Ирина Алфёрова: Фильм должен быть похож на акварель

Среди театральных работ Ирины Алферовой в театре «Ленком» есть роль в спектакле по пьесе Алексея Арбузова «Жестокие игры» — Девушка, похожая на ангела. Кто бы спорил! Первая роль четверокурсницы ГИТИСа в эпопее «Хождение по мукам» буквально заставила сердца сильной половины зрителей трепетать при виде русалочьих глаз, пушистых кудрей и точеной фигурки младшей из сестер Булавиных. Правда, в театре «Ленком», куда пригласили выпускницу вуза, оценили внешность, но не раскрыли творческую индивидуальность актрисы.

Хотя, собственно, конфликт между красотой и талантом Алферовой разрешился еще раньше, в годы обучения актерскому мастерству, без которого дочь юристов не мыслила жизни. После первого курса ее чуть было не отчислили за профнепригодность. Руководитель курса Владимир Дудин сказал даже, что она очень хороша собой, и, пока не поздно, ей стоит поискать себя в какой-нибудь другой профессии. Кинематограф вниманием ее не обделял, но вовсю эксплуатировал актрису, поручая роли, в которых надо блистать больше красотой, чем талантом: «Осенние колокола» — царица, «Волшебник Лала» (Венгрия) — Королева-мать, «Герой нашего времени» — Княгиня Лиговская, «Василий Буслаев» — Ксения.

Своей творческой судьбой Алферова всю жизнь доказывала, что она не просто привлекательная женщина, но талантливая актриса. Добавим, и сильная личность, поскольку ей это удалось. Александр Збруев, бывший не раз партнером Алферовой, говорил: «Ире, к счастью, хватило внутренних сил не утонуть в рутине. Она, как та лягушка, упавшая в кувшин с молоком: барахталась, барахталась, взбила масло и выбралась наружу. Набила уйму шишек и синяков, но все это благоприятно отозвалось на ее нынешней творческой потенции. Она очень серьезно выросла. Поверила в себя, в то, что она делает. А поскольку Ира еще и удовольствие получает от этого, ее искренность переходит через рампу в зрительный зал, завораживая публику». Уфимцы смогли убедиться в справедливости его слов, посмотрев спектакль «Самая, самая», в котором дуэт Алферова — Бочкин заставлял чувствительную публику сострадать, радоваться, грустить и сожалеть.

— Ирина Ивановна, ваш дебют в роли Даши в фильме «Хождение по мукам» буквально ошеломил зрителей. Сейчас, когда наше историческое прошлое буквально поставлено с ног на голову, как вы относитесь к этой своей роли?

— В фильме просто два типажа русских женщин: одна совсем молодая, другая в расцвете лет. Думаю, что к перипетиям истории их жизни имеют весьма отдаленное отношение в силу того, что такие женщины всегда были, есть и будут. Василий Ордынский — прекрасный режиссер, с такими звездами, как Юрий Соломин, Михаил Ножкин, Михаил Козаков, было очень комфортно играть. Я пересматривала ленту, когда ее показывали по телевидению, и знаете, она понравилась мне даже больше, чем в год выхода на экраны. Там нет или не видно игры — там живут. Я играла в фильме, когда училась на четвертом курсе ГИТИСа. У меня еще не было никакого практического опыта, профессионализма набиралась на съемочной площадке. Когда после пяти лет съемок я стала играть в театре, то не могла понять, почему в зале не видны мои слезы.

Вообще я не люблю, когда в кино играют. Фильм должен быть похож на акварель, когда малейшая ошибка в наложении краски губит картину. В кино ты должна быть сама собой — ведь актеры такие же люди, и в каждом есть что-то бесценное и неповторимое. Проявить на экране эту уникальность и есть самое главное.

Так что отношение мое к этой роли неизменно. Наверное, с годами человек все же не преображается, только приобретает что-то новое. Или по каким-то причинам внутренний мир его рушится. Я не обрушилась. Я иду вперед.

— Сейчас вы актриса театра «Школа современной пьесы». По каким критериям вы оцениваете предложенную вам роль?

— В этом смысле я человек тяжелый, потому что отбор провожу жесточайший. Это должны быть во всех отношениях хорошие спектакли, с профессиональной литературной основой, прежде всего добрые. В нашей жизни и так много негатива, и людям он совершенно не нужен, особенно в театре. А режиссеры сейчас очень любят вытащить на сцену что-то запредельное. Возможно, и нужны такие пьесы, но лучше было бы, если бы их показывали в экспериментальных театрах, чтобы зритель знал, на что идет, подготавливая себя заранее к тому, что увидит.

А в обычный театр люди должны идти, чтобы что-то получить — положительные эмоции, например. Им и так непросто живется, даже самым удачливым. Поэтому частенько, понимая это, я многое придумываю сама, даже говорю своим текстом, танцы — это тоже моя импровизация.

В общем-то я даже не люблю, когда говорят: вы настоящая актриса — будто награждают чем-то. А это естественная, нормальная профессия. Если ты пришел в нее и не мыслишь без нее своей жизни, значит, принимаешь все, что с ней связано. В том числе и больную ногу, которую я сломала на спектакле, потом доигрывала два часа, а в месте перелома уже все было критично. Это все в порядке вещей.

Я всегда защищаю актеров, публичность которых служит поводом к сплетням. Я встречалась и работала только с интересными людьми, мудрыми философами, которые хотят что-то понять в этой жизни, что-то очень важное, главное.

— Так какой же, по-вашему, должна быть современная пьеса?

— В репертуаре нашего театра недавно появился спектакль «Ночь с незнакомцем». Первооснова была несколько невнятной, но мы ее перекроили, опять же я вставила свой собственный текст, эпизоды своей биографии туда напихала — получилось, знаете, что-то весьма значимое, жизненное. В моей роли много меня — настоящей. И люди это понимают и идут на спектакль, даже те, кто театр посещает не очень охотно.

И я чувствую их отношение по той особой, чуткой тишине, которая стоит в зале. Одна девочка приехала откуда-то, пришла на наш спектакль и потом написала: «Такую нежность я почувствовала сегодня. Спасибо вам за это». Вот ради таких слов мы и работаем.

— Что помогло вам пережить годы перестройки, когда жилось так непонятно, а многие актеры просто ушли из профессии?

— Мне повезло. Для меня перестройки не было. Было очень много спектаклей с Абдуловым, Збруевым, Шаниной. Как раз тогда мы стали ездить по стране, заезжали и к вам в Уфу, кстати. Меня антреприза просто спасла! В театре что – ну, пара ролей, и все. Режиссеры выбирают то, что интересно им, а если мне это неинтересно?

— Что вы цените и не приемлете в людях и партнерах?

— Да я все приемлю, потому что все люди сложные, и у всех свои тараканы в голове. Главное, чтобы на сцене они были хорошими партнерами. Если же нет — а это сразу понятно, — я с таким человеком просто стараюсь не играть. Партнер дает возможность сыграть главное чувство — любовь. Но для этого он должен вызывать драйв. Быть мужчиной, а не мужиком. Терпеть не могу плебейства…

Не люблю Садальского за те гадости, которые он пишет о людях. Один раз его встретила и сказала: отойди на десять метров. А увижу в зале, просто заставлю выйти вон. Если ты комик, будь комиком — это прекрасное амплуа, но нельзя о своих говорить мерзости.

— Вы возглавили жюри международного кинофестиваля семейных и детских фильмов «В кругу семьи». В каком, по-вашему, состоянии находится детское кино сейчас, есть ли талантливые режиссеры, как Птушко, например?

— Фильмы на фестиваль мы отбирали по всему миру. Наше кино в ужасном состоянии, и детское, конечно, тоже. Мы разрушили свое историческое прошлое, свою культуру — и кино в том числе. Фильмы были очень добрыми, а герои в них отличались нравственностью и теплотой. Сейчас таких фильмов нет, но если их опять начнут снимать и показывать, то дети заинтересуются обязательно, у них есть тяга к прекрасному. Надо просто говорить с детьми про хорошее, они на это настроены.

А сейчас в детские фильмы, как говорят люди денежные, вкладываться невыгодно. Так об этом должно позаботиться государство. Существовала студия имени Горького — это была лучшая студия, там работали самые талантливые люди, там все было самое лучшее. Я ездила за границу и гордо рассказывала о том, как там снимают. Все ахали, удивлялись, говорили: не может быть. Всего этого сейчас нет. Вы знаете, что такое кинематограф и как он действует на людей? Мы потеряли очень много молодежи — она смотрит на Запад. Это ужасно: в такой богатой стране с такой историей и литературой, традициями герои — голливудские.

— Как относитесь к тому, что ваша дочка Ксения тоже актриса?

— Конечно, не все родители хотят, чтобы дети шли по их пути, потому что знают, насколько тяжела их профессия. Когда я начинаю нервничать по поводу того, как много она работает, муж мне просто отвечает: «Ей это нравится». И он прав! В каждой женщине — миллион женщин. И эти варианты я сама проживаю на сцене. Это хорошая профессия для женщины. Ксения совершенно самодостаточная, с сильным характером. Сейчас она увлечена своим фондом, делает все сама. Работа в фонде меня очень беспокоит: забота о больных детях — это адский труд. (Ксения вместе с мужем — актером Егором Бероевым является соучредителем благотворительного фонда «Я есть» — авт.). Она пришла ко мне недавно в гости, за месяц, наверное, в первый раз, так мы не смогли с ней поговорить. Она все время на телефоне: кого-то надо отвезти на лечение, она находит деньги, хлопочет, сама, одна.

— Чего бы вы не позволили себе в театре?

— Вульгарности, например. Не буду я ни матом ругаться, ни обезьяну изображать. Мне предложили сыграть в одной пьесе. Кстати, прекрасно написанной. Но о чем? Разрушенная дача, разрушенные люди, разрушенная жизнь. Никто ничего не может. В начале 90-х это бы еще куда ни шло, но сейчас-то в стране другая ситуация. Сейчас время хотеть и делать, а не говорить о том, что никто ничего не может.