Тайна исчезнувшей киноленты

Его сегодня невозможно представить без вечной шляпы, в которой почти 40 лет назад он снимал в Венеции удивительный фильм-балет — «Венеция. Карнавал. Любовь». 92-летний Марио Ланфранки, живущий сегодня в Парме, — человек, которого в Италии все знают как одного из режиссеров «поколения великих» в итальянском кинематографе, как создателя сотен оперных телепостановок, всевозможных шоу, популярного телеканала RAI2 и одного из отцов индустрии телерекламы в Европе. Именно он снял Рудольфа Нуреева в Венеции в его последней роли в кино в 1981 году.

Это была история о самом романтичном городе мира. Музыку к фильму написал сам Шарль Азнавур. Вместе с Нуреевым в нем снялись итальянская прима-балерина Карла Фраччи и британский актер с русскими корнями Питер Устинов.

Любовь на языке танца

Сюжет ленты загадочен: профессор и студентка переносятся на сотни лет назад и погружаются в настоящий венецианский карнавал. Любовную историю и все происходящее главные герои рассказывают языком танца, современного и классического. Роль профессора, перевоплощающегося в таинственного карнавального персонажа, играет Рудольф Нуреев, уже смертельно больной: по словам участников съемок, он словно сознательно стремился успеть показать в этом образе весь свой талант, сделавший его мегазвездой мирового балета.

Фильм снят на итальянском языке, его премьера состоялась в дни знаменитого Венецианского кинофестиваля в 1982 году, но по каким-то причинам он не вошел в официальную фильмографию Рудольфа Нуреева и на долгие десятилетия был потерян для общественности.

В России он вообще никогда не демонстрировался: в коммунистические времена Нуреев считался предателем Родины, а позже, когда кинопоказы прошли по Европе и США, исчез его оригинал.

Только в марте этого года пленку, на которой запечатлены драгоценные кадры с нашим земляком, удалось обнаружить в государственном киноархиве Cineteca в Милане. Сейчас идет кропотливая работа по переводу его на «цифру», подготовке русских титров и последующей ретропремьеры в России.

Разыскать следы этого почти потерянного для мира фильма и связаться с синьором Ланфранки удалось благодаря директору Института культуры Италии в Москве Ольге Страде и создателям международного проекта «Нуреевские сезоны».

Москва — Уфа — Бельгия

Проект стартовал 17 марта прошлого года, в день 80-летия Рудольфа Нуреева, в Год русского балета, объявленного в России, в Москве. В его программу входят концерты, встречи со зрителями, презентации книг, лекции об искусстве, эксклюзивные фотоэкспозиции, а главное — кинофестиваль, собравший лучшие отечественные и зарубежные ленты, в которых Рудольф Нуреев либо снимался сам, либо свидетели событий его жизни рассказывали о нем.

Большинство из лент российские, за исключением британского фильма ВВС «Rudolf Nureyev: Dance to Freedom» и фильма-балета «Венеция. Карнавал. Любовь».

В рамках Нуреевских сезонов в прошлом году прошли гала-вечер «Рудольф Нуреев. Из прошлого в будущее» в Государственном Кремлевском дворце в Москве, серия открытых кинопоказов в Третьяковской галерее и Московской филармонии. В декабре прошлого года в Российском центре науки и культуры в Париже стартовал первый зарубежный этап Нуреевских сезонов. На нем побывали представители золотого фонда мирового искусства: вице-президент Фонда Рудольфа Нуреева и бывший директор балета Парижской оперы Тьерри Фуке, президент секции танца при ЮНЕСКО Франсуаз де Коянкур, звезда балета Ролан Пети, биограф Нуреева французская журналистка Арман Дольфюс, личный фотограф Нуреева Франсет Левье.

В этом году Нуреевские сезоны продолжились 17 марта в Москве, новыми кинопоказами. В течение года планируется провести их в Уфе, Казани, где он дебютировал как дирижер, и ряде других городов мира.

Мир сумасшедших людей

Что касается фильма о Венеции, завесу тайны над творческим процессом по его созданию приоткрывает книга Роберты Эбнет «Марио Ланфранки: режиссер на все времена». Эксклюзивный перевод ее главы под названием «Венеция. Карнавал. Любовь» (1981 год) мы представляем сегодня. Рассказывает Марио Ланфранки:

— Фильм «Венеция. Карнавал. Любовь» появился так: Джино Казелли, миланский предприниматель и финансист, владелец компаний с девятью тысячами сотрудников, влюбленный в Венецию и пожертвовавший большие деньги на реставрацию моста Риальто, попросил меня как-то написать сценарий для короткого фильма, что-то типа презентации города, который он обожал. Я это сделал, ему понравилось.

Спустя неделю, однако, он позвонил по телефону и сказал: «Не обижайся, но я подумал и решил, что написать этот сценарий должен все же венецианец». Я ответил: «Немного удивлен, но выбор твой понимаю».

В одном римском ресторане, меж тем, Казелли встретил кинорежиссера Тинто Брасса, чистокровного венецианца, которому моя история понравилась. Брасс немедленно вдохновенно начал придумывать и пересказывать Казелли сцену, которой, по его представлениям, должен начинаться фильм: венецианский канал, еле видна маленькая точка. Камера начинает приближать ее все больше и больше, пока, наконец, эта точка не превращается в невероятного размера, крупным планом снятую огромную... крысу! Одну из тех, что нередко видят, плавая по каналам, венецианцы.

Джино Казелли, боготворивший Венецию, при этих словах вскочил с места, немедленно оплатил счет и удалился из ресторана без единого слова. А день спустя снова позвонил мне и попросил увидеться. Рассказал о своей встрече с Брассом и извинился.

«Ты должен сделать мне одолжение, — сказал он. — Сними этот фильм».

«Ну, нет, — ответил я, задетый этой историей. — Ты хотел Тинто Брасса, вот и бери его. Надо было думать раньше, у меня же тоже могут быть принципы, не так ли?».

«Слушай, — спокойно ответил мне на это Казелли. — Я знаю, сколько ты получил за свой последний фильм. Не спрашивай, как я это узнал, но я узнал... хорошая цифра. За десятиминутный фильм я тебе заплачу вдвое больше».

«Когда начинаем?» — была моя незамедлительная реакция. Мои принципы, признаюсь, тут же испарились.

Таким необычным стало рождение фильма. Дальше — больше: начав с 10-минутного сценария и с энтузиазмом продолжив работать, мы расширили сценарий до 20, потом до 30 минут, а кастинг, который в самом начале предусматривал участие только Рудольфа Нуреева, начал постепенно пополняться блистательными именами — Фраччи, Устинов, Азнавур. Я писал сцену за сценой. В итоге задумка превратилась в настоящий полнометражный фильм...

Мои отношения с актерами: прекрасные — с Устиновым и Азнавуром, теплые — с Фраччи, тяжелые и в то же время идеальные — с Нуреевым. Тяжелые — только по одной причине: Нуреев был совершенно недисциплинированным как киноактер. Он часто появлялся на два часа позже назначенного времени съемок, и сотня других участников вынуждена была его ждать. Когда, наконец, он появлялся, я набрасывался на него с ругательствами, к которым он, очевидно, не привык, и так же импульсивно начинал мне отвечать... Доходило до рукоприкладства. Однажды, разозлившись на меня, он рванул на себе костюм и разодрал его в сердцах на мелкие кусочки. К счастью, как всегда бывает в кино, у нас был другой костюм.

Иногда я готов был его убить. Но потом, когда он начинал танцевать, я был совершенно заворожен, просто терял дар речи. Обедать мы шли вместе и, казалось, что лучших друзей, чем мы, не бывает. А на другой день снова ненавидели друг друга до смерти. Я как-то рассказал о наших противоречивых отношениях в большом интервью еженедельнику Gente в достаточно жестких выражениях, а затем пожалел об этом. Это ведь наша история, случившаяся в нашем маленьком мире, мире почти сумасшедших и совсем сумашедших людей искусства.

Фильм получился немного странный, несколько экстравагантный. Главная его особенность в том, что он соединил хореографию и историю, классику и модерн, реальность и фантазию, что и стало его базовой концепцией.

Венеция — город мистический, город вне времени, и было логично, на мой взгляд, что именно в таком месте женщина погружается в сон, оказывается в атмосфере захватывающего перевоплощения на карнавале, неожиданно обнаруживая себя в Венеции 200-летней давности. Салоны музея Ca’ Rezzonica, собравшие драгоценные свидетельства 1700-х годов, единственный раз за всю свою историю были использованы для киносъемок. Музей внес огромный вклад в создание особой атмосферы в фильме. В съемках было занято больше ста человек, все они двигались, прыгали, кружили по салону, зажигали огни и пиротехнику прямо посреди бесценных драгоценных камней и фарфора... Но ничего не разбилось и даже не поцарапалось.

После съемок в музее артисты выходили наружу и танцевали уже современные танцы посреди улиц, мостов, рынков, в том числе на старинном рыбном рынке, прямо посреди настоящей толпы из людей, приехавших на реальный карнавал.
Мой фильм, как сама Венеция, — мистический, хаотичный и сюрреалистический...

Перевод с итальянского Гульчачак ХАННАНОВОЙ.