Габида Гималова мы застали на лугах — разгар сенокоса. Он долго откашливался, прочищая горло от набившейся травяной пыли, но звонку журналистов, казалось, был искренне рад. Посмеялся наивности горожан, удивившихся, как в такую жару у него хватает сил держать в руках косу. «В молодости — было дело, по две скирды вручную косил. А сейчас у меня мини-трактор», — даже по телефону угадывалась его широкая улыбка.
Больше, чем просто радость
Габид Гималов — имам-хатыб в мечети деревни Мечетлино Салаватского района. Не из тех, кто, отучившись за морями-океанами, облачается в расписной зеленый халат и по-арабски говорит лучше, чем на родном языке, а настоящий деревенский мулла. С твердыми мужицкими ладонями и таким лицом, что сразу хочется подойти и рассказать обо всем, что наболело. Возможно, это у него профессиональное: Гималов — бывший военный врач, анестезиолог-реаниматолог, за время работы сначала в «гражданских» больницах Уфы, потом в системе МВД навидался всякого. Уже потом, выйдя на пенсию, вернулся в родную деревню, построил себе дом. Это было еще в 1998 году. С тех пор все главное в деревне происходит там, где он.
— Я сразу окунулся в общественную жизнь, — рассказывает Габид-агай, как называют его все в районе. — Обычно ведь деревенская психология какая: в своем хозяйстве я и президент, и премьер, а там, за забором, хоть трава не расти. Неправильно это. Об общем благе тоже надо думать, иначе вернемся назад в пещерный век.
Стараниями Габида-агая лет пять назад в деревне появился мост через местную речку: он просто взял и начал его строить. Соседи говорили: тебе, старый, умирать пора, а ты про мост думаешь. Потом уж нашлись сочувствующие, помогли довести дело до конца. Мостом сейчас пользуются все, особенно довольна деревенская живность: не надо, чтобы перейти на тот берег, по брюхо лезть в воду. Но это так, детали. Больше всего Гималов, приехав из Уфы, озаботился тем, что в деревне нет мечети.
— Как раз в то время по всей республике начали восстанавливать храмы. Ну, думаю, тоже надо строить, — вспоминает он.
До 1917 года мечеть в Мечетлино была, стояла на улице Подгорной. После революции, как водится, ее приспособили сначала под столовую для детей-сирот, потом под клуб, пока, наконец, не разобрали совсем, а для Дома культуры построили новое здание. К тому времени, когда Габид Гималов вернулся в родные края, и оно успело изрядно обветшать. Дом культуры перевели в кирпичные стены, а прежнее его обиталище решено было пустить на слом. Тут-то и вмешался Гималов. Сказал: ломать не строить, нечего голому фундаменту зиять посреди деревни. Лучше мы тут поставим мечеть.
И вот началась строительная эпопея, растянувшаяся почти на десять лет. Спасенное от сноса здание нуждалось в срочной реанимации. Ни окон, ни полов, летом туда совершали паломничество коровы — полежать в тенечке. Гималов кинулся искать спонсоров. Деревенские затею поддержали, откликнулись и те, кто разъехался по разным местам. Но много ли могут люди, у которых и без того в кошельке небогато? Собрали, что называется, с миру по нитке, а дальше дело встало, хотя Гималов обращался всюду. Тогда он решил: будет строить своими силами.
— Согласно смете, на восстановительные работы нужно было полтора миллиона рублей. Я прикинул: деньги не такие великие, как-нибудь справлюсь. Все-таки у меня как у военного пенсия побольше, — рассказывает Габид-агай.
Начиная с 2009 года каждый рубль с пенсии он тратил на стройку. Доходы от личного подсобного хозяйства тоже шли в дело, благо, у Гималовых оно большое: овцы, козы, куры, огород, плодовый сад. Тогда же, в 2009-м, Габид-агай зарегистрировал в минюсте мусульманскую религиозную организацию и был назначен имам-хатыбом мечети, существовавшей пока только в мечтах.
— Нанял я троих ребят, они строили. Сам тоже не сидел сложа руки: крыльцо, например, полностью сделал сам. И по сугробам зимой сам лазил, клеймил деревья под вырубку на лесной делянке, — продолжает он.
Мечеть открыли в 2016 году, в самый канун Курбан-байрама. Вместо полутора миллионов удалось уложиться в 750 тысяч рублей. Голь, как известно, на выдумку хитра: экономили, выкручивались, изобретали способы обойтись без денег, где только можно. Кровлю с разобранного кинозала, к примеру, пустили на забор. Добровольные помощники стучали топорами бесплатно. Когда новоиспеченный мулла впервые переступил порог мечети, чуть не расплакался. От того, что все-таки выдержал, одолел весь этот долгий и тяжелый путь. Это больше, чем просто радость.
Мечеть получилась не совсем обычной — таких, может, больше и нет. Одна ее половина, молебенная, работает как положено: несколько раз в день звучит азан (призыв к молитве — ред.), по праздникам собираются прихожане из числа местных жителей, заходят перед дальней дорогой вахтовики. А во второй обосновалась фольклорная группа «Умырзая» — деревенские пенсионерки, хранительницы народных традиций. Приходят они вроде как на репетицию, но и рукоделье прихватить не забывают. Поют, вышивают, ткут, а заодно встречают туристов из геопарка «Янган-Тау», для которых увидеть вот такую задорную, голосистую, мастеровитую башкирскую деревню — чистая экзотика. Вышло, что вместо одного доброго дела Габид-агай сделал сразу два: и мечеть построил, и разбудил в односельчанах интерес к собственным корням — быту, обычаям, ремеслам предков.
— Идея родилась на ходу, — признается он. — Здание просторное, на второй половине мы по праздникам готовим угощение из мяса жертвенных животных, садимся за стол. Женщины развесили по стенам вышивки, я собрал ткацкий станок по образцу старинного, рядом поставил двух лошадей, которых выстругал из липы, — башкиры ведь всю жизнь в седле. Так мало-помалу и возник то ли музей, то ли этноуголок.
Сейчас участницы творческого коллектива уже не представляют, как жили без всего этого. В группе девять человек, самой старшей, Насиме-апай, 84 года. Про нее нам рассказывают наперебой: с юности в доярках, вырастила шестерых сыновей, а до сих пор без очков так и водит туда-сюда иглой. Вышитые вручную ковры на стенах — ее работа. Она и младшим передает секреты, доставшиеся от прабабушек.
У другой мастерицы в семье случилось страшное: в одночасье не стало сына и невестки, чуть погодя ушел из жизни и муж. На руках у пожилой женщины остались трое внучат. Приходит она сюда — только тогда и светлеет лицом. И младшую внучку с собой приводит, 8-летнюю Милю. А лица здесь и правда особенные — как будто повседневные заботы и тревоги обходят этих женщин стороной.
— Придешь, увидишь друг друга — все болезни как рукой снимает. Очень у нас тут душевно, — подтверждает Зилира Сабирова, руководитель коллектива.
Среди своих девчат она самая молодая, около года назад стала предпринимателем — открыла в деревне магазин. Дел и хлопот — хоть отбавляй, но посиделок в мечети никто из них ни разу не пропустил. Сейчас, правда, встречи временно пришлось прекратить — коронавирус, будь он неладен. Этот перерыв, затянувшийся на неопределенный срок, дается «умырзаянкам» с трудом — не такой у них характер, чтобы по своим дворам прятаться.
— Сердце и душа деревни, ее сливки — все это здесь, — утверждает Зилира Сабирова. — К нам идут самые активные и расторопные, кто и сельсовету помочь успевает, и хозяйство на себе тащит, а бездельники на печи лежат. Вы посмотрите: у нас каждая сшила себе национальный костюм, в нем и приходит на репетиции. Как ни приедем куда-нибудь на конкурс, всюду выделяемся своими нарядами. И школьники к нам заглядывают. Меня саму, пока была маленькой, старшие брали с собой, собираясь с концертами по деревням. Отсюда, наверное, у меня любовь ко всему нашему исконному — старинному укладу, песням. То есть я хочу сказать, как важно вовремя приобщить к этому детей, чтобы они потом передали эстафету следующему поколению.
Этноуголку в стенах мечети давно стало тесно. Уже не первый год Габид-агай вынашивает очередной грандиозный проект: хочет открыть настоящий этнодом, где будет полностью воссоздан быт башкирского казака — убранство избы, подворье, традиционные ремесла, ульи, кумыс. Для геопарка «Янган-Тау», недавно включенного в глобальную сеть геопарков ЮНЕСКО, такой туристический объект был бы очень кстати. Тем более что для его пуска все готово: участницы фольклорной группы собирают по дворам старинные вещи, одежду и утварь, Габид-агай смастерил токарный станок по дереву, чтобы вытачивать сувениры и бочонки для меда, даже нашел орден Святой Анны — на собственном огороде, копая грядки. Есть и подходящее помещение — заброшенный домик в двух шагах от мечети, когда-то принадлежавший ветстанции. Загвоздка только в одном: на этот домик у районной власти другие планы. Сначала его собирались передать под кафе, потом вдруг возникла идея поставить на его месте фельдшерский пункт, хотя в деревне есть отличный ФАП. Теперь домик и вовсе хотят снести.
— Зачем сносить? — недоумевает Гималов. — Для этнодома такая избушка в самый раз. Мы ее подновим, поставим вокруг плетень, будем принимать туристов. И фольклорной группе там было бы вольготнее. Мы даже Радию Хабирову написали, чтобы заручиться его поддержкой.
Зная упорство Габида-агая, можно не сомневаться: он сделает все, чтобы этнодом состоялся.
В апреле Габиду Гималову исполнилось 79 лет. Годы — они словно бегут где-то в сторонке, не оставляя следа ни на лице его, ни на характере. Не так давно он научился делать кубыз из титановой проволоки. Вся группа теперь играет на его инструментах, а ему этого мало, он хочет и курай освоить. Пишет картины, вдохновляясь сюжетами из собственного обожженного войной детства, и выставляет их здесь же, в этноуголке. По-прежнему целительствует, мастерски владея искусством иглорефлексотерапии. Соседство с Мечетлинским геологическим разрезом подарило увлечение палеонтологией. А совсем недавно в Уфе вышла его автобиографическая книга. На обложке сам автор в парадном кителе с погонами капитана отдает честь: он так и прошел по жизни, не стыдясь ни одного своего поступка.
— Я рос в семье из 12 детей, родился восьмым по счету, — рассказывает Габид-агай. — В 1930-х двое малышей умерли в одну неделю, и мама у меня, сколько ее помню, — запоет, а потом вдруг плакать начинает. Я спрашиваю, зачем плачешь, а она: вот вспоминаю своих усопших детей. Хоть бы, говорила, кто-нибудь из оставшихся детей доктором стал, помогал бы людям. Слава Всевышнему, и я, и сестренка на врачей выучились, и родители, к счастью, успели узнать, что их мечта исполнилась.
Врач и священнослужитель в одном лице — согласитесь, сочетание не такое уж частое. В ответ Гималов апеллирует к истории: вспоминает профессора Войно-Ясенецкого — великого хирурга и ученого, причисленного к лику святых. У себя в операционной он поставил икону Божьей Матери и каждую операцию начинал с молитвы.
— Я тоже перед сменой мысленно всегда обращался к Аллаху, и каких-то неожиданных осложнений, резкого ухудшения состояния у пациентов не случалось, — говорит Габид-агай. — Безусловно, были моменты, когда надеяться оставалось только на высшие силы. И они вмешивались, спасали людей. Именно как врач я точно знаю, что человек на земле не одинок. Каждому из нас помогают сверху. Это знание надо всегда носить в себе, оно делает тебя сильным.