Победа Михаила Засова

Кага принарядилась снегом, который шел с утра. Как невестушка, укуталась в белую тонкую вуаль, кокетливо сверкает радостными искорками свадебного покрова, радует всех своей чистой, первозданной красотой.

Кага очень разная, если смотреть на жилые постройки. Дома в одном ряду по любой из улиц могут радикально отличаться друг от друга: есть вполне крестьянские, с громоздкими и слегка покосившимися сараями, тюками сена на огородах, старыми жердинами в качестве ограждения, а рядом — современные коттеджи, отделанные разноцветным сайдингом, огороженные евроштакетником, за которым не обнаруживаются следы хозяйственной деятельности. Это дачи. Их в селе все больше и больше. Историческая крестьянская Кага постепенно уходит в небытие, уступая место дачному поселку.

Помню, как впечатлила меня самобытность этого села в конце восьмидесятых годов, когда я приехал сюда впервые. Особенно удивили женщины: на вопросы отвечать боялись, некоторые даже шарахались от меня. Тогда они все мне казались старушками, хотя многим было не более тридцати. А какой был чудный говорок у кагинского народа! Неповторимый, певучий, с растягиванием гласных. Он и сегодня остается, этот чудный говорок, но постепенно уходит, растворяется, улетучивается, как вкусный аромат домашнего хлеба. Самобытность Каги едва просвечивается сквозь щели современного сайдинга.

Встретил в Каге работника местной конефермы, он проезжал мимо в плетеной повозке, в которую был запряжен крепкий и статный мерин. Попросил мужичка остановиться. Знакомимся. Оказалось, Сергей отправился в лес искать заблудших кобылок, которые давно не появлялись в селе — ушли на сочную травку и потерялись.

К конеферме подъезжает директор хозяйства Михаил Дмитриевич Засов. Он позвал Сергея, который еще не успел скрыться из вида на своей плетеной повозке. Завязывается разговор.

— Люди вроде бы видели их на Кондратьево, — говорит Сергей директору, имея в виду потерявшихся кобылок.

— Скорее всего, они на Андриановском, — отвечает ему Михаил Дмитриевич. — Там лесощек…

Замечаю, что директор говорит на легком кагинском наречии. А когда начинает разговаривать со мной, тут же переходит на обычный русский! Осторожно указываю ему на это обстоятельство, но он лишь улыбается, мол, само собой получается.

В этот раз у нас есть хороший повод рассказать о замечательном человеке и его хозяйстве: недавно Михаилу Дмитриевичу Засову было присвоено звание заслуженного работника сельского хозяйства Республики Башкортостан.

Он мало похож на крестьянина. Вернее, его облик не совсем согласуется с типичным представлением горожан о таких людях.

На мой взгляд, крестьянин — это уже звание. Хотя если сказать об этом Засову, то он лишь ухмыльнется. Михаил Дмитриевич кажется излишне интеллигентным для представителей крестьянства. Не хочу, конечно, обидеть крестьян: мол, интеллигентность — не их стезя. Но, согласитесь, есть определенные шаблоны восприятия, в плену которых находимся мы все.

Что тут далеко ходить: давайте, например, вспомним, как в нашем сознании ассоциировалось понятие «колхозник». Только честно вспомним. Правильно: с некоей ущербностью. Михаил Дмитриевич подхватывает тему:

— Те, кто говорит, что колхозы были черными дырами советской экономики, или просто ничего не понимают, или… — он прерывается, чтобы не произнести более емкое и точное определение. 

Это больная тема для Засова. Впрочем, как и для всех, кто способен осознавать трагичность исторического слома, который произошел на наших глазах после закрытия (правильнее сказать — уничтожения) колхозной жизни. И самое страшное, что это случилось под общее и гулкое улюлюканье в прессе, где ушлые, ничего не понимающие журналисты возглашали о колхозных черных дырах! Помните? Это происходило в начале девяностых, когда нам вовсю рисовались картинки сельской разрухи: полусгнившие фермы с тесовыми крышами, голодные и вечно тощие буренки и всегда пьяные крестьяне. Славно поглумились!

Другие картинки — с исправно работающими хозяйствами, обширными посевами, масштабными планами, добротными усадьбами, крупными животноводческими комплексами — показывать было не принято. Вернее, скажем так, политически нецелесообразно. Потому что был взят прямой курс на уничтожение колхозного строя. Из крайности в крайность! В итоге мы пришли к тому, над чем, собственно, и глумились: к нищете, разрухе, брошенным на произвол судьбы фермам с черными глазницами выбитых окон и заросшими бурьяном и осинником посевными полями.

Но вернемся к коллективным хозяйствам.

— Без колхозов никогда бы не состоялась индустриализация. Они накормили страну! — уверен Михаил Дмитриевич. 

Слушаю его и вспоминаю о весенней редиске в сетевых магазинах, которую покупаю. Редиска — из Израиля. Абсурд… Маленькая полупустынная страна сумела завалить всю Россию своей продукцией. Да что там Россию — весь мир. А где они производят эту самую редиску? Правильно — в кибуцах, иначе сказать — в колхозах! Евреи свою страну не разрушали, как это позволили сделать мы со своим прошлым отечеством. К тому же еще и шумно аплодировали разрушителям. А еще…

Впрочем, стоп! Лучше остановиться, в конце концов, сегодня тема несколько иная.

Итак, Михаил Дмитриевич приехал на ферму на «Ниве». Вообще, это машина сына, который сейчас на СВО. Директор категорически уходит от подробностей:

— И ложусь, и просыпаюсь с одной только мыслью: как он там?.. Тпр-р! — тут же бросает он в сторону двух коров, которые проникли на территорию фермы. 

Буренки пришлые, они почуяли корма и простодушно пролезли в одну из прорех. А Михаил Дмитриевич всех своих коров знает, так сказать, в лицо. Он закрывает большие увесистые ворота, и мы подходим к загону, где стоит засовское стадо.

Михаил Дмитриевич грустит. Он всегда немного грустный, но сегодня есть дополнительная причина: надо покупать племенного быка. Коровы соскучились по крепкому мужскому началу. Когда-то здесь царствовал бык Ричард, который оставил обильное потомство.

— Пришлось его пустить на колбасу, — протягивает Михаил Дмитриевич и тут же несколько осекается: для городского уха такие фразы звучат не слишком презентабельно. — Старый он стал.

После него был еще один бык, но его задрал медведь. Здесь, в Каге, мало кто удивляется таким событиям: медведям и волкам крестьяне даже дань платят. И попробуй не заплати! Они свое возьмут.

Михаил Дмитриевич подробно рассказывает о племенном животноводстве, но я мало что понимаю в этом: задаю вопросы, которые его явно смешат. Впрочем, человек он интеллигентный, мягкий, с которым всегда как-то особенно радостно общаться.

Михаил Засов сумел сохранить остатки бывшей колхозной жизни. Не ошибусь, если скажу, что он совершил подвиг. Когда-то в Каге действовал колхоз под названием «Победа». Его, как и другие «черные дыры», в свое время решено было уничтожить. Михаил Дмитриевич сумел спасти кое-что. Это «кое-что» теперь — небольшое мясное племенное стадо и конеферма.

О кагинских лошадях мы рассказывали уже много раз. Напомню: эта порода выведена изначально путем стихийной селекции, когда в середине восемнадцатого столетия в нашем крае ушлые купцы стали активно строить железоделательные заводы. В Каге, кстати, изначально заправляли Демидовы.

Сюда для поднятия производства завозили тяжеловозов из средней полосы России. Русские жеребцы с мохнатыми копытами шибко полюбились резвым низкорослым башкирским лошадкам. У животных все проще: они особо не зацикливаются на своей «национальности»… Так был выведен особый вид породы, который теперь принято называть кагинской, или башкирской улучшенной. 

Конечно, это упрощенный подход к истории кагинской лошади. Уверен, что сам Михаил Дмитриевич лишь ухмыльнется, услышав такие выводы. Тем более что впоследствии местная порода выводилась вполне научным способом. Как бы там ни было, кагинская лошадка очень вынослива. Кстати, конеферма не обладает статусом племенного хозяйства. Почему? Все просто: чтобы купить дорогущую лицензию, надо, наверное, продать все стадо. По сути, кагинская конеферма уникальна.

Таких в России больше нет.

Если бы не Засов, то от кагинской породы не осталось бы и следа. И в этом, скажу прямо, победа Михаила Дмитриевича и тех, кто работает под его началом.

Кормов засовское хозяйство заготовило предостаточно. Я почему-то вспоминаю о заблудившихся кобылках в снежном лесу, которых теперь ищут по всем хуторским окраинам. А если их раньше Сергея найдут волки?..

Михаил Дмитриевич тоже думает об этом. В прошлом году волки скушали одного кагинского жеребчика.

— О чем вы мечтаете? — спрашиваю напоследок Михаила Дмитриевича.

— О покое, — отвечает он.

Михаил Засов посвятил работе в сельском хозяйстве ровно пятьдесят лет.

Когда мы уже ехали домой, я подумал: «Не будет вам покоя, Михаил Дмитриевич. Это не про вас…»

На днях директор хозяйства отправится в соседний район покупать племенного быка.

Белорецкий район.