Когда жизнью правит любовь

Великая танцовщица Айседора Дункан, привыкшая мыслить образами, соединяя каждое движение с выражением чувств человеческого сердца, сказала как-то: «Тело танцора — это светящееся проявление его души». Именно эта фраза да еще почему-то андерсеновская сказка о Русалочке приходят на память, когда речь идет о народной артистке РСФСР Гузель Галеевне Сулеймановой. Тот же идущий из глубины бурный всплеск чувств — от сводящей с ума страсти до безбрежной, касающейся самого сердца нежности — выраженный в гордом повороте головы, изысканном изломе руки и тела, кажется, подхваченного неистовыми волнами оркестровой музыки и летящего навстречу неизбежной судьбе. Та же до смертельной тоски короткая жизнь. Будто залетело к нам ненароком создание с планеты, где разговаривают языком танца, и унеслось, пропало в неясных глубинах Вселенной.

Когда по улицам шальной, слепящей вьюгой, заметающей тропинки своим рваным подолом, неистово кружил февраль, на свет появилась та, для кого танец станет судьбой, любовью, счастьем, — Гузель Сулейманова. Ее отец, Шагали-агай, родом из села Исламбахты Ермекеевского района, мать, Габида Кудашева — из села Кляшево Чишминского района. Все, верно, неслучайно в этом непостижимом мире. Исламбахты, Кляшево — не их ли свежий ветер, уютно свернувшийся среди пологих холмов, нашептывал на ухо свои истории писателям, имена которых вошли в золотой фонд литературы — Мустаю Кариму и Явдату Ильясову. А девочке из рабочей семьи, переехавшей в Уфу, — мечту о пленительном свете рампы, о бесконечном пространстве сцены, когда ты уже не ты — а Жизель, Раймонда, Одетта, которая летит над замершим залом, затаившим дыхание.

Будущая Китри, Эсмеральда, Джульетта девятилетней девочкой попала на просмотр комиссии из Ленинграда, которая ежегодно приезжала в Уфу для отбора талантливых детей на башкирское отделение хореографического училища. Гузель попала в лучшую в мире балетную школу, где уже учились Зайтуна Насретдинова, Тамара Худайбердина, Халяф Сафиуллин, Фаузи Саттаров. Казалось, чудесное превращение хрупкой девочки в принцессу балетной сцены становится восхитительной реальностью. Но жизнь вносит свои, порой жестокие поправки. Гузель только окончила пятый класс, как началась война, немилосердно оборвавшая планы, разлучившая с любимой преподавательницей Натальей Камковой. Уфимцев срочно отправили домой, в балетную труппу молодого музыкального театра — в горькие военные годы искусство, хоть на время дающее возможность забыться измученным, старающимся выжить людям, как никогда было необходимо. Выпускникам доверили сольные партии, а Гузель с «незаконченным хореографическим образованием» старательно шлифовала мастерство, танцуя в кордебалете, в оперных спектаклях. В те годы Башкирия стала родным домом для бесприютных, лабораторией для эвакуированных ученых, творческой мастерской для покинувших подмостки разбомбленных театров актеров. Не было бы счастья... У Гузель появился новый, не менее одаренный, оценивший таланты девочки педагог — Антонина Васильева, балерина эвакуированного Киевского театра оперы и балета. Она даже подготовила с юной ученицей сольную партию подруги Сванильды из «Коппелии» — первого балетного спектакля, поставленного на башкирской сцене. Но война строит для людей свои планы: в 1943 году маленькая балерина уезжает в Пермь, где ее ждет родное ленинградское хореографическое училище и любимая Наталья Камкова. Будущие принцы и принцессы жили совсем не по-королевски, стараясь укрыться от зимней стужи 43-го года, по двое, по трое укладываясь в одну кровать, пытались забыть о голоде, засыпая в мечтах о победе, о манящих лучах мелькнувших было софитов.

Гузель вновь вернулась в Уфу. Правда, повод был отрадный: она должна была участвовать в балете «Журавлиная песнь», посвященном 25-летию Башкирской автономии. Учеба закончилась лишь в 1947 году. Но к тому времени юную балерину уже никак нельзя было назвать ученицей. Ее имя было на слуху у любителей искусства танца: роли в «Коппелии» и «Журавлиной песне», мечтательная и гордая Мария в «Бахчисарайском фонтане» — партия, с которой Сулейманова дебютировала на уфимской сцене в победном 45-м году. «Бахчисарайский фонтан», полный страсти и ревности, отчаяния и нежности — сложнейшая радуга всех оттенков человеческих чувств — это и дебют как балетмейстера Фаузи Саттарова, станцевавшего в нем одного из главных героев — Вацлава, а позднее, не менее талантливо, — хана Гирея. Смертельно жгучее сплетение человеческих эмоций породило на свет один из самых незабываемых актерских дуэтов — и в жизни, и на сцене: Гузель Сулейманову и Фаузи Саттарова.

Великий русский хореограф Михаил Фокин писал: «Будем же искать красоту, последуем за ней: ведь в этом наша миссия, смысл нашего существования, наши сладкие мучения». «Как бы трудны не были эти поиски, блуждания наощупь, в них есть та сладость, ради которой можно все начать сначала, — вторила ему Гузель Галеевна. — Но проходит премьера.., и в глубине души начинает копошиться сомнение: а не обыкновенный ли холмик та выпуклость, которую ты приняла за вершину?» Впрочем, зрителей сомнения не мучили: секрет до сих пор непреходящего восхищения искусством балерины прост — Гузель Сулейманова обладала не только отточенной классической пластикой выпускницы знаменитой Вагановки, но и редким для танцовщицы даром драматической актрисы.

Вспоминает Светлана Борисова, театралка с 60-летним стажем: «Мы, еще будучи школьницами, старались не пропускать ни одного спектакля с участием Гузель Сулеймановой и Фаузи Саттарова. Нам даже ничего не надо было придумывать, пускать в ход воображение: такой поток сильных чувств и откровения шел со сцены в зрительный зал, что слова казались бы лишними на этом торжестве парящего над реальностью жизни танца. А вечерами мы, совсем девчонки, осторожно прячась за кустами парка Матросова, любовались прекрасной парой гуляющих влюбленных, и, казалось, только что увиденная на сцене сказка реальна и так же чудесна, как в обманчивом мире театра».

Когда-то, поставив «Элегию» Сергея Рахманинова, Фаузи Саттаров посвятил ее Гузель. Она танцевала ее, даже когда понимала, что уходит, что обречена. Танцевала как всегда одухотворенно, нежно, с легкой грустью. Потому что ей всегда светила звезда: звезда любви к танцу, дарящему неповторимое наслаждение полета, к жизни, к своему Прекрасному принцу, с которым не расставалась ни в жизни, ни на сцене.

В этом году на самом исходе зимы ей исполнилось бы 85 лет...