Все новости
Культура
13 Февраля 2013, 15:40

Снимок моей души

Евгений Вайднер заставляет разбираться в себе, в мире, в людях

Евгений Вайднер: «Сегодня для меня наступило время неожиданности».
Евгений Вайднер: «Сегодня для меня наступило время неожиданности».
Пожалуй, любой городской житель мечтает время от времени оказаться вдали от стрекочущих обрывков человеческих разговоров, грохота машин, рычащих на перекрестках. Хочется послушать, как звучит тишина в гармонии с нежным шелестом листвы, вкрадчивым голосом ветра, нашептывающего на ушко бесконечные сказки, тронуть добрые руки — струйки лесных ручейков, задумчиво перебирающих камешки.

Это чувство покоя и негромкой музыки тишины даровано посетителям выставки фотохудожника Евгения Вайднера «Начало». Снятые своеобразным образом работы словно размыты в утреннем чутком полусне. И оттого хочется всматриваться в них вновь и вновь, предчувствуя мгновения, когда затерявшиеся в тумане новорожденного мира деревья на фотографиях зашумят прямо над головой. И человек даст им имя — свое, всплывшее из глубин древнего подсознания. Каждая работа будто рассказывает свою историю, оживляя задремавшее было воображение: два детских велосипеда, брошенных на обочине, заждались своих маленьких хозяев, явно заблудившихся в расплывчатых очертаниях парковых зарослей.

Над переплетением тонких безлистых веток и неясной порослью трав — словно косами юной девушки, спутавшимся в беспокойном сне, покачивается на ветру клетка с замолкнувшим пернатым обитателем. Евгений Георгович похож на ребенка, удивленного миром, собой, тем, что получается, когда он берет в руки камеру.
— Раньше дети мечтали стать космонавтами, а сейчас хотят в олигархи и преуспевающие менеджеры. Фотография — это ваша воплотившаяся мечта?

— Я коренной уфимец в третьем, а может, и пятом поколении. Дед был невесть откуда объявившимся здесь немцем. В 1937 году его национальность привела, конечно, к печальным последствиям. Родню расстреляли, выслали всех, вплоть до 96-летней бабушки, а деда отправили в Германию. Моя жизнь была обычной: учился в 96-й школе, сходил в армию, поступил в авиационный институт на факультет промэлектроники. Но до победного конца не добрался: ушел работать на «Гидравлику», «Электроаппарат», учась заочно. Потом мне стало совсем уже неинтересно. В 1986 году я совершенно потрясающим образом устроился в «Башнефть». Зашел и спросил: «А нет ли у вас работы для фотографа?» А мне отвечают: «Вон парня не отпускают, пока он себе замены не найдет». Заменой стал я.

Фотографировал лет уже с 14-ти. Жизнь нежно заставила. Тогда появились пластинки «Битлз», «Лед Зеппелин», и надо было перефотографировать бесценные конверты с рок-кумирами. Все приходилось осваивать самому. И переснимать я научился в любых условиях: дивный запах проявителя и закрепителя, красный свет...

В «Башнефти» все поражало масштабами, например, огромные промышленные увеличители. Научные статьи, какие-то подсчеты — все это я иллюстрировал. Попутно путешествовал по Башкирии: был в экспедициях, ездил к колоритным бабулькам, снимал, как они гадают, например, на свинце, преподавал детям в Доме детского творчества, по чуть-чуть сотрудничал со всеми уфимскими газетами. Эта независимость творческой жизни давала мне, помимо прочих прелестей свободы вообще, возможность сотрудничать с московскими изданиями. Пять лет проработал в «Комсомольской правде». А потом снова — в свободное плавание. Сейчас работаю в журнале «Рампа».

— Как выбираете объект для фотографирования? Что вас «цепляет»?

— Объект или момент должен быть неожиданным для меня. Сейчас это случается редко. Раньше я ходил по улицам, и мне все время хотелось из Уфы сделать какой-нибудь другой город. Снять ее так, как в жизни никто не снимал. Чтобы вдруг те, кто будет смотреть мои фотографии, увидели бы в ней что-то итальянское, например. Нужно иметь некое внутреннее состояние, и кадр должен ему соответствовать. То есть мои работы — это мой собственный портрет, снимок моей души.

— А результат всегда совпадает с желанием?

— Сейчас все это видно на «цифре». Раньше мы тряслись над пленкой и расстреливать ее попусту рука не поднималась. У меня иногда пленка стояла в аппарате несколько месяцев. Я проявлял ее: было 36 кадров — 36 снимков, которые меня полностью устраивали. Когда денег особых нет, это хорошая тренировка.

— Что, по-вашему мнению, представляет собой современная фотография — искусство для интеллектуальной элиты, для широких масс, реклама красивой жизни в глянцевых журналах?

— Мне кажется, суть ее не изменилась со временем. В журналах — это не фотографии, просто картинки. Фотографии — это все ж таки что-то психологическое. Как говорил классик фотоискусства Анри Картье-Брессон: «Взгляд, сердце и ум должны быть на одной линии».

— Слышала от многих фотографов, что настоящая фотография, как предмет искусства, может быть только черно-белой. Ваше мнение?

— Думаю, что родилась фотография где-то недалеко от рисунка и идет по пути живописи. И классична как любой жанр изобразительного искусства.

Черно-белые экспонаты выставки «Начало» прекрасно будут смотреться и резкими, но для меня это было бы совсем скучно.

— В любом виде искусства можно отметить различные течения, направления. Можно ли сказать то же и о фотографии, во всяком случае, относительно ваших работ: какие периоды своего творчества вы можете выделить?

— Сегодняшний период — период неожиданности. Цветная фотография для меня всегда была неинтересна. А в целом моя работа — это достаточно слитный путь, на котором если что-то и происходило, менялось, то только во мне — не в фотографии вообще. Я все время пытаюсь разобраться, что такое я, что такое этот мир. В «Начале» все это потекло, потому что я, наконец, во всем разобрался. Вода, деревья, земля — все встало на свои места и освободилось от меня.

— Обозначьте ваши авторитеты в области фотографии и почему во главе именно они?

— Когда я начал заниматься фотографией в 70 — 90-е годы, у нас был информационный голод. И поэтому такие фотографы как Хельмут Ньютон, сражали наповал своими удивительными женщинами с простыми глазами, восхитительными формами. Я никак не мог разобраться, как человек с камерой может это снять. При этом я понимал, что передо мной стоит Человек и отсутствие одежды на нем никак не сказывается.

— Что делает фотографа фотографом?

— Я вообще-то сам много сомневался: может, лучше, например, на сцене в барабаны бить — это моя детская мечта. Наверное, это касается всех жизненных вопросов: просто существует дорога, которая ведет тебя за собой, судьба, которая заставляет заниматься делом, и завершив его, ты испытываешь облегчение.

Фотохудожник — это вообще выдумка. Их нет. Один раз дама мне позвонила и спросила: «А вот вы можете ко мне прийти и на стенке окно нарисовать? Вы же фотохудожник: снимете там где-нибудь, а потом придете и нарисуете». Это правильное отношение человека, который делит нас на фотографов и фотохудожников. Я — просто фотограф.

У нас огромная проблема с образованием, и уже давно. В Уфе было когда-то два училища, где их как-то готовили. Но туда шли люди только для того, чтобы корочку получить: это были библиотекари, водители троллейбусов. Многие уфимские фотографы учились у Рафаэля Исламова, был у нас такой прекрасный педагог, фотограф. Практически все его ученики уехали в Москву. Фотографами становились и те, кто учился на операторском факультете во ВГИКе. Но движущаяся картинка и неподвижная — две большие разницы. Я должен застывшую картинку перевести в состояние движущейся, живой.

Должно быть художественное образование — не курсы! — и ты должен знать всех великих фотографов, которые что-то делали до тебя. И надо понять самого себя. А дальше — не знаю... Бесконечность.

— Вы человек музыкальный?

— Совершенно. Музыка с утра до ночи. Утром встаю, нажимаю кнопку — и музыка. Это тоже я.

— Выставка называется «Начало». Чего?

— Начало нового меня, вот с таким взглядом на мир. Я бы сказал, с облегченным взглядом. Раньше мне всегда хотелось что-то из мира «стащить» — глазами, отснять. Сейчас этого нет, поэтому удивительно, как появились эти работы. Как будто я все оставил на месте. Просто увидел и поделился этим взглядом с другими.

— Знаменитый Ирвинг Пенн говорил, что фотографирование торта может быть искусством. Если смотреть на какой-либо предмет в течение некоторого времени, то зрелище зачаровывает. Любой ли предмет может стать для вас предметом искусства?

— Совершенно любой. Правда, природу снимать лучше, чем она есть, не стоит, это скучно и глупо.
Читайте нас: