«Прожил художник один, много он бед перенёс...»

Яша Хаст, сын ремесленника-краснодеревщика из приазовского Бердянска, успешно закончив гимназию и Одесскую художественную школу, в 19 лет отправляется в Париж. Незабываемы дни учебы в Парижской академии изящных искусств у известного живописца и скульптора Жана Леона Жерома. Молодой живописец окунулся в бурлящую страстями жизнь Парижа, стал свидетелем великих культурных событий. Бурные споры в кафе «Ротонда», где собирались поэты, писатели и художники, дружба с молодым Марком Шагалом и Амедео Модильяни. В дешевых комнатках с печкой-буржуйкой, без газа и электричества жили Пабло Пикассо, Жорж Брак, там постоянно бывали Матисс и Вламинк, поэты Гийом Аполлинер, Андре Сальмон. В холодных мастерских и за столиками кафе рождалось художественное видение нового столетия.

Нельзя плыть против течения

Там же, во Франции, вспыхнула любовь молодого художника к подруге товарища, но тот предупредил: «Яша, фундамент уже заложен». И он не посмеет разрушить счастье друга. Хаст так и не создаст семью. Его женой, его судьбой стала живопись, которой он будет предан до конца.

В 21 год Яков экстерном закончил академию. Постоянный участник художественных салонов на Елисейских полях, за картину «Парижский слуга» в 1905 году на Всемирной выставке в Брюсселе он был удостоен золотой медали и Гран-при.

До революции жил то в Париже, то в Марселе, то в Бердянске, куда приехал в 1914 году. Но началась война, и вернуться во Францию он уже не смог. Из Бердянска ушел на фронт. Война расколола его жизнь пополам. Париж, богема, успех навсегда остались в прошлом. В остальные отведенные ему судьбой 40 лет — скромный труд провинциального художника и педагога. После тяжелого ранения он возвратился в Бердянск, где работал просто учителем рисования в школе, преподавал живопись в студиях. У него остался небольшой запас прекрасной бумаги с водяными знаками, на которой он создавал свои «салонные» офорты и чудесные французские пейзажи.

Одно из ярких воспоминаний — работа над портретом юной красавицы Люси Беренфус, в которую был влюблен будущий писатель Николай Островский, лечившийся у ее отца профессора Владимира Беренфуса. Но хорошая бумага в конце концов закончилась, пришлось рисовать на случайном материале — плотной, грубой оберточной бумаге.
В 1930-е годы темы и типажи диктует эпоха соцреализма. И нельзя плыть против течения. Он делает наброски своих близких, друзей, знакомых, но скорее для тренировки руки — вдохновение покидает его.

Лихие тридцатые...

Пишет он в основном портреты. Ему нравится изучать душу другого человека и отражать ее на листе или полотне. Ну, а кроме того, это хлеб насущный.

В ноябре 1930 года в картинной галерее Бердянска открылась выставка, на которой было представлено около 300 его работ. Хасту было поручено создание художественного училища, о котором он столько мечтал. Студию удалось открыть, набрали 40 слушателей, но прозанимались они всего три месяца.

В 36-м — беда. Сотрудник, занимавшийся пополнением коллекции, был обвинен в хищениях. Эта история тогда наделала много шума. Хасту даже пришлось на какое-то время покинуть Бердянск.

А потом — снова война. Он избежал неминуемой смерти в гетто или в каком-нибудь бердянском рву, как большинство его соплеменников, но навсегда разлучился с родным городом, своими картинами, студией. Оказался в далекой Уфе, холодной, голодной. Ему уже семьдесят, а надо все опять начинать сначала.

Уфимская жизнь «старика Хаста»

В Уфе Хаст работал в артели «Башхудожник», по совместительству преподавал рисунок и композицию студентам Уфимского театрально-художественного училища. Сбылась его давняя мечта, но как поздно!

Приходилось брать заказы, делать ремесленнические поделки — рисовать портреты с фотографий погибших, изображать тех, кого никогда не видел. Мать приносила фото сына, жена — мужа. Но его приглашали рисовать и известных людей. Кроме портрета Александра Матросова, многие годы висевшего над входом в маленький уютный кинотеатр имени героя, им выполнены портреты лауреата Сталинской премии, доктора технических наук Сергея Зорина, академика, Героя Социалистического Труда нефтяника Андрея Трофимука, начинающего искусствоведа Габриэль Уждавини, художника Анатолия Лежнева. Хаста наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов», а в 1946 году на выставке «Художники Башкирии» были представлены четыре его картины.

Над входом в кинотеатр висел портрет Матросова кисти Якова Хаста.

После войны возвращаться в родной Бердянск было тяжело — все разорено, его картины немцы увезли в Германию. Отношения с братом, жившим в Москве, тоже не сложились, а в Уфе он обрел друга — Моисея Пизова, видного педагога-филолога, бежавшего сюда в 1937 году от репрессий.

Моисей, который был вдвое моложе, называл его «старик Хаст», и помогал выживать. В 1948 году Елизавета Васильева-Пизова, жена Моисея, пригласила Хаста нарисовать портреты ее и мужа. Пройдет всего два года, и уже он будет помогать все же попавшему в лагерь Пизову.

Яков Хаст любил рассказывать своим студентам о дружбе с Ильей Ефимовичем Репиным, с которым работал в 20-е годы в «Пенатах».

Из престижного дома по улице Ленина, 39 пришлось съехать и искать новое жилье. Заказы сократились, и он стал рисовать знакомых, предлагал родителям изобразить их детей, чтобы заработать на жизнь себе и на посылки для сосланного в Сибирь больного Моисея.

Яков Соломонович Хаст умер в 1953 году в возрасте восьмидесяти лет и был похоронен на Ивановском кладбище. Было лето, ученики на каникулах, и на похороны пришел только известный театральный художник Константин Чаругин. В конце 1950-х — начале 60-х годов кладбище было закрыто, останки захороненных перенесли на Сергиевское кладбище. Тех, у кого не нашлось родных, захоронили в братской могиле. Большинство картин Якова увезла в Москву дочь брата.

Закроется кинотеатр имени Александра Матросова. Портрет, висевший в медальоне над входом, окажется в запасниках музея имени Михаила Нестерова. Но обо всем этом умирающий в больнице старый художник уже никогда не узнает.