Путник, блуждающий во времени

Его призванием стала графика. Поразительны не только широта интересов уфимского художника Салавата Гилязетдинова в этом виде искусства, но и тот бесконечный творческий поиск, благодаря которому он всякий раз неизменно достигает новых высот мастерства.

В искусстве книжной графики от оформления детских сказок он пришел к эпосу «Урал-батыр» и авторской книге. В каллиграфии от витиеватых строк, написанных кистью и тушью, — к серии строгих и одновременно изысканных шамаилей (религиозных знаков) «99 имен Аллаха», выполненной в сложной технике конгрева (выпуклого изображения) на бумаге ручного литья. В станковой графике рисунок и традиционную технику линогравюры он смело лишает традиционной строгости, обогатив динамикой штриха и пятна, а в технику литой бумаги привносит собственную находку — пластилиновое клише для достижения более тонкого эффектного рельефа, отчего работы обретают исполнительский артистизм и одновременно образную убедительность.

Талантливый художник и образованный человек, он полон самых разных художественных идей. Только за последние три-четыре года Салават Гилязетдинов стал автором и соавтором четырнадцати арт-проектов, среди которых такие крупные, как международные арт-симпозиумы «Дыхание эпоса» и «Колыбельная» с участием нескольких десятков художников из Египта, Великобритании, Индии, Китая, Белоруссии, России, Узбекистана и других стран.

В сюжетах и образах, в пластике и линиях его графических произведений, при всей условности пространства и стилизации форм удивительным образом почти физически слышимы или ощутимы музыка кубыза и древнего саза, гул степного ветра и запах полыни, горечь сухих трав и вкус молока кобылиц.

«…Машет султаном ковыль,
По степи бродит табун,
Ходят двенадцать кобыл
Краше двенадцати лун…», —

строки, написанные автором романа «Салават Юлаев» Степаном Злобиным, в моем восприятии теперь ассоциируются с графическими сериями Салавата Гилязетдинова «Великая степь» и «Семь красавиц» из цикла «Песнь об Урале».

Степь, хранящая следы истории древних тюрков, бескрайняя, раскинувшаяся до горизонта, шуршащая ковыльными травами, наполненная звуками птиц и топотом коней, она стала для художника и отправной точкой поиска древнетюркских корней, и источником вдохновения. Его работы часто называют национальными по тематике. Это очень близко к правде, но слишком уж просто. Творчество Салавата гораздо глубже, масштабнее: тонкое по исполнительскому мастерству и поэтико-драматическое в своей образной системе, корректное в стилизации форм, современное по художественному языку, но все же основанное на этнике, оно открывает зрителю глубину древнетюркской истории и культуры.

Сюжетами и героями его работ становятся и описанная сотнями поэтов и художников загадочная чаша Дшамшида, хранящая в себе тайны Вселенной, и легендарный сын волчицы, родоначальник тюрков Ашина, и мать Чингисхана луноликая Оэлун, и украденная меркитами красавица Борте — жена Великого Хана Великой степи, и суровые тюркские воины, и небесные кони.

Кажется, художник ощущает себя путником. Даже не в пространстве — во времени. История человечества — его личная история, только до его собственного первого крика, первого слова и первого шага. Отсюда — этот страстный интерес к тому, что происходило за века и тысячелетия до него и что как будто было увертюрой к его собственной жизни. Он с жадностью поглощает все, что связано с культурой и историей не только собственного народа — от сказок и эпоса народов мира до философских теорий Владимира Вернадского и Льва Гумилева. И с искренним любопытством ищет точки соприкосновения собственного понимания мироздания и существования человечества со строками древних сказаний. В своих попытках сохранить связь времен он словно погружается в глубины Вечности. Сам Салават признается: «Это великое счастье, если художник сумеет подключиться к своему генетическому коду. Я шел к этому много лет…»