Пряду, вяжу, дарю

Мы сидим с Ольгой в ее большом и теплом доме. Напротив нас две старинные самопрялки.

Рукодельница может рассказывать о них долго.

Тема для нее излюбленная.

— Все самопрялки совершенно индивидуальны, — говорит она. — Они, как скрипки, неповторимы…

Я диву даюсь: впервые слышу, чтобы бабушкину самопрялку сравнивали со скрипкой.

Колыбельная для мужа

Кстати, о бабушках…

Глядя на Ольгу — молодую, красивую, яркую — вернее, знакомясь с ее увлечением, я тут же вспоминаю свою бабушку. Она тоже пряла на самопрялке (это такая штуковина с колесом), надев на нос старенькие очки. Так и вижу ее: сидит она возле окна, ритмично нажимает на педаль самопрялки, колесо крутится, а она своими натруженными, почти мужицкими руками быстро и даже виртуозно перебирает пряжу, которая скручивается в ниточку и наматывается на катушку. Над бабушкиной головой в углу буфета, на отдельной полочке, освобожденной от посуды, стоит старинная икона Николая Угодника, за окном по двору ходят куры, на огороде убрана картошка, кошка Фрида (бабушка всех кошек называла этим именем) сидит на завалинке и вяло следит за несушками. Колесо поскрипывает, и хочется спать.

— Мой муж сразу засыпает, когда я начинаю прясть, — говорит Ольга, словно прочитав мои мысли.

Она очень любит осень.

— За окном слякоть, начинаются первые заморозки, а ты сидишь за прялкой, кошка мурлычет, и так уютно, — говорит она.

Впрочем, хватит лирики, давайте уже знакомиться ближе.

Шали, варежки... купальник

Ольга Курунева и ее муж Александр построили большой просторный дом (правильнее сказать, они его достраивают). Оба они инженеры и работают на Белметкомбинате. У них двое детей: сын Никита живет в Перми, он врач-педиатр. Дочь Екатерина учится в Пермском университете на химическом факультете.

Еще у них две кошки — Муся и Феня.

— Муся, ты куда забралась? — наигранно сердито восклицает Ольга, повернувшись в сторону кухонного гарнитура. Кошка, сообразив, что внимание хозяйки обращено к гостю, под шумок решила обследовать верхнюю полку.

Муся разочарованно спрыгивает на пол и смотрит на меня с немым укором.

Ольга, как вы уже, наверное, поняли, прядет пряжу с помощью старинной самопрялки... Прядет, а потом вяжет различные изделия.

— Я вяжу все, — говорит Ольга. — Носки, варежки, шарфы, шапочки, шали, платки, свитера, платья. Один раз даже купальник связала одной девушке. Конечно, не из шерстяных нитей…

— Когда мы с мужем едем в Магнитку, я успеваю по пути связать один следочек, — продолжает она. — Знаете, это такой укороченный носок? На обратном пути вяжу другой. А если до Перми к детям ехать, то можно и кофту связать.

Любовь по наследству

— Почему обязательно надо использовать бабушкину прялку? — спрашиваю я. — Ведь есть же электрические, современные, компактные.

— Но ведь это все не живое! — отвечает она. — А здесь…

Ольга слегка касается рукой колеса своей прялки, и оно делает полуоборот.

— От нее какое-то таинственное тепло исходит.

Она рассказывает, что любовь к рукоделию у нее появилась от бабушки. Правда, та пряла с помощью простого веретена. Ольга не смогла научиться пользоваться этой штуковиной, зато переняла от бабушки все секреты вязания.

— В четырнадцать лет я самостоятельно связала свое первое плечевое изделие…

— Что значит плечевое?

— То есть плечо. Например, кофта… До этого я вязала варежки и шарфики.

— Сама я прясть не умела, — продолжает Ольга. — Просто покупала шерсть, приносила бабушке, и она пряла на веретене, а я потом вязала.

Рукодельница рассказывает, что научиться прясть самостоятельно ей пришлось уже после смерти бабушки. Муж купил старинную самопрялку. Потом еще одну — поновее. Прясть рукодельница училась по интернету.

— Вы не представляете, сколько, оказывается, есть молодых женщин, которые любят работать на старинных самопрялках! — говорит Ольга. — У меня в подписчиках есть рукодельницы, которые живут в Европе, но прядут только бабушкиным способом.

Колесо, педальки да рогульки

Она рассказывает об устройстве прялки. Все просто: педаль с приводом на колесо и рогулька с катушками, на которые наматывается нить.

— Рогулька — это самая главная деталь самопрялки, — подчеркивает рукодельница. — Но перед тем как прясть, шерсть необходимо вычесать.

Она показывает две старинные чески, похожие на обычные расчески, только вместо зубчиков у них металлические крючки.

— Вычесывание пряжи — очень нудная и монотонная работа, — говорит Ольга. — Одна овца в среднем дает мешок шерсти, и несколько вечеров приходится тщательно вычесывать эту кипу.

Стращивать надо!

Ольга демонстрирует процесс прядения. Колесо крутится, рукодельница пальцами умело формирует нить из куска пряжи. Ниточка весело наматывается на катушку под легкий стук рогульки.

— Вот мы спряли нитку, — рассказывает она, показывая кусочек пряжи в качестве образца. — Но это еще не готовый продукт, а полуфабрикат.

В доказательство она легко рвет только что скрученную нить.

— Вы обратили внимание, в какую сторону крутилось колесо, когда я пряла пряжу? — спрашивает рукодельница.

— По часовой стрелке, вроде…

— Правильно. Теперь оно будет крутиться против часовой. Но перед этим нить с катушек скручивается в клубки…

Я опять вспоминаю, как моя бабушка наматывала большие клубки и клала их в кастрюлю, чтобы они не «убегали», когда она вытягивала нити.

Ольга продолжает рассказ о секретах прядения:

— Рукодельница берет два клубка и стращивает их, как говаривали наши бабушки. То есть с помощью самопрялки она скручивает две нити для крепости.

— А почему колесо должно при этом крутиться в обратную сторону?

— Дело в том, что у нити после первичного скручивания остается большое остаточное напряжение. Это если выражаться производственным металлургическим языком. Поэтому стращивать надо, закручивая нити в обратную сторону. Чтобы снять это напряжение. Тогда готовая нить будет ровной. Понятно?

Я сижу и вновь вспоминаю свою незабвенную бабушку. Она не умела читать и писать… Интересно, знала она что-нибудь об остаточном напряжении?

— Ой, мне вам нечего даже показать, — сокрушается Ольга. — Я все, что связала за последнее время, уже успела раздарить. Я живу сейчас по принципу: пряду, вяжу, дарю.

Поймав мой взгляд с искоркой недоумения, она продолжает:

— Нет, у меня есть пара клиентов, которым я вяжу на заказ, но в основном я предпочитаю дарить. Тем более что шерсть и пряжа стали такими дорогущими, что обычные вязаные носки выходят просто золотыми. Стыдно брать такие большие деньги с людей.

Разбор оренбургской паутинки

Эта женщина удивляет все больше и больше. Она по несколько дней скрупулезно вычесывает шерсть с помощью бабушкиных чесок, потом прядет на старинной прялке, затем вяжет все, что можно связать, — так еще и деньги стесняется брать за это!

Впрочем, одно изделие у нее все же сохранилось. Это палантин, связанный ею в технике оренбургского пухового платка. Она тщательно подчеркивает, что речь идет именно о технике вязания, потому что настоящие оренбургские платки вяжутся из шерсти коз особой тонкорунной породы.

Вообще, оренбургские платки — это любимая ее тема!

Спрашиваю, чем отличается оренбургская техника от, например, вологодской или башкирской?

Она тут же показывает несколько редчайших книг, которые, по ее словам, для нее так же дороги, как и старинная самопрялка.

В одной из книг посередине между страницами вклеен наглядный образец оренбургского вязания — маленький кусочек знаменитого на весь мир платка.

Я трогаю его и… не нахожу ничего особенного. Ольга опять ловит мое разочарование:

— Да, оренбургский платок не такой уж и пуховый… В пряже вместе с шерстяной ниткой присутствует и шелковая. И такие платки удивительно нежные и теплые.

Она расстилает связанный ею палантин на полу и начинает свой мастер-класс:

— У оренбургского платка обязательно есть зубчики по краям… Видите? — она трогает пальцами волнистую грань на своем изделии. — Потом идет кайма, и там могут быть различные узоры. После каймы вяжется решетка, — она показывает на узорчатую и широкую линию вдоль палантина. — Ажурный центр называется «середина».

— Но это еще не все, — говорит Ольга, увлекаясь все больше и больше. — Видите дырочки? Они самые разные… Вот эти называются «горох», — она показывает на обвязанные отверстия ближе к центру. — А эти узоры рукодельницы называют «грохотинки». Ну а это «косорядки». Красивые названия, правда?

Ловлю себя на мысли, что если у меня когда-нибудь появится жена, то она обязательно должна будет уметь вязать. И прясть. И я буду засыпать под мерное поскрипывание старинной прялки. Вот только куда я подевал прялку своей бабушки?

Пряха. Она же автоледи​

Я люблю поворчать, глядя на современную молодежь… Не отказываю себе в этом удовольствии и сейчас. Тем более что повод появился замечательный: на фоне рукодельницы Ольги, бабушкиного скрипучего колеса, рогульки и секретов оренбургских пуховых платков современные девицы с татуировками на всех частях тела начинают казаться представительницами какого-то дикого племени, кочующего вдоль древней Амазонки. Ишь, устроили феминизацию! Лучше настоящий русский борщ научитесь варить. Или вязать, как Ольга. А то выйдешь на улицу, смотришь на проезжающие машины на перекрестке, и в каждой второй за рулем — женщина. Лучше за прялкой сидите, бабоньки!

— Я тоже вожу машину, — скромно говорит мне Ольга.

Возникает неуклюжая пауза. Ольга тут же интеллигентно выправляет ситуацию:

— Для любой женщины умение вязать, шить, вышивать никогда не будет лишним… А феминизм — это, скорее, просто веяние моды.

Она рассказывает мне о своей работе, говорит, что приходится много общаться с разными людьми. Говорит увлеченно, так же, как рассказывала о своем хобби в виде бабушкиной прялки.

Я спрашиваю, чего в ней больше: специалиста по металлургическому и метизному производству или рукодельницы. Проще сказать, она кто — инженер или, извините, пряха?

— Я — жена, — говорит она гордо. И начинает раскладывать уже вычесанные куски шерсти.

Сейчас она сядет за прялку, муж приляжет на диван и не станет включать телевизор. Чтобы ничто не мешало вечернему семейному таинству…

г. Белорецк.