История — это наши родные

Фаяз Габдраевич Шарифуллин родился в 1922 году в деревне Верхнекарышево Балтачевского района. В августе 1941 года, в 19 лет, был призван в ряды Советской армии. Участвовал в Сталинградской битве, воевал на Белорусском фронте в составе 164-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. Вместе с однополчанами брал Смоленск, это была операция «Суворов». Принимал участие в боях за Днепр. Дослужился до звания лейтенанта, награжден орденом Красной Звезды. Был дважды ранен: в бедро и поясницу.

В архиве бывшего пулеметчика сохранился снимок, сделанный 14 мая 1943 года на станции Чапаевск во время остановки военного эшелона. На нем он запечатлен вместе со своим другом Ханнановым.

Тот осенний день 1943 года, когда война разлучила их, он запомнил навсегда. Это было под Смоленском. Очнулся в военном госпитале, рядом — другие раненые. С тех пор сержанта Ханнанова из маленького башкирского села Фаяз Шарифуллин больше не видел. А самого его в части признали погибшим. Он уже и не надеялся выжить, но выкарабкался.

— Меня «похоронили» под Сталинградом, там и могила моя есть. Родные и не думали, что я вернусь домой, — вспоминает ветеран.

Но Фаяз вернулся и нашел свою любовь. Вырастил двух дочерей. У него два внука и четверо правнуков. А сержант Ханнанов, хоть и исчез из жизни нашего героя, но в памяти и на маленьком фото останется навечно.

«Летом 2016 года я с мамой и папой на автомобиле ездила на могилу к прадедушке в Краков, — пишет школьница. — Маршрут из Уфы мы спланировали так, чтобы он проходил через знаковые места, которые имеют огромное значение для каждого человека нашей страны: Красная площадь, Поклонная гора, музей истории Великой Отечественной войны в Минске, Хатынь, Брестская крепость, Рейхстаг. В Кракове по карте мы нашли советское захоронение на Роковицком кладбище и могилу прадеда. Привезенную с родины землю высыпали на могилу и с волнением возложили венок, на лентах которого были написаны слова благодарности моему прадеду. Меня поразила мысль о том, что за все эти годы никто из родственников не мог навестить его могилу.

Я задалась вопросом, а что я знаю о своих родственниках, которые защищали нашу страну, и что буду рассказывать о них своим потомкам? Оба маминых деда — Шелип Трофим Аксентьевич и Омельченко Александр Родионович — считались пропавшими без вести. Все попытки родителей разыскать их, предпринятые еще в советское время, результатов не дали. В последние годы информационная ситуация по поиску пропавших воинов изменилась, рассекречены многие архивы и документы, появились новые сайты поиска».

С момента начала работы Рената уже знала, что в Книге Памяти есть запись: «Омельченко Александр Родионович, рядовой, 1910 г., станица Славянская, умер от ран в апреле 1945 г. Похоронен в г. Краков, Польша».

Рената обратилась на сайт Центрального архива Министерства обороны и на портале «Память народа» нашла семь документов об А. Р. Омельченко. Самое удивительное, что там была запись о награждении его 13.06.1945 года орденом Красной Звезды. Оказалось, что прадед был удостоен этой высокой награды посмертно. Никто из родственников об этом не знал.

Радует упорство, с которым школьница продолжала поиск. Оказалось, что прадед был призван в Красную армию Первореченским райвоенкоматом Владивостока 17 февраля 1943 года. «Это значит, что на фронт его призвали с Дальнего Востока. Почему так произошло, моя бабушка не знает, а других родственников уже нет в живых. Никаких документов, проясняющих эту ситуацию, не найдено. Но на сайте можно отследить боевой путь стрелкового полка, где и на каких фронтах воевал рядовой стрелок А. Р. Омельченко. Получив более полную информацию, я приступила к дальнейшему поиску», — пишет девушка.

Вот так фронтовая акция, объявленная на отцовской работе, подвигла дочь на большую исследовательскую работу. Рената нашла сведения о боевых действях 1085-го стрелкового полка 322-й стрелковой дивизии в Центральном архиве Министерства обороны. Омельченко принимал участие в форсировании крупных водных преград: рек Сейм, Днепр, Десна, Припять, освобождал города и села Белоруссии и Украины. Был четырежды ранен. После тяжелого ранения в область позвоночника умер в госпитале почти перед самым окончанием войны.

Фотографий Ренате найти не удалось, и прадеда она не знает в лицо. Поэтому намерена продолжать поиски.

Мой дядя, Владимир Андреевич Борисов, вернулся домой летом 1950 года, в разгар сенокоса, так что бывшему фронтовику времени на передышку не было. Поражала всех его фронтовая судьба. Сражался на передовой, а вернулся без единой царапины.

25 января 1945 года его часть вступила на территорию Германии. «Враг сопротивлялся отчаянно, постоянно атаковал, наши бойцы несли потери, — рассказывал дядя. — Со мной вместе воевал Николай Казанин из Покровки, который погиб на моих глазах. Я был с ним в разных боевых расчетах противотанковых ружей. Помню, минутой раньше пулей убило его второй расчет Грецюка, а он в одиночку успел сделать два выстрела, и вдруг над его позицией разорвался немецкий снаряд. Потом следующий, уничтоживший весь орудийный расчет 76-миллиметровой пушки. Жалко ребят. Мы их и похоронить не смогли. Как только враг начал отступать, мы поднялись в атаку».

Дядя участвовал в окружении и пленении группировки немецких войск у города Бауцен, затем освобождал город Штрелень.

Штурмовать Берлин В. Борисову не пришлось. В первые дни мая его боевую часть направили к границе Чехословакии. А 9 мая 1945 года наводчика ружья ПТР ефрейтора Борисова Владимира Андреевича за то, что в боях за город Нахед первым ворвался в дом, превращенный немцами в узел сопротивления, забросал гранатами и уничтожил пулеметный расчет противника, наградили медалью «За отвагу».

Дети войны... Они повзрослели рано — уже в 10 — 12 лет работали на полях и на заводах, сеяли, пахали, убирали урожай. Зарипова Салима Шакирьяновна — одна из них. Родилась в деревне Исанбаево Янаульского района. Когда началась война, ей было 12 лет. Она рассказывала, как отправляли на фронт зерно, лошадей, одежду, не оставляя себе ничего. И эти дети, голодные, раздетые, пахали землю на быках, выкапывали по весне оставшуюся с осени картошку, порой гнилую, сушили, мололи и ели…

Кроме Салимы в семье было еще трое детей, мал мала меньше. А в декабре 1941 года у них умерла корова. Дети остались без молока. Нищета и голод, болезни и вши стали хозяевами и без того убогих деревень. Многие умирали от голода.

Каждый день в деревню приходили похоронки. Горе было почти в каждой семье. Бабушка рассказывала, как однажды к ним зашла соседка и сказала, что в соседнем районе вернулся солдат с войны, который видел на фронте отца бабушки. И она прошла пятьдесят километров, чтобы найти этого солдата, но все оказалось напрасным. Он не знал ее отца. Что может сравниться с болью и разбитой надеждой ребенка?! А вскоре пришло известие, что он пропал без вести. С войны отец так и не пришел…

Об одном из ее сыновей, Якове Мефодьевиче, моем двоюродном дедушке, я хочу рассказать. Родился он в деревне Сидоровка Давлекановского района 20 августа 1925 года, в большой крестьянской семье. Учился в Поляковской школе, окончил семь классов. В 1943 году ушел на фронт, в разведывательный взвод. Спустя два месяца принял командование взвода на себя, так как командира убили. Говорили: «Коммунист капитан Яков не подведет». А ведь ему было всего восемнадцать.

Отчаянный командир никогда не возвращался в роту, не выполнив задания. Сутками мог лежать на морозе, выслеживая противника. Несколько раз был ранен, контужен, но всегда возвращался в строй. Его мама, Прасковья Сергеевна, трижды получала похоронки, но не верила им, ходила в церковь, ставила свечи, молилась. Когда закончилась война, младший лейтенант Яков Могила вырезал на Рейхстаге финкой свою фамилию — в журнале «Огонек» за 1971 год на обложке была напечатана фотография.

Когда возвращались с победой через Западную Украину, бандеровцы заминировали дорогу, и после взрыва раненного Якова Мефодьевича засыпало землей. Он чудом остался в живых: его учуяла поисковая собака, стала лаять, рыть землю лапами. Так и нашли Якова и отправили в госпиталь. Контуженный, он вернулся в 1945 году в родную деревню.

Сельское хозяйство нужно было восстанавливать. Якова Мефодьевича назначили лесником. Позже был трактористом, бригадиром, зампредседателя колхоза. Прожил Яков Мефодьевич всего 62 года.

«Здравствуй, дорогой дед! Я впервые за всю жизнь пишу эти слова. Нас разделяют три четверти века, и я никогда тебя не видела. Недавно разбирала документы и наткнулась на ветхий выцветший листок. Похоронку… Что я знаю о тебе? Каким человеком ты был? Начала по крупицам собирать информацию и поняла, что очень немногие могут что-то рассказать — почти никого не осталось. Но я хочу, чтобы мои дети и внуки знали о тебе.

Иван Николаевич Голубкин родился в 1900 году. Многодетная семья — три парня и шесть девочек. Жили небогато, но дружно. В 18 лет в соседней деревне встретил свою будущую жену — Марию Егоровну Торгашеву. Там семья была побогаче — вот и пошел наш Иван в примаки. Вместе с тестем пахали от зари до зари в прямом и переносном смысле. Две коровы, скотина; тяжело было, но так ведь и трудились для семьи. И все бы ничего, да грянула революция, Гражданская война. Белые, красные, красные, белые… Все завертелось — кто прав, кто виноват? Разве сейчас разберешь?

Пережили кое-как, а тут новая беда. Раскулачивание. Пришли ночью, всю семью выгнали на улицу, беременную жену почему-то закрыли в подвале. Там она, бедная, и родила первенца. Мертвого. Отобрали все — и дом, и скотину, и технику. Сослали на золотые прииски, на самую тяжелую работу. Жили в землянках. Как? Сейчас даже и представить сложно.

Позже в Ишимбае открылась добыча нефти, и каким-то чудом наша семья попала туда. Поставили домишко, начали обживаться. На тот момент уже с тремя детьми. Ты был очень гостеприимным, веселым человеком. Как тогда говорили — хлебосольным.

И тут новое испытание — война. Первым забрали сына Костю, ему уже 20 было, а в 1943 году — и Ивана Николаевича. Бабушка осталась одна с четырехлетней дочкой (моей мамой) и двухлетним Мишей. Как жили? Выживали. Весной 1944 года страшное известие — похоронка: «Ваш муж, рядовой Голубкин Иван Николаевич, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был ранен и умер от ран 14 апреля 1944 года. Похоронен в братской могиле № 2 слева на опушке леса юго-восточнее деревни Моисеево Калининской области».

То, что в семье сохранили похоронку, говорит о многом. Когда я держу в руках этот кусочек бумаги, понимаю, что любовь, она не в громких словах, а в делах, в памяти, в уважении. Бабушка, Мария Егоровна, прожила тяжелую, но хорошую жизнь. И осталась верна своему Ивану.

И я хочу сказать спасибо своему деду не только за победу, но и за нашу жизнь. За то, что у меня подрастают дети, его правнуки — Иван и Мария».

В январе 1943 года нас привезли в Тоцкие лагеря, что в Оренбургской области. Выдали гимнастерку, галифе, длинную шинель, шапку-ушанку, брезентовый ремень, ботинки с портянками и обмотками. Много было новобранцев из Башкирии.

Через месяц службы более рослых и крепких ребят перевели в полковую артиллерийскую школу. Так я стал орудийным номером 45-миллиметровой пушки, «сорокапятки». Пушке полагалась конная тяга, но тянуть на лямках нашу родимую на стрельбище и обратно приходилось нам. Занятия проходили в любую погоду. Бегали, потели, лежали в снегу, сильно замерзали. Особенно плохо дело обстояло с ногами — из-за сырых портянок.

В Тоцких лагерях я прослужил до осени 1943 года. Из нас сформировали маршевые роты, направили в Подмосковье, в город Ногинск. Здесь формировали воздушно-десантную бригаду, и я стал десантником, а позже и гвардейцем.

Ближе к весне солдатская молва донесла, что нас готовят к десантированию за линию фронта, и где-то в мае 1944-го нас отправили на Карельский фронт, в 99-ю стрелковую дивизию. 21 июня нам предстояло форсировать водную преграду.

Началась артподготовка. В течение трех с половиной часов стоял мощный гул. Во время артподготовки меня отправили за резиновой лодкой в штаб полка. По пути встретился с земляком из соседней деревни. Он пригласил посидеть в его окопе, поговорить. Но я, сославшись на срочность задания, ушел. Возвращаюсь обратно и вижу: на месте окопа большая воронка, еще дымится, и разбросанные тела. После войны я побывал у родителей моего земляка и рассказал, как погиб их сын.

Сначала в реку вошли 16 добровольцев. Они толкали впереди себя плоты и лодки с чучелами. По ним притаившиеся огневые точки противника открыли огонь. Наши наблюдатели их засекли, и еще час длилась артподготовка.

Первой форсировать реку начала наша дивизия. Мы спустили на воду плот, погрузили «сорокапятку». Деревянная лодка, в которой я сидел, рассохлась, пришлось каской вычерпывать из нее воду. В реку вступили автомашины-амфибии, справа и слева саперы начали наводить понтонные мосты. Враг начал обстрел. Рядом стали взрываться вражеские снаряды, поднимая белые столбы воды…

При отступлении противник оставлял специальные группы снайперов-наблюдателей. Чаще всего они прятались в замаскированных «гнездах» на верхушках деревьев. Мы по этим «гнездам» стреляли осколочными снарядами прямой наводкой. Преследуя отступающего противника, наша батарея вышла на большую поляну. Неожиданно начался сильный артобстрел. Мы попали под прицельный огонь противника. Я инстинктивно упал и прижался к земле. Снаряды падали рядом, свистели осколки. Большой, величиной с кулак, горячий осколок, порвав галифе, воткнулся рядом с ногой, другие порезали на спине вещмешок. Хотелось провалиться в землю или встать и бежать с этого проклятого места. В голове была одна мысль: «Когда же это прекратится»?

Неожиданно наступило затишье. Оказывается, корректировщик огня противника сидел в подбитом танке. Разведчики, узнав об этом, незаметно подошли и схватили его. Недолго думая, повесили гада на орудийном стволе.

Что творилось на поляне! Подбитые автомашины, орудия, убитые и умирающие, там же лошади. Прислонившись к дереву, сидел командир нашей батареи. Осколком ему наискось порезало живот. Капитан двумя руками собирал внутренности, перемешанные с прошлогодней листвой и пытался засунуть в себя обратно. Увидев меня, выговорил: «Сайфуллин, я скоро умру. Напиши письмо моей жене». Я начал было его успокаивать, но он попросил меня быстрее достать бумагу и карандаш из планшета и начать писать. Я выполнил последнюю просьбу командира. Подошедший санитар, посмотрев на него, покачал головой и тихонько шепнул: «Не довезем…».

Хороший, грамотный был командир. Знал всех по фамилии. В бою берег солдат. Спокойный и рассудительный. Отойдя в сторону, я не вытерпел, присел и заплакал. И никто меня не успокаивал. Плакал я в первый и последний раз.

Осень 1945 года. Я, самый счастливый человек, иду домой. Остался последний отрезок дороги до родной деревни. Поднимаюсь на Тарказинскую гору. Услышав крик: «Стой! Стой!», оборачиваюсь. Бежит женщина. Дождался. Она, задыхаясь, спрашивает: «Когда мои сыновья вернутся с войны? Ты видел их?». Как мог успокоил ее. Потом я узнал, что ни один из четверых сыновей Гильмуляк-апы не вернулся с войны…

У моего дедушки были драгоценности. Он хранил их со времен войны. Это не золотые украшения, не старинные монеты. Это в сто раз ценнее. В его семейном пожелтевшем от времени альбоме лежали письма с фронта.

«От вашего сына Константина Андреевича Куприянова. Здравствуйте, дорогие мои родители, папаша и мамаша, и здравствуй, дорогая Нюра, Надя и маленький Шурик…».

Я бережно держу в руках пожелтевшие листочки, на которых от времени выцвели чернила и затерлись некоторые слова. Эти листочки — письма с фронта, которые написал мой прадедушка Куприянов Константин Андреевич. О чем эти письма? Они бытового, личного характера, чем занимались, хороша ли еда, одежда, сапоги. Прадедушка описывает обстановку, старается писать только хорошее: «Остаюсь жив и здоров, чего и вам желаю». Просит родных почаще писать, и понимает, что и дома ждут от него вестей, старается каждую пятидневку посылать письма.

Два письма и одна фотография — это все, что осталось у дедушки в память об отце. К сожалению, нет в живых тех, кто мог бы рассказать, каким он был, о чем мечтал, к чему стремился. Благодаря порталу «Подвиг народа» удалось выяснить, что на фронт прадед был призван 28 августа 1941 года. Служил в 153-м стрелковом полку 80-й стрелковой дивизии Волховского фронта. Во время боев 12 — 16 января 1943 года в районе Гайтолово проявил себя мужественным командиром, смело руководившим своим расчетом, за что 28 января 1943 года был награжден медалью «За боевые заслуги». Погиб 1 февраля 1943 года в Мгинском районе Ленинградской области.

Теперь альбом с письмами хранится у меня. Держу в руках письма и понимаю, как же мой прадед хотел жить, вернуться домой и обнять свою любимую Нюрочку и детей, маму. Не приехал, не пришел с фронта Константин. Погиб, но он победитель. А к нам, в XXI век, приходят письма из роковых сороковых. Неживые, они нам пишут, они — наша память.