...Или воздух свободы

В конце нынешнего 2013 года исполняется сто лет со дня рождения Сергея Павловича Залыгина — уроженца деревни Дурасовка (ныне Сухаревка Корнеевского сельсовета) Стерлитамакского уезда (ныне Мелеузовского района).

Большая часть читателей, полагаю, после этих слов в недоумении отложит газетный лист, потому что имя этого человека мало кому что-либо скажет. И действительно: сегодня этот писатель и общественный деятель почти позабыт, да он и при жизни (а умер Залыгин тринадцать лет назад) не числился в классиках первого ряда. Как-то не остались романы «На Иртыше», «Соленая Падь», «Тропы Алтая» в памяти народной, как, впрочем, и большинство тяжеленных томов о коллективизации в Сибири, созданных советскими писателями в шестидесятые годы. Впрочем, это еще открытый вопрос: что вообще останется «в памяти народной» от литературы ХХ века, если для взрослого населения чтение почти целиком вытеснено развлекательным фастфудом из телевизора, а в школах уроки словесности тоже плавно дрейфуют к бездумному заполнению клеточек для ЕГЭ. Но это уже отдельная тема.

Во всяком случае, от необходимости что-то пояснять и доказывать Сергея Залыгина всегда можно прикрыть непробиваемой броней официальных регалий: он и Герой Соцтруда, и академик РАН (а писателей-академиков у нас всего было человек пятнадцать: в основном имена масштаба Шолохова и Алексея Толстого); лауреат госпремий и кавалер орденов... Последнюю награду — премию Президента РФ (это такой нынешний аналог бывшей Ленинской) — 86-летнему Сергею Залыгину присвоили за два месяца до смерти, но даже медаль вручить, кажется, уже не успели.

Тогда понятно, успокоенно кивнет читатель. Герой, академик, уроженец республики — ему «по рангу положена» статья в официальной газете к столетию.

В том-то и дело, что главное совершенно не в этом.

К тому же, Залыгин не имеет практически никакого отношения к Башкирии, кроме строчки в паспорте. Конечно, можно было бы узнать, как его родители оказались в 1913 году в Уфимской губернии: об этом наверняка сказано в книгах о Залыгине (а две такие парадные биографии вышли в Москве на излете застоя и должны быть в фондах библиотеки имени Валиди), но вряд ли это существенно; будущий писатель с детских лет жил в Сибири и с гордостью называл себя сибиряком. В шестидесятых перебрался в Москву и делал карьеру в правлении Союза писателей РСФСР. И никогда не вспоминал про Башкирию, и Башкирия не вспоминала про него. Никаких «домов-музеев» в деревне Сухаревка, бывш. Дурасовка, где проживает 258 человек (2009 г.), разумеется, нет и быть не может, и вряд ли там кто-нибудь вообще слышал что-либо об именитом земляке... Я даже удивился, обнаружив, что Залыгин вообще есть в Башкирской энциклопедии: могли ведь и пропустить. Вот и получается, исходя из сказанного выше, что и «земляк» можно написать в кавычках, и «именитый», по большому счету, тоже...

Но есть причина, по которой нам будет полезно его вспомнить.

Когда началась перестройка, пожилого советского... «классика» — не скажешь (он тогда, кстати, не был ни героем, ни академиком), скажем — функционера — назначили редактором «Нового мира», главного литературного журнала страны. Как вспоминали сами сотрудники, «назначение не то чтобы разочаровывало, но особо и не вдохновляло. Ощущение «дежа вю» вызывала уже сама церемония введения в должность: вечный в этой роли секретарь правления СП СССР торжественно представляет коллективу журнала «маститого советского писателя», «прогрессивного публициста-эколога» и «видного общественного деятеля». Большинством Залыгин воспринимался героем времен уходящих, у которого все позади. Ему было уже за семьдесят, и назначение его походило на вручение очередной награды «за выслугу лет» («Новый мир», 2003, № 12). Так вот, дальнейшее движение этого, казалось бы, убеленного сединами ветерана соцреализма было ничуть не менее неожиданным, чем дальнейший путь тогдашнего секретаря ЦК КПСС Ельцина (безотносительно к оценкам: речь только о масштабах).

Это пенсионер Залыгин вернул советскому читателю множество запрещенных имен и текстов, в диапазоне от «Доктора Живаго» Пастернака до поэзии Бродского.

Это пенсионер Залыгин сломал к чертям всю советскую цензуру, печатая самые острые произведения тогдашней прозы и публицистики. Перечислять их нет надобности, к тому же сегодня большинство из текстов, пробивавших тогдашний затор, сами оказались прочно забыты (кто сегодня перечитывает «Штрафбат», «Смиренное кладбище», «Одлян, или Воздух свободы»? — не говоря уже о публицистике), но тогда ими зачитывалась вся страна; тираж «Нового мира» взлетал чуть не до трех миллионов — это литературного-то журнала!

Это пенсионер Залыгин вернул в страну Солженицына, несмотря на отчаянное сопротивление властей, которые даже в «вольном» 1989 году пытались пустить под нож номера советского журнала с «Архипелагом ГУЛАГом».

Выше я написал, что Залыгин никогда особого отношения к Башкирии не имел, но, кстати, ирония судьбы: и строительство АЭС в Агидели (как и других АЭС) прекратили во многом из-за масштабной кампании, которую «Новый мир» развернул на своих страницах — первым из крупных изданий после чернобыльской катастрофы; как ранее другая кампания под предводительством Залыгина-публициста способствовала тому, чтобы был окончательно похоронен проект поворота северных рек...

Все это сделал человек, которому было под восемьдесят (а повести и рассказы он, кстати, не переставал активно писать до последних дней); который мог бы спокойно доживать свой век в почете и достатке, не обретая себе проблем и врагов в ранге членов политбюро... Который мог бы, по большому счету, не глядеть дальше «романов о гражданской войне в Сибири», — но вместо этого он открыл журнал для самой яркой экспериментальной прозы (и это редактор Залыгин, между прочим, двадцать лет назад напечатал Пелевина).

...Не знаю, кому как, но мне кажется, что сегодня нам не хватает именно таких «классиков» (не обязательно в литературе и даже не обязательно в искусстве). Тех, кто и в почтенном возрасте, будучи награжденным и удостоенным, готов рисковать, греметь, провоцировать, скандалить, ошибаться, искать новое — и находить.

Раз «Соленая Падь» и «Тропы Алтая» прочно забыты, то пусть именно это будет главным уроком жизни нашего земляка, которому в этом году исполнилось бы сто лет.