все объяснит честно. Среди тех, кто все же учится, всякие, конечно, бывают. Но у меня потрясающие дети! Бесконечно заинтересованные, живущие и дышащие музыкой.
В музыку должен идти человек, который безмерно ее любит, другим там делать нечего.
— А какие у вас любимые места в Уфе и в Петербурге?
— В Уфе — центр. Мое любимое место — наш культурный пятачок: оперный театр, мой институт, моя школа. Я там всегда и бываю, когда приезжаю, останавливаюсь в своей родной «Агидели».
Еще с детства — парк Якутова. Рядом с ним живет моя средняя сестра, а нас, маленьких, туда возили из Демы, катали на детской железной дороге вокруг озера…
Петербург я вообще воспринимала как исторический город. Никогда не думала, что жить буду тут. А сейчас люблю по нему просто гулять. Идешь, вроде обычная улица Галерная, но там такие красивые дома! Тут сложно любимое место выбрать.
Я очень много поездила по миру, но хочу вам сказать, что Питер — самый красивый город. Вот, говорят, Прага хороша. Да, хороша. Но старый город можно обойти за пару часов.
Вот Лас-Вегас. Ну, одна улица, на которой все казино, много представлений. Поехать посмотреть интересно, но не жить! Вот они все приезжают к нам и неописуемый восторг испытывают. Потому что идешь по обыкновенной улице и глаз оторвать не можешь от этой красоты. Подруга из Лондона мне так написала: «Алла, твои дети живут в самом красивом городе мира».
Жизнь — это удивительная штука, в ней столько интересного… Сколько ни живешь, а все кажется, что получил только малую долю, хочется узнавать, знакомиться, дарить... Мне очень хочется, чтобы мои дети и мои ученики были востребованы, чтобы им было интересно. Чтобы они понимали, что жизнь — это счастье.