Деревня на хозрасчёте

Ну, что? Заинтриговал? Тогда — вперед. Хотя дальше, как выяснилось, ходу нет.

— Видишь, ни одного машинного следа, — объяснил сельсоветовский водитель, кивая в сторону зилимовского русла. — Мороз только после навалившего снега шарахнул, поэтому лед слабый. Рисковать не хочу. Случается, лошади проваливаются. А ты предлагаешь на «уазике». Знаешь, за какое место глава подвесит, если утоплю этого долгожителя? (ласково поглаживает «проходимца» по капоту со следами вмятин). Извини, не обижайся. Лучше к Валерию Евгеньевичу загляни. У него же снегоход. Может, согласится. Хотя, вряд ли — за тридцать сегодня.

И юркнул в кабину, в которой на совесть молотила старая, добрая печка.

Я долго соображал, где администрация сельского поселения, а где баня, в которой парился пять лет назад после возвращения из Зириклов. Хорошо, на крыльце появился Локоленко и пригласил в свои «хоромы».

В «хоромах» было не намного теплее, чем на улице. Девчонки шелестели бумагами и жались к обогревателям. Из-под дряблой кожи штукатурки выпирали ребра старенького сруба.

— Когда новый поставите?

Валерий Евгеньевич рукой махнул:

— Успеется. Власть потерпеть может. Главное, чтобы люди были довольны.

Аномальная зона

Объясняю, с чего здесь оказался. Конечной точкой маршрута значились именно Зириклы. Это несколько домиков в глухом лесу. Живут там пять семей. Хорошо живут. Без электричества и газа. Никуда не убегают. Держат скот, пчел, промышляют охотой, рыбалкой. Писал об этом. Попасть туда, минуя Толпарово, не получится. Между тем, интересно, что нового в жизни отшельников произошло.

— Понимаю твое любопытство, — огорошил глава, — но и ты пойми: я не самоубийца. Если техника откажет — связи нет. Шутка ли — двадцать верст. Чего делать будем? Пионерские костры жечь? Потепления надо ждать. А если приехал — Толпарово осматривай. У нас много чего интересного за эти годы произошло.
Делать нечего. Отправился блукать по лабиринтам проулков и недлинных, изогнутых улочек. Недоумевая: чего здесь такого интересного случилось? Пока не сообразил: высыпали на откос, как блины со сковородки на тарелку, свежие дома. Отдают золотом отполированного дерева да краской наличников. Снегом проезжая часть не завалена — будто простыня стиранная выглажена. Быки, лошади, словно гуси, вдоль заборов прогуливаются, нагуливая аппетит. Нагулял его и я. Так что второму пришествию Валерия Евгеньевича, скажу честно, обрадовался.

— Пошли, путешественник, пока не окоченел, — подобрел Локоленко. — Жена обед приготовила.

В рубленом доме главы все были в сборе — работающий в райцентре старший сын, средний, учащийся, и самый младший. Сноха на сносях со свекровью бесшумно переместились из кухни, откуда струился аромат наваристых щей. В центре стола — большая миска мяса. Если не сказать — тазик.

— Я без него и дня не могу, — признается Валерий Евгеньевич. — Все-таки еще тридцать километров на лыжах за день осиливаю.

Количество поглощенной говядины и гусятины произвело эффект пищевого опьянения.

— Хорошо живете!

— Не жалуюсь. Да и никто не жалуется. Работаем. На себя. Думаешь, у главы оклад заоблачный? Как бы не так. Пятнадцать штук на руки. А детей обучить-накормить надо. И одеть. Вот и крутишься. Нынче три коровы в зиму пустил. У нас никто помалу не держит. Особенность деревни, в которой девяносто восемь процентов — башкиры. А все мы — как муравьи. Вот смотри. Более семидесяти дворов, свыше трехсот населения. В бюджете, а это школа, ФАП, почта, клуб, сельсовет, всего около сорока человек занято. Остальные сами кормятся. Но и те, что при окладах, на печи не сидят. У каждого — свое хозяйство. На каждом подворье — несколько машин. Сто голов лошадей в деревне, тысяча пчелосемей. Море другой живности. Шифер на крышах профнастилом заменяют. Кредиты берут. Рассчитываются своевременно.

Банки еще ни одной претензии не предъявили.

— Зона, что ли, у вас тут какая аномальная?

— Нормальная зона. Трезвая, я бы сказал. Тех, кто злоупотребляет, на пальцах одной руки можно пересчитать. А чего не жить, скажи? Ты же видел — улицы вычищены. Сельсовет недавно трактор гусеничный купил. Все дороги подсыпали. Сберегающее электроосвещение устанавливаем. Кладбище по новой огородили, свалку. Все по уму. Проблем с реализацией продукции, в том числе мяса, нет: покупатель сам к нам спешит. Есть, правда, один тревожный момент. Когда ты приезжал в последний раз, школа была одиннадцатилеткой. Теперь девять классов. Через год, не исключено, станет начальной. Но население растет! Вот в чем дело. Ученики в Красноусольской гимназии находятся. На выходные возвращаются. Много желающих перебраться из других районов и городов. И даже из других областей. Телефон обрывают. Проблема в предоставлении земли — кругом лесфонд. Но сейчас и она решается. А кто успел купить старый участок — уже перебрались.

— Что же их привлекает?

— То, что меня держит, — многозначительно улыбается Локоленко. — И всех остальных.

Жертва оптимизации

\
Бабка учила: пустили — гостевай, но про стыд не забывай. Поблагодарив всех за угощение, не без труда вылез из-за стола и подался опять на мороз — сжигать прицепившиеся репьями калории.

— Ты к Вагапову загляни, — напутствовал Валерий Евгеньевич, — интересный мужик. Сам себя сделал. И целую дюжину мужиков спас.

На улице — красота. Полупрозрачные дымы на солнце подпирают искрящийся небосвод. Кто-то к проруби коней на водопой направляет, а у другой женщины белье полощут. Руками. Отдавая дань традициям. И не принимая химических освежителей для стирки.

— Где дом Вагапова? — спрашиваю пышущего жаром джигита.

— Вон они, — указывает на верхнюю улицу, — все оба.

Ничего себе! Где же искать?

К счастью, распахивается калитка первого подворья, и предо мной предстает такой же богатырь: символическая шапчонка сдвинута на затылок, куртка нараспашку, под ней — тельняшка, над ее обладателем — клубы пара.

— Ну, я Вагапов, — протягивает широкую ладонь-лопату. — Чего искали?

— От Локоленко я, — отрекомендовался. — Говорит, не одну душу спасли.

Богатырь слегка улыбнулся.

— Заходи. Быков докормлю — поболтаем.

Двор — в половину футбольного поля. Есть где скотинке разгуляться.

— Раньше лесником был, — легко спрыгивает с двухметровой высоты Риф Рамирович, пренебрегая приставленной лестницей. К сброшенному сену сразу же потянулись хвостатые. — Попал под оптимизацию. Страшно было: жена не работает, трое детей. Как без зарплаты? Рассудил: самому надо зарабатывать.

Скот накормлен. Идем в расположенный по соседству новый дом. Настоящий дворец. Со всеми удобствами. Сто пятьдесят «квадратов».

— Сейчас смешно вспоминать то время, — продолжает хозяин. — Больше на начальство пахал: одному сруб срубить, другому — доски пропустить, третьего накорми да в бане попарь. А выходило — три тысячи. На бензин не хватало. Ну вас, думаю, к шутам. Не пропаду. Теперь лучше. Свободен. Встаю, когда захочу, и ложусь, когда надо.

— Да вы, по советским меркам, тунеядец!

— Тут все такие, — смеется Вагапов. — Взять Хадису-апу. Ей девятый десяток. Одна живет. Но как! Все чисто, прибрано, порядок кругом. И все необходимое есть. Сама картошку сажает, часть урожая продает. Понимаешь? Человек в состоянии себя обеспечить. Было бы желание. Да земля. Кто впервые сюда приезжает, не верит, что мы сами поднялись.

— А как это, кстати?

— У меня пять коров. Всего двадцать голов КРС. Пять лошадей. Тридцать овец. Было больше — волки половину отары порезали. Еще гуси, куры, свиньи. Пчелы.

Семьдесят семей. Только от меда за год минимум миллион дохода имею. Из Москвы, Питера приезжают. По десять-двадцать фляг зараз берут. А вот те, кто в лесхозе остался, у меня занимают. Спасибо оптимизации. Перед новым годом джип с нуля взял. Полноприводный. Дочь в БГУ учится, сын — в техникуме, младший — во втором классе. Нормально?

— Более чем, — пьянею от очередного угощенья. — А кого вы и где спасли?

Вагапов ухмыляется.

— У мужиков российских известно какая болезнь, — звонко хлопает Риф Рамирович тыльной стороной ладони по своей шее, — любят закладывать за воротник. Плохо — повод, хорошо — тоже. Силу воли утратили, на всем готовом выросли. А тут меня в депутаты двинули. Чтобы о людях, значит, заботился. Чем, думаю, им помочь?

Посадил всех в машину — и в город. На кодирование. Три рейса сделал. У кого денег не нашлось — сам заплатил.

— Помогло?

— Сейчас — ни-ни. Пашут, как черти. Машин напокупали. Вошли, как говорится, во вкус жизни. Мы теперь всей деревней на хозрасчете: как рассчитал — так и живешь.

Для себя. В свое удовольствие. Другой жизни уже не надо.

— Скажите, а чего это вы «урус малая» предводителем держите?

— Про Локаленко, что ли? Нормально все. Так вышло. Всех устраивает. Он раньше в школе работал. Педагог. По-нашему понимает и разговаривает свободно. Нос не задирает, дело знает. Чего еще надо? Не важно, какого окраса корова — лишь бы молоко давала.

У Вагапова — семь братьев и сестер, у супруги Фании— восемь.

— Когда все вместе собираемся, — смеется Риф Рамирович, — баня сутки без продыху шурует. Мы сами — все остальные дни в году.

С небес на землю

К приезжим в деревне всегда присматриваются. К городским — тем более. Денис Фомичев имел все основания, чтобы на него гигантский микроскоп навели. Судите сами. Бывший военный. Авиатор. После увольнения в запас создал в Тольятти фирму. Состоялся как преуспевающий бизнесмен. Семья, иномарка, путешествия по заграницам. Всего в достатке. И вдруг р-раз — и бросает свое дело, шикарную квартиру на берегу Волги и высаживается в Толпарово. В глуши. Где основное удобство — отсутствие удобств. За неполных три года поднял дом, строит деревообрабатывающий цех.

— Так не бывает, рассуждает обыватель, — смеется Денис Александрович. — Что-то здесь наверняка не так. На самом деле все просто объясняется. Знакомая жены в Стерлитамаке пригласила в гости. Поехали сюда — чистым воздухом подышать. Я и надышался. Просто обалдел. Это другой мир. Башкиры сохранили свои устои. Мужчины преисполнены достоинства и бескорыстны, девушки скромные, застенчивые, женщины — прекрасные хозяйки, настоящие хранительницы очага. Я ходил, смотрел и осознавал: уже не смогу без этого уголка, без этих людей. Ощутил абсурдность прежнего существования в городе. Как живем, к чему стремимся? Чтобы похвалиться новой машиной? Дальше-то что? Пустота. А здесь начался новый отсчет времени. Видите, внутри дома еще дел полно. Но в душе — полный комфорт. Пропало ощущение тревоги, непрекращающегося ожидания, что что-то может произойти.

— Может, это проявление крайности?

— Да бросьте вы, — машет рукой Фомичев. — Вот обесценятся ваши фантики, и что будете делать со своей правильностью? А мы вас кормить будем. Меня Толпарово притянуло отсутствием ложных ценностей. Нам незачем друг друга обманывать и выпендриваться друг перед другом. Я еще когда с жизнью бедуинов познакомился, понял: жить и зарабатывать можно где угодно. Лишь бы душа тянулась. Вот она меня и притянула.

— Но деревня не такая простая, как может показаться на первый взгляд. Здесь свои законы действуют.

— Правильно. Первый, самый наиважнейший, не делай никому пакостей. Живи честно. И тебя примут. В городе так не получается. Он заточен под лицемерие и воровство. Пришлось неделю в Уфе пожить — чуть с ума не сошел. Депрессия началась. В Толпарово в себя пришел. Принес вязанку дров — знаю, работу сделал. Помог инструментом соседу — уверен: надо будет — он меня выручит. И когда старший Богдашка из бани в снег ныряет — сам, без понуканий — я радуюсь: это и есть жизнь. Настоящая. Без погони за призрачными целями. С привязкой к земле. Только она способна душу очистить и мозги вправить. Но не все еще это осознают…
До Зириклов, как понимаете, я так и не добрался. Бог даст, как-нибудь в следующий раз. К вечеру пришлось собираться в обратную дорогу. Но о проведенном в Толпарово дне ни капельки не жалел. Согласитесь: жизнь наша проспектами и рынками не ограничивается. Наоборот, самая интересная, может быть, вдали от них как раз только и начинается…

Информация к размышлению

По сравнению с 2012 годом, примерно на один процент возросла доля жителей сельской местности и жителей монопрофильных населенных пунктов, официально зарегистрированных на бирже труда, — 43,8 и 11,1 процента, соответственно.

На конец декабря в 33 муниципальных образованиях уровень безработицы сложился ниже, чем в среднем по республике. Наименьший уровень безработицы отмечен в Октябрьском (0,66 процента), Туймазах (0,76), Сибае (0,77), а также в Бакалинском (0,79), Миякинском (0,8) и Аургазинском (0,93) районах.