Все новости
Культура
23 Марта 2012, 21:12

Ильмар Альмухаметов: Дарим детям семена добра

Получив диплом фельдшера-акушера, будущий драматург заглянул в институт искусств

Ильмар Альмухаметов.
Ильмар Альмухаметов.
В театре кукол способен работать далеко не каждый артист. Здесь требуется большая преданность искусству и высокая степень жертвенности. Зачем человек идет на сцену?
Чтобы показать себя, свои таланты. И вдруг приходится прятать это богатство за смешные кукольные образы! А еще нужно уметь быть предельно искренним, ведь маленькие зрители фальшь чувствуют безошибочно, и доверие их можно потерять в мгновение ока. И наконец, это единственное из всех театральных искусств, рассчитанное на всю семью, ведь взрослые и дети зачастую смотрят спектакли вместе, и потому играть следует так, чтобы всем было интересно. Не говоря уж о том, сколь тщательно надо подходить к выбору пьес. И тем более к их написанию. Директор Башкирского кукольного театра Ильмар Альмухаметов имеет опыт не только актера и режиссера. Он еще успешный драматург, автор нескольких десятков пьес, и все они нашли удачное сценическое воплощение.
…Ему исполнилось год и семь месяцев, когда из-за неправильно сделанного укола погибла мама. Ильмар был пятым, самым младшим ребенком в семье. Детство его, как и у всех в семидесятые годы, да в сельской местности, сопровождалось дефицитом ярких игрушек, веселых эмоций, шоколадных конфет и мятных пряников. Плюс наличие классической мачехи с традиционными последствиями. И потому самые теплые воспоминания связаны с чтением книг. Это увлекательное путешествие по причудливым лабиринтам судеб вымышленных героев служило своего рода защитой от любых невзгод жизни реальной.
Наверное, подсознательно все эти обстоятельства оказали влияние на выбор профессии. Скорее всего, гибель мамы подвигла его научиться спасать человеческую жизнь. Не слишком усердствуя в школе, он немало удивил учителей, блестяще сдав экзамены. Врачом хотел стать с первого класса. Эта профессия, по мнению Ильмара Альмухаметова, благословенная: почти сразу можно ощутить результат труда, если больному становится легче. Наверное, и стал бы хорошим медиком, поскольку с детства познал цену ответственности за чужую жизнь. С отличием окончив Салаватское медучилище, поехал в Уфу подавать документы в мединститут. Чтобы поступить, ему достаточно было сдать только один предмет — биологию. Но тут случился странный (на первый взгляд) кардинальный поворот. В институте искусств был объявлен набор студентов для последующей работы в театре города Стерлитамака. Ильмар зашел, увидел, как в коридоре репетируют студенты, и почувствовал, что по коже у него поползли «мурашки». И сразу понял: это — мое!
— Вы пошли по стопам Чехова. И все равно поворот от профессии фельдшера-акушера к драматургу не очень логичен. Как получилось, что в вашей судьбе так внезапно «стрелку» перевело?
— Я с детства мечтал лечить людей. Облегчать боль — это ни с чем не сравнимое удовольствие. В училище нас готовили как земских врачей. Педагоги старой советской школы, которые прошли «и Крым, и Рим», воспитали чувство ответственности за чужую жизнь. А это в любой профессии актуально. Что касается театра, то я занимался в драматическом кружке, в училище был членом агитбригады. Свой первый сценарий для выступления написал как раз тогда.
В детстве однажды увидел театрализованное шествие с Бабой Ягой, Лешим и прочими персонажами. Они поразили мое воображение, шел за ними и глаз не мог отвести.
— Сюжеты у вас сразу в готовом виде появляются или в процессе работы складываются?
— Я не мучаюсь, обычно пишется легко. Изначально есть жесткий каркас, известна структура пьесы, а слова приходят сами. Да и свой жизненный багаж приходится использовать. Как и некоторые моменты из биографии, особенно лирические. И еще образование театрального факультета академии искусств накладывает свой отпечаток: все, что пишу, мысленно сразу проигрываю.
— Вам довелось учиться у такого известного мастера, как Павел Романович Мельниченко…
— Он был строгий, но очень добрый. Учил нас по своей особой методике, которая подразумевала наличие четко сформулированной структуры. Как в искусстве кройки и шитья применяются определенные лекала, так и в театральном ремесле ты можешь всю жизнь по ним ориентироваться.
— А не возникает в таком случае опасности появления стереотипов?
— Нет. Неизменной остается только основа. А каждый раз добавляется что-то свежее, оригинальное. И тогда говорят в определенный момент: «Вот-вот она, правда, я прочувствовал!». Но, чтобы добиться этого состояния, надо сильно потрудиться.
— Во все времена считалось, что театр — это лицедейство. Но на сцене правда все равно иная, чем в жизни.
— А вы вспомните, как в детстве играли и верили, что к вам принц сейчас прискачет. И пусть не на белом коне, а верхом на палочке. Главное, чтобы было ощущение правды. Спектакль — это жизнь других людей, которую ты проживаешь с ними за пару часов. И если артисты работают по-честному, если режиссер — психолог, если возникают собственные эмоции, которые зритель испытывает, как в настоящей жизни, — тогда это искусство.
Как-то Сибайский театр в одной деревне показывал спектакль. Там простые зрители, театром не избалованные, пришли с поля и очень искренне реагировали на происходящее, возмущались пьющей женщиной: «Смотри, смотри, идет, напилась, про ребенка забыла». И советы мужу давали: «Выгони ее из дома, зачем она тебе такая нужна!». А после спектакля плакали, и артиста, который мальчишку играл, жалели...
— Никогда не возникало у вас ощущений, что носите воду решетом?
— Зритель у нас очень благодарный. На каждом спектакле дети активно сопереживают, радуются. Любая детская эмоция, вызванная актерской игрой, говорит о том, что мы нужны людям. Это здорово.
— Как вас вынесло на стезю драматурга?
— Путевку в жизнь как драматургу мне дал Мустай Карим. Режиссер Искандер Сакаев попросил написать инсценировку по рассказу «Два письма». И я несколько персонажей дал в развернутом виде, добавил текста. Такая переделка требовала разрешения автора. Я пошел к Мустафе Сафичу. Протягиваю ему пьесу. А он говорит: «Нет, сам читай». И я как актер начал читать за всех персонажей. А когда поднял глаза, увидел, что Мустай Карим плачет, говорит: «Вы знаете, что сейчас сделали? Вернули меня назад на пятьдесят лет. Я вновь все как в первый раз прожил». И оставил на оригинале надпись: «С данной версией полностью согласен». Мне очень повезло, что довелось с ним общаться. Такой чистоты, такой большой житейской мудрости человека сложно найти на целой планете. Одни стихи его чего стоят! Как в одну строчку можно столько смысла вместить!
Он еще очень ценные советы давал. Я написал полуфантастическую пьесу о том, как пуля, которая попала в предателя во время войны, спустя десятилетия появилась в теле его внука. Парень стал разбираться и понял, кем был его дед. И тогда он начинает разыскивать преданных дедом людей, чтобы попросить прощения. Мое название было «Шальная пуля». А Мустафа Сафич покачал головой и сказал: «Нет, это — не то. «Очищенная кровь» лучше подходит».
— К сожалению, в наше время быть искренним небезопасно. Насколько, на ваш взгляд, актерство может быть оправданно в настоящей жизни?
— Если в жизни приходится играть для того, чтобы спасти человека или заставить совершить добро, это оправданно. Когда, например, врач смертельно больному пациенту оставляет надежду. Знаете, по исламу, обмануть можно в трех случаях. Супруге сказать, что она самая красивая. Врага взять хитростью во время войны, чтобы избежать гибели множества людей. И можно слукавить, чтобы примирить враждующих. А когда ты говоришь неправду для собственного блага — это небезопасно.
Прожив сорок лет,я сталкивался с предательством, враньем, причем прямо в глаза — и я, как человек верующий, точно знаю: за все придется платить по самой высокой цене. Мне доводилось общаться с сильными мира сего, олигархами, людьми, облеченными властью, и когда потом наблюдал, как они в одночасье теряли все, видел их могилы — как тут не задуматься о том, что итог для всех один. И так хочется, чтобы уже после смерти кто-то вознес молитвы о тебе за то, что ты все-таки был неплохим человеком.
Я ездил в хадж. И когда в Мекке в первый раз увидел Каабу, вдруг явно ощутил, что моими глазами на все это смотрят многие мои предки, которые так мечтали сюда попасть. Талгат Таджуддин говорил тогда: «Вы приезжаете на Святую землю с полным мешком грехов. А возвращаетесь как младенцы — с пустым. Но этот мешок возвращается вместе с вами. И надо думать не о том, что о тебе подумают окружающие тебя люди или ты сам, а что станет думать о тебе твой Создатель».
В этом смысле наш театр выполняет очень важную воспитательную миссию, наглядно объясняет, что такое хорошо и что такое плохо. Мы демонстрируем основные жизненные принципы добра. И ребенок в семейном кругу будет применять то, что ему понравилось наблюдать на сцене.
— А как вы считаете, можно воспитать нравственно крепкого человека на одних идеалах добра, или определенная степень строгости необходима?
— Наверное, не зря во все времена отдавали предпочтение политике кнута и пряника. Главное — разумный подход. Добро никогда во вред не бывает. Но его не следует путать со слабостью. Слова «добрый» и «добренький» имеют разное значение. У моих приятелей ребенок рос тираном, родителей ни во что не ставил. Отца перевели на работу в Турцию, и сына отдали там в школу. Прошло три месяца. Мальчик смотрел телевизор. Мама попросила выключить. Реакции — ноль. Напомнила еще раз и ушла в другую комнату. Вдруг ребенок бросается на колени и со слезами на глазах просит: «Мама, если ты не простишь — меня Бог накажет!». Так быстро и доходчиво в турецкой школе сумели объяснить, что «рай находится под ногами наших матерей». Родители сильно тогда удивлялись: «Наш ли это ребенок?!».
А тем временем в нашей стране уроки литературы сокращают. В подъездах — пустые почтовые ящики: теперь не принято выписывать газеты и журналы. Да и читать, впрочем, тоже. А надо заставлять, вдохновлять личным примером, побуждать интернет в добрых целях использовать. Кто-то там пошлятиной любуется, а кто-то духовные и высокохудожественные книги читает. И грустно, что дети с раннего возраста зачастую оказываются лишенными даже сказки на ночь. Потому мы и выбрали для нашего театра девиз: «Подарите детям сказку!». Важно, чтобы они счастливыми росли.
— А что вы вкладываете в понятие «счастье»?
— Счастье состоит из частей. Первая дана от рождения — способность видеть, слышать, двигаться, дышать. Вторая — та, что дает общество — возможность развиваться, реализовывать свои способности. И третья зависит от себя самого, собственных усилий. И если все три части направлены на благодарность Всевышнему — тогда ты можешь называться счастливым человеком.
— Стало модно упрекать власть в том, что жизнь в нашей стране далека от совершенства. Что вы думаете по этому поводу?
— Я согласен с древними римскими политиками, которые утверждали, что идеальная власть та, о которой человек не знает. Это означает, что все ее усилия настолько направлены во благо людей, что у них и в мыслях не должно возникать, что кем-то это устроено. Но, с другой стороны, и у человека должна быть высокая степень ответственности, он обязан понимать: «Если я нарушу закон — меня непременно накажут».
— Чего вы боитесь больше всего?
— Веру потерять. Пожалуй, это единственное, за что по-настоящему держусь. Дед мой, Амин Кульмухаметович Альмухаметов, был политруком Башкирской кавалерийской дивизии. До войны ездил по селам и собирал детей, затем открыл для них школу-интернат. Сам преподавал, жена его. Дочь тоже по их стопам пошла. И я в каком-то смысле. Ведь театр кукол — это большой учитель. И цель любого искусства — воспитание добра, любви. Ведь никто не рождается для войны и раздоров! Расскажу одну притчу. Снится женщине сон. За прилавком она видит Бога. Спрашивает: «Что здесь продают?». Он отвечает: «Все!». Женщина обрадовалась и начала просить машину, квартиру, деньги, молодость, красивую красную шляпу... Бог протянул ей маленькую коробочку. Дама изумилась: «Как, это все?». Он подтвердил: «Да, здесь все, что вы просили. Это — семена, а остальное вырастите сами».
Вот и мы дарим нашим зрителям зачатки нравственных начал. И пусть они растут вместе с ними.
Читайте нас: