В селе Подлубово, что в Кармаскалинском районе, уже не одну неделю готовятся встречать своего земляка Михаила Малюшина. Сценарий расписан почти на весь субботний день: гостя поведут в школу, затем будут чествовать в Доме культуры. Чем же дорог односельчанам Михаил Васильевич? Тем, что помог закупить оборудование, мебель, отремонтировать школьные классы, сельскую библиотеку, вложил средства в строительство порушенной церкви? Кто-то попытался подсчитать, сколько же он потратил на все это собственных денег: миллион, полтора, два?.. Однако всех денег стоит характер самого Михаила Малюшина. Именно об этом и пойдет речь на встрече с земляками ветерана Якутского речного пароходства.
Камлал шаман
Неподалеку от столицы Саха есть усадьба Атласовых. Там регулярно камлает шаман. Михаил Васильевич решил устроить мне экзотическую экскурсию.
Шаманом оказалась бывшая учительница немецкого языка. Она провела нас по всем заботливо обустроенным культовым объектам, а в конце мы оказались у порога восьмистенного дома. Тут нельзя было оплошать — предстояло в точности выполнить наставления шамана: поклониться, отряхнуться, старательно покашлять, извещая духов о своем визите…
Посреди жилища возвышался очаг. Шаман с его помощью совершает таинства, в том числе выясняет, какова натура посетителей.
О Михаиле Малюшине она сказала так:
— Вы светлый человек, к вам обращаются за помощью, и вы стараетесь всех поддержать...
Мой спутник смиренно слушал оду в свой адрес. А я терялся в догадках: кто передал шаману «Личное дело Малюшина М.В.»? Досье у нее, конечно же, никакого не было. Да и к чему информация со стороны, когда, даже не прибегая к мистическим обрядам, достаточно немного пообщаться с Михаилом Васильевичем, чтобы понять, как повезло тем, кому посчастливилось жить и работать рядом со Светловым (потом я выясню, что так его нарекла одна ясновидящая).
Пристань становления
Став начальником Покровской пристани через пару лет после окончания речного училища, Малюшин практически всю бригаду укомплектовал из бывших сидельцев. Отмотав срок, люди выходили за ворота лагерей и тюрем, не зная, куда податься: многих давно не ждали на малой родине, им негде было жить, и никто не горел желанием предоставить им работу. Только молодой начальник пристани, которая при нем работала как швейцарские часы, выполняла планы и награждалась красными знаменами, чудил: зачислял в штат, прописывал в общежитие.
Остепенившись, почувствовав свою нужность, мужики обзаводились семьями, переезжали в дома, построенные хозспособом. Устроившись на свободе столь чудесным образом, получая приличную зарплату, они буквально боготворили своего начальника. И готовы были лезть из кожи вон, если потребуется выполнить его просьбу. Так были устроены эти люди, считавшие, что за доброту надо платить по самым высоким расценкам. Но вот заморочка — он ничего не просил! Ушлая братва тем не менее нашла способ, как отблагодарить, когда его перевели в Якутский речной порт, повысив в должности.
Назначение было столь стремительным, что он даже не успел перевезти вещи. Вернулся за ними спустя пару недель. По привычке в первую очередь наведался на причал. Глянь, а флот стоит. Баржи замерли у стенки, грузчиков нет, краны не работают. Между тем, до обеденного перерыва как до Луны на тракторе.
Бригадир на пару со звеньевым вышли его встречать — расфуфыренные, им бы еще смокинг с бабочкой на бычьи шеи.
— Вы не на свадьбу собрались, разодевшись в пух и прах? — поинтересовался Малюшин у своих бывших подчиненных. — Может, кто-то объяснит, что происходит?
— Не волнуйтесь, Михаил Васильевич, все нормально. Прокатите-ка лучше нас — вон ведь какая красавица при новой должности, — кивнул бригадир на припаркованную «Волгу».
Ехать пришлось на окраину поселка. В ресторан. К тому времени там собрался весь коллектив — с женами, детьми. Малюшин в недоумении:
— Объясните, наконец, что это за карнавал в разгар навигации?
Толпа практически хором отвечает:
— Проводы вам решили устроить, отметить новое назначение.
— Так ведь суда простаивают.
— А капитаны с нами за столами сидят. Да вы не переживайте, мы обо всем договорились, в нормы уложимся.
Его бросило в краску. Из-за того, что он стал причиной всей этой сумятицы. Чувство неловкости охватило, когда один за другим заговорили люди. Жены благодарили за избавившихся от алкогольного порока мужей, бывшие любители заложить за воротник — за человечность и спасенные судьбы, отсидевшие срок (а кое-кто и не один!) — за святое доверие — чувство, подзабытое за решетками тюремных камер. Он слушал исповеди этих простых, искренних людей, не привыкших юлить, не приученных угодничать, при случае режущих правду-матку в глаза, и предательский комок подступал к горлу…
Но вот настало время уезжать. К ресторану подъехал грузовик. В кузове его едва поместились холодильник, ковры, модная чешская стенка, кухонный гарнитур, диван…
— Это вам от нас, — галдела толпа, обступив своего бывшего начальника.
Тут Малюшин не выдержал, взмолился:
— Что же вы делаете, меня же посадят, до Якутска доехать не успею.
— Не боись, Михал Василич, у нас на каждый винтик документ справлен.
Вышел Малюшин на берег Лены — расплакался: с таким коллективом приходится расставаться...
Тот самый хулиган
Бог далеко не каждого осчастливил, расписывая судьбы. Чья-то будущность начертана каллиграфическим почерком, чья-то выведена торопливыми каракулями. Но шанс исправить есть у любого. Вопрос только в том, сумеет ли человек им воспользоваться.
У одного из капитанов был сын — шпана редкостная. «Ох, накликает беду на свою головушку!», — пророчили парню незавидное будущее. Хулигана откровенно побаивались и сторонились. А Малюшин присматривался. Раскусил, что парнишка далеко не дурак. Вызвал в кабинет, побеседовал и решил пристроить в школу командного состава, хотя многие отговаривали: дескать, такого савраса без узды близко к флоту подпускать нельзя. Подопечный, вкалывая на вахтах, постепенно отвыкал коленца выкидывать — времени на озорство оставалось все меньше и меньше. Потом пришла пора парня в речное училище направлять. Хоть не всем это решение по нутру было, но аргумент, что толковый, все на лету схватывает, крыть было нечем. Позже предпринял еще один рисковый шаг, назначив диспетчером. И человека словно подменили: остепенился, от выходок дурацких отвык, главное дело, все у него получается.
Настало время — в вуз поступил. По службе продвинулся. Некоторые, узнав о карьерном взлете, недоуменно переспрашивали: «Как, тот самый?!». «Именно тот самый, — пожимал плечами Малюшин. — Из него получился хороший специалист, руководитель. Его уважают капитаны. В довершение ко всему оказался прекрасным семьянином».
Удивляться столь чудесному перевоплощению вряд ли стоит. Секрет Михаил Васильевич в тайне не держит. Да и нет его, секрета. Когда людям доверяешь, они получают удовлетворение от своей работы, чувствуют, что на них возлагают большие надежды, и — как результат — зреет ощущение собственного достоинства.
«Буржуйка» едва не потянула на статью
Недавно оказавшегося в Барнауле Михаила Васильевича разыскали бывшие воспитанники подшефного детдома.
— А помните, — спрашивают, — как мы ночью пробрались на базу и уволокли лист железа, чтобы заказать из него «буржуйку»? Стены спален в детдоме промерзали, вот и решили установить дополнительное отопление. Когда обнаружили пропажу, поднялся шум. Мы глупые были, железный лист тащили волоком. По снежному следу к нам в детдом и пришли милиционеры. Составили протокол, объявили, по какой статье загремим в колонию.
И правда, вспомнил он, была такая история. Пришел к Малюшину следователь, докладывает:
— Факт хищения социалистической собственности установлен.
— Установлен факт пострашнее, — отвечает. —Дети мерзнут. Протокол прошу уничтожить. Железо воровать им больше не придется — печки сварим в порядке шефской помощи.
Трудно сказать, как бы сложилась судьба подростков, попавших в колонию по глупости. Стали бы они самодостаточными людьми — большой вопрос. А пацанов детдомовских потом каждое лето он зачислял в штат подсобными рабочими. И они, гордые собой, зарабатывали первые трудовые деньги. С ними наравне работали и дети самого Малюшина — не из-за нужды, а чтоб знали цену рублю.
Гордиевы узлы Вилюя
Регион с началом возведения в зоне вечной мерзлоты Вилюйской гидроэлектростанции охватил строительный бум. Бывало, цемент самолетами завозили аж из Красноярска! Чтобы было понятно, это примерно такое же расстояние, как от Уфы до Москвы. Цемента требовалось много. И не абы какого. Не знавший аналогов в мировой практике объект нуждался в особых высококачественных материалах. Между тем цементное производство действовало и в самой республике, но доставить его продукцию гидростроителям было проблематично: баржи преследовали маловодность, высокая скорость течения, бесчисленные перекаты, каменистые пороги. На Вилюе метр влево, метр вправо — все, сел на мель, продырявил днище.
Впервые попав в поселок строителей на судне с грузом для геологов, Михаил восхитился масштабом строительства, мостом через Вилюй, обводными каналами… Но любоваться индустриальным пейзажем было недосуг — у него была иная цель: директор строительства.
— Михаил Макарович, вам нужно много цемента, и мы готовы его вам привезти, — не тратя время на здравицы, сходу заявил ему Малюшин.
— Да вы что, тут вода порой так падает, что на лодках-то с трудом переправляемся. Какой цемент, о чем вы говорите?
— Чудом пришли, не иначе.
На следующий год Малюшин взял на местном заводе 400 тонн цемента в долг, пообещав расплатиться, как только доставит товар строителям. Семь потов сошло с капитана, рулевых, вахтенных. Михаил сам едва держался на ногах: вооружившись длинным шестом с метками, он вымерял глубины по ходу судна.
Директор, едва увидев Малюшина на пороге кабинета, озорно рассмеялся:
— Цемент, наверное, привез?
— Шутишь? — неуверенно осведомился директор. Улыбка медленно сползала с его лица: он понял, что перед ним человек, не привыкший бросать слова на ветер. — Поехали! Глянем, что ты привез.
Поднявшись по сходням на баржу, директор откинул край брезентового полога, под которым были уложены мешки с цементом, и засуетился, забегал от одного борта к другому. Ощупывал мешки, восторгался: свежий! Потом кинулся обнимать Малюшина.
— А еще сможешь привезти?
Теперь в его глазах читалась надежда, которую он боялся спугнуть.
— Попробую. Только за эту партию надо рассчитаться. Мне в долг дали.
К причалам гидростроителей потянулись вереницы барж. Своего флота не хватало, стали брать в аренду у коллег.
Шаблон спичечного коробка
Потом случилась еще одна эпопея, связанная с проводкой плавкрана под мостом. Строители долго ломали голову, как это сделать. Ничего не могли придумать. Обратились к Малюшину. Михаил Васильевич сел за расчеты. И так прикидывал, и эдак — ничего не получалось: плавкран не вписывался по высоте на 60 сантиметров!
Головоломку он все же решил. Еще раз проверил глубины под мостом, распорядился заварить по бортам все технологические отверстия и иллюминаторы, залить трюмы водой и в придачу взять 200 тонн балласта. Когда буксирные тросы вытянулись в струнку и плавкран, притопленный чуть не по уровню фальшборта, стал медленно приближаться к мосту, у Малюшина подкосились ноги, колени пошли ходуном, мерзкий холод обдал всего. Кран, казалось, целую вечность полз под мостом. Кто-то из свидетелей этой драматичной картины, несомненный обладатель нордического характера, потом заметит: мост и макушку крана отделяло расстояние в спичечный коробок.
Комфортабельная... баржа
Приснопамятные девяностые одних повергли в беспробудное уныние, другие искали выход из тупика. Михаил Малюшин руки не опускал, хотя проблемы буквально роились. Пассажирского флота не хватало, покупать суда из-за неимоверных скачков цен стало нереально. «А что если переоборудовать прогулочный теплоход, оснастить каютами, душевыми?» — мелькнула мысль. Он ухватился за эту идею и оказался в выигрыше — билеты раскупали за месяц вперед. Переоборудовали на такой же манер еще один теплоход.
Но и этого оказалось мало! Спрос продолжал расти. Рейсы облюбовали коммерсанты. Они забивали трюмы всякой снедью — овощами, фруктами, колбасой, развозя провизию по дальним селениям. Чтобы товар не испортился, на верхней палубе установили морозильные камеры. Пассажирские маршруты из планово убыточных стали сверхприбыльными. Но поток тех, кто добирался в верховья, продолжал расти. Надо было вновь принимать нестандартные решения.
Как и все гениальное, проект был настолько прост, что, похоже, никому до Малюшина не пришла в голову мысль использовать в качестве кают… пятитонные контейнеры. Водруженные на баржу в два этажа, они вмещали 120 пассажиров. Контейнеры внутри напоминали купейный вагон, были обшиты современным материалом, утеплены, оборудованы вентиляцией. Летом в нем не жарко, весной и осенью тепло.
Эта идея захватила его с головой. Он ночи напролет чертил, рассчитывал… Ошибиться было нельзя — даже малейшая погрешность могла обернуться бедой — случалось, Вилюй серьезно штормил.
Проект переоборудования барж в несамоходные пассажирские суда утвердили в специализированном конструкторском бюро Новосибирска. И даже рекомендовали для внедрения другим пароходствам.
Головой командующий
Есть люди, не просто мирно сосуществующие с паразитом в собственной голове, но и заботливо его лелеющие. Идея фикс — вот неистребимый паразит, играющий на струнах амбиций. Чрезмерной одержимостью очень часто страдают те, кто связан с наукой. Защититься любой ценой, удостоиться звания кандидата, доктора, профессора — вот цель жизни. Казалось бы, что тут плохого? Ничего. Просто ценные идеи приходят в голову многим, но не каждый умеет спокойно с ними жить из-за неизбежного головокружения от собственной значимости.
С Малюшиным история другая. Прямо противоположная. Он никогда не мечтал о науке. И не стремился к ней. Это она к нему пришла. И правильно сделала. Потому что научные задачи он не выдумывал, их заставила решать сама жизнь.
Борясь с ловушками, которые Вилюй расставил на судоходном пути, Михаил Васильевич в конце концов решил: так быть не должно и взялся… за их инвентаризацию. Навигацию за навигацией он бороздил реку, стоя на носу с наметкой, замеряя глубины. Это была изнурительная работа: он поставил цель во что бы то ни стало выяснить среднедекадные глубины за сезон на участке в 746 километров. Так по сути родилась лоция Вилюя — с картой, графиками, таблицами. На карте были подробно обозначены фарватеры, глубины, мели, перекаты и даже координаты камней-одинцов — на них, случалось, суда налетали на полном ходу.
Многолетние исследования «подноготной» Вилюя в конце концов легли в основу его кандидатской диссертации. Фундамент был заложен основательный: экспедиционные исследования позволили увеличить судоходные маршруты на 936 километров. По мелководью стали безаварийно ходить даже контейнеровозы с грузом до двух тысяч тонн.
Собраться с духом и сесть за диссертацию его, можно сказать, вынудили в стенах альма-матер. Получив диплом вуза, Михаил Малюшин не прерывал связей с Новосибирским институтом водного транспорта: высылал результаты исследований, просил оценить проекты. В очередной приезд его озадачили:
— Вам надо писать диссертацию.
— Да вы что, я производственник, далек от науки. Напрасно уговариваете.
— Как знаете. Только имейте в виду: не будете защищаться вы — на ваших материалах защитятся другие. И уж тогда не обессудьте.
Пока Михаил Васильевич шел к выходу, все думал: «Может, вернуться? Как это так — на моих материалах кто-то будет защищаться? Я избороздил Вилюй вдоль и поперек, пластался не одну навигацию, не сходил на берег с теплохода, месяцами не видел детей, и вдруг на все готовое придет какой-то дядя?..»
Назавтра спозаранку он уже стоял в приемной ректора.
— Ну и славно, что согласились, — обрадовались его визиту. — У вас на 60 процентов диссертация готова, только теоретического обоснования не хватает.
Тема не для печати
Популярность льнет к нему, словно истомившаяся по ласке солдатка, заждавшаяся суженого — служилого какого-нибудь лейб-гвардии царского полка. Как-то само собой вышло, что его авторитет и знания стали востребованы в масштабах страны и даже за ее пределами, — он член Международной комиссии по урегулированию неправительственных споров. Но эта тема — особая, табуированная, распространяться о своем участии в юридических процессах Михаил Васильевич не горит желанием. Почему — можно только догадываться, зная, в каких «горячих точках» России и зарубежных стран ему приходилось выступать посредником в урегулировании конфликтов.
Дома он по моей просьбе вынул из платяного шкафа форменный китель.
— Ого! — восторженно восклицаю при виде медалей и орденов.
— Это еще не все, — заметно смущаясь, произносит хозяин, торопливо возвращая китель на прежнее место.
На прошлой неделе я узнал, что его парадный костюм теперь будет украшать еще один орден.
Верю — не последний.
Михаил Васильевич Малюшин — персона в Якутии известная. Здесь прошло его становление как профессионала, продвижение по должности до генерального директора судоходной кампании «Вилюй». Защитив диссертацию, стал доктором, членом-корреспондентом и академиком нескольких международных академий, автором ряда изобретений и открытий.
” Сыновья подросли, я им предложил: давайте съездим на мою малую родину, я вам покажу, где я родился. Покажу, где крюк был вбит, на котором моя люлька висела. Они не захотели — юные были. Через несколько лет, уже отслужив срочную, сами напомнили о моей идее навестить Подлубово.
Приехали в деревню. Вот и дом. Окна маленькие. Дверь низенькая. Заходим, согнувшись пополам. Вот крашеная в зеленый цвет печка, умывальник в углу, вбитый в потолок крюк, на котором раскачивалась моя люлька; с печки в нее постоянно прыгала кошка, и я заходился в истошном крике. Даже мама не верила, что грудной младенец способен все это запомнить…
Ребенку дом чудился огромной постройкой, а оказался миниатюрным. Сыновья недоумевали: как вы тут все размещались? А с нами еще и бабушка жила.
Сходили на кладбище, показал, где захоронены бабушки, дедушки, прабабушки. Всем деревянные кресты обновили, заказал портреты.
Потом повел сыновей к дому моего деда, которого раскулачили. Сейчас там ровное место. Все снесли, стало чертополоху да тополям привольно. На том месте когда-то дядя Миша подарил мне букварь. Жизнь бурлила…