Вакцина от «идеального шторма»

— В России произошло наложение двух внешних шоков. Первый из них связан со снижением цен на нефть, второй — с распространением эпидемии, а точнее, пандемии коронавируса. Эту ситуацию можно назвать «классическим, идеальным штормом», когда две серьезные проблемы ударили и по экономике, и по социальному развитию нашей страны.

Как экономисту мне казалось, что самые неприятные последствия могут наступить, если цена на нефть упадет до 20 долларов за баррель. Но сейчас понимаю, что это цветочки по сравнению с тем, какой удар наносит другой шок, связанный с COVID-19. Это так называемый «черный лебедь». Хотя сам автор термина Нассим Талеб не считает пандемию «черным лебедем», уверяя, что ее можно было предвидеть.

— Ясно, что низкая цена на нефть не выгодна никому из ключевых производителей. Но она безусловно привлекательна для основных потребителей, чем они и пользуются. Китайцы, например, по низкой цене закупили нашу нефть. Да, страны-нефтедобытчики вроде бы добились определенного соглашения о снижении уровня добычи, такие обязательства взяла на себя и Россия. Но будем реалистами — это не решение проблемы. Меня, например, как и многих экспертов, смущает сам формат картельного соглашения. Такие договоренности, как правило, недолговечны, в них слишком много сторон, и каждая может в любой момент нарушить правила игры. К тому же потребление нефти в условиях пандемии станет падать, и удержать цену на нее на высоком уровне в обозримой перспективе будет сложно. Это очень большой вызов для экономики нашей страны и республики, в частности.

Из отрицательных моментов стоит отметить сокращение поступления валюты от экспорта углеводородов. Правда, наше государство в лице Центрального банка научилось умело регулировать курс валюты и балансировать между низкой нефтью и дешевым рублем и тем самым отчасти компенсировать бюджетные потери в рублевом выражении.

Если говорить о «Башнефти» как локомотиве республиканской экономики, дающем до трети всего валового регионального продукта, — она, как и другие ведущие нефтяные компании страны, несет серьезные потери от сложившейся ситуации. Однако может отчасти компенсировать снижение продаж за счет той же девальвации рубля, и в итоге потери для республиканского бюджета могут оказаться не столь критичными. Стоит учитывать и такой факт, что «Башнефть» — крупный холдинг, главным образом нефтеперерабатывающая компания. Уфимские нефтеперерабатывающие производства на период режима самоизоляции не закрылись, поэтому считаю, что снижение поступлений от экспорта нефти отчасти компенсируется реализацией произведенных нефтепродуктов.

— Убежден, что ситуация с ценой на нефть все же гораздо более регулируемый процесс и менее опасный для экономики и социальной сферы, чем пандемия коронавируса. Под регулированием я имею в виду прежде всего создание бюджетного правила. Благодаря ему накоплена серьезная финансовая подушка безопасности, оцениваемая в 17 — 18 трлн рублей, что позволит нивелировать выпадающие бюджетные доходы.

Другое дело — эпидемия коронавируса. Опыта действий в таком режиме у нас нет. Мы уже видим, как регионы, страна, мир в целом страдают от него. Субъекты малого и среднего предпринимательства под большой угрозой ликвидации, называются целые отрасли, которые понесут серьезнейшие потери.

Ключевой вопрос: какой может быть глубина этих потерь? Здесь ни один из прогнозов, наверное, не будет на 100 процентов достоверным. Если придерживаться оптимистичного сценария, при котором эпидемия повлечет ограничения не больше чем на два-три месяца и развитие экономики будет иметь характер восстановления, то тогда потери по ВВП могут составить не более трех-пяти процентов.

Тяжело приходится малому и среднему бизнесу, здесь потери могут быть внушительными. А безработица действительно может достигнуть высоких значений, до 10 — 20 процентов по методологии МОТ. Повторюсь, речь идет об оптимистичном сценарии.

— Действительно, уже сейчас происходят и, вероятно, будут происходить серьезные институциональные изменения и в стране, и в обществе. Уже понятно, что экономика станет энергично переходить в онлайн везде, где это только возможно. Произойдет ее трансформация, фактически отомрет ряд секторов. И появятся новые. Искренне верю, что происходящее сегодня разрушение экономики — это «созидательное разрушение» в терминах классика экономической теории Шумпетера.

По сути, мы сейчас вынужденно, в два раза быстрее ожидаемого, входим в цифровой мир, в четвертую индустриальную революцию. И очевидно, что мировая, российская экономика будет предъявлять особый спрос на новые цифровые технологии. Одновременно глобализация в прежнем ее понимании отойдет на второй план, произойдет пересмотр многих цепочек добавленной стоимости.

Еще одно существенное изменение — я это назвал бы неким негативом: экономика станет более государственной. Мы уже видим, что в условиях резкого проявления кризиса государство берет бразды правления в свои руки. Что, наверное, обоснованно, но идет в ущерб тому, что мы многие годы нарабатывали с точки зрения конкурентного рынка.

— Безусловно, сегодня возникла серьезная потребность во всем мире в обсуждении этих проблем. Наверное, каждый из нас сейчас задается такими фундаментальными вопросами: в чем смысл жизни, какие ценности должны превалировать?

Если смотреть на ситуацию с прикладной точки зрения, то видно, что существенно сократилось потребление населения. Есть оценки, что оно уже уменьшилось примерно на треть. Начала меняться наша трудовая философия — мы понимаем, что можем работать удаленно. И это новый для нас вызов. В котором, кстати, мне видится большой резерв для российской экономики.

Объясню, почему. Встречал оценки, что у нас в формате трудового договора, предусматривающего работу не в офисе, работает всего один процент трудоспособного населения. Тогда как в Америке в ряде секторов на «удаленке» находятся до трети сотрудников. И здесь заложен большой резерв развития. В частности, для увеличения производительности труда: уменьшается потребность в офисных площадях, расходы на аренду. А для малого и среднего бизнеса это существенная составляющая. От населения переход на дистанционный труд потребует повышения цифровой грамотности. Это один из аспектов, который может коснуться каждого.

— Я сам давно и серьезно занимаюсь педагогической деятельностью, поэтому вижу, что и роль университетов будет сильно меняться. Они тоже уходят в онлайн. Сегодня вполне реально получить любую лекцию практически на любую тему от специалистов мирового уровня. Например, МГУ объявил курс открытых лекций, «Сколково» заявляет о проведении постоянных вебинаров в режиме самоизоляции.

К сожалению, наши республиканские вузы свой ответ вызовам пока не дали. И это еще раз показывает, что кризис обнажает слабые места в экономике, в социальной сфере, в том числе и нашего региона.

— Да, такой шанс есть. Деньги в любом случае будут вливаться в то, что даст долгосрочный эффект. Главное — правильно ими распорядиться.

Считаю, будет явное понимание того, что наша система здравоохранения хромает и не готова отвечать на такие вызовы, с которыми мы сегодня столкнулись. Университеты находятся в таком же положении, о них я уже упоминал.

Для малого и среднего предпринимательства время, которое наступит после пандемии, — это время новых структур, новых секторов, ниш. И если люди, бизнес и власть будут рассуждать в таком духе, у нас могут действительно появиться новые возможности.

Вообще сегодня в самом незавидном положении оказались именно региональные органы исполнительной власти. Поскольку на территории страны в отношении пандемии введен, скажем так, режим полицентрического или регионального управления. И самое сложное, что здесь часто нет правильного ответа на вопрос, что делать в той или иной ситуации? С одной стороны, необходимо усиливать режим самоизоляции, а с другой, сохранить режим экономической активности. И каждый регион самостоятельно должен выбирать — на что сделать акцент.

Все чаще вижу, как в экономических статьях обсуждают такую дилемму: социальная дистанция или спасение экономики? Другими словами, что важнее сегодня на чаше весов: спасенная жизнь в режиме самоизоляции или череда самоубийств, стрессов и других социальных проблем, которые придут после пандемии как следствие спада и разрушения экономики. Поэтому разумный выбор между экономической активностью и режимом самоизоляции — задача нетривиальная для властей, она обнажает все проблемы, с которыми мы сегодня сталкиваемся. Мы видим пример Москвы, по которой пандемия наносит самый большой удар. И меры, которые там принимаются, являются для многих регионов в отсутствие опыта объектом для копирования.

— К сожалению, с каждым днем люди становятся все более озлобленными. Им необходимы общение, свобода действий. Кстати, ряд социологов и психологов говорят сейчас о большом росте разводов, потому что такой режим приводит к возникновению многочисленных конфликтных ситуаций между членами семьи.

Сложившаяся ситуация обнажила у нас и такую проблему, как отсутствие в обществе политической и социальной солидарности. Мы оказались и психологически не готовы к пандемии, и это действительно большой вызов для властей.

Простой жизненный пример. Мы ввели режим недопуска в парковые зоны. Потому что там собирается молодежь, люди начали массово, например, готовить шашлыки. Но под контролем органов правопорядка в определенных пределах разрешить гражданам совершать пробежки, занятия физкультурой или гулять по аллеям, не допуская массового скопления и нарушения норм социальной дистанции, — задача решаемая. Что могло бы ослабить те негативные проявления в поведении населения, с которыми мы сейчас сталкиваемся. Кстати, особенно сильно это стало проявляться в социальных сетях. Там люди стали раздражительнее, злее, чувствуется, что ситуация накаляется.

— Полагаю, что доля логики в этом есть. Но если брать российские реалии, думаю, сегодня наша глубинка к этому не готова. С точки зрения возможностей экономической деятельности, доступности систем здравоохранения, образования и т.д. Хотя при переходе к удаленному труду при ускоренном развитии телемедицины, онлайн-образования подобное и у нас в стране, в республике исключать нельзя.

— Абсолютно так, зависимость от импорта России достаточно высокая. Это касается одежды, обуви, продуктов питания, фармацевтики. Сейчас можно говорить о 15 — 20-процентной девальвации рубля. Безусловно, бизнес будет стараться отреагировать на это повышением цен. Но это отчасти компенсируется пониженным спросом из-за падения доходов населения. По крайней мере, если из-за валютного фактора повышение цен и будет, то поэтапное. Например, этого можно ожидать на автомобильном рынке.

Стоит учитывать, что сейчас внешние границы, по сути, закрыты, и в других странах бизнес функционирует в ограниченном режиме. В результате по мере распространения режима самоизоляции дефицит отдельных товаров может возникнуть и по объективным причинам.

При этом надо учитывать, что инфляция у каждого своя, насколько она окажется значимой, зависит от структуры потребления конкретного человека и семьи.

— Полагаю, что изменится рынок общественного питания. Он будет в большей степени переформатирован на заказы еды на дом. Традиционная розничная торговля непродовольственными товарами тоже может преимущественно перейти на дистанционную доставку.

А пострадает в первую очередь, очевидно, контактный сервис. Ощутимые последствия ожидает арендный бизнес, цены на аренду недвижимости заметно упадут. Мы также видим крах турагентств. Вряд ли выживут мелкие транспортные компании. Тем более если техника была у таких субъектов куплена в кредит или лизинг.

Резюмируя, можно еще раз сказать, что этот кризис, связанный с воздействием двух шоков, будет иметь серьезные последствия для российской экономики и, вероятно, станет самым глубоким по падению ВВП. Пока мы держим финансовую ситуацию под контролем. Правда, по сравнению с другими странами мы сейчас достаточно осторожно накачиваем экономику деньгами. Думаю, эта поддержка будет усилена.

- Сегодня активизируются финансовые мошенники, и этого надо опасаться. Под видом огромной финансовой выгоды вас станут приглашать на различные электронные площадки. А по сути — просто изымать ваши средства. Такие предложения всегда появляются в кризисы, и их нужно опасаться.