Марат Азнабаев начал свою научную деятельность в то время, когда главной заботой офтальмологов еще оставалась борьба с трахомой и другими инфекционными заболеваниями глаз, а главными инструментами — простейший офтальмоскоп и щелевая лампа. Неординарное мышление и целеустремленность позволили молодому исследователю стать родоначальником нового научного направления. Благодаря его разработкам офтальмохирургия сделала огромный шаг вперед, а Уфимский институт глазных болезней прочно занял лидерские позиции. Мы расскажем о том, как башкирский ученый, которому в эти дни исполнилось 75 лет, начинал создавать новое направление медицины.
Первая операция под микроскопом
Молодой аспирант Марат Азнабаев следил за всеми достижениями мировой офтальмологии. В 1972 году раздобыл первую книгу, которая только что вышла в ФРГ, — «Глазные операции под микроскопом». Интерес к ней был настолько велик, что уфимский ученый самостоятельно перевел английское издание.
Книга произвела на Азнабаева такое глубокое впечатление, что он принес ее своему научному руководителю профес- сору Кудоярову со словами:
— Габдулла Хабирович, мне тоже микроскоп нужен. Где его взять?
— Согласен, детка, нужен. Я тоже читал, что американцы начали под микроскопом оперировать. Где же его достать, — задумался он, глядя на аспиранта.
Кудояров был в республике авторитетным человеком. Когда стало известно, что на кафедре ЛОР-заболеваний в углу стоит без дела немецкий микроскоп, ему удалось договориться, чтобы аппарат передали на кафедру глазных болезней.
Через неделю прибор уже стоял в операционной Азнабаева.
Впервые в стране в те годы операции под микроскопом начинали делать только в НИИ Российской академии медицинских наук. Дело это считалось новым и слишком рискованным. Через полтора-два месяца уфимский ученый решил попробовать новый метод сам.
…Первые операции с непривычки продолжались дольше обычного. Хирурги поглядывали на часы и качали головой: Азнабаев одну операцию 35 — 40 минут делает, а мы за 17 — 18 минут без микроскопа успеваем.
Через полгода, когда появились навыки работы, время операции под микроскопом сократилось до 15 — 17 минут, а ее качество стало несравнимо выше — благодаря правильным, ровным разрезам и хорошей герметизации раны. Работа стала почти ювелирной.
Все дело в том, что хирургу, не вооруженному микроскопом, приходилось делать разрез почти в половину глаза. Для детского глаза окружностью в 34 миллиметра разрез в 12 — 13 миллиметров являлся огромной травмой, которая могла привести к тяжелым последствиям. Микроскоп же позволил обходиться значительно меньшими разрезами.
Но этого Азнабаеву показалось недостаточно, он разработал метод, позволяющий делать не разрезы, а только маленькие вколы размером от 1,5 до 2,2 миллиметра.
Травма совсем незначительная, операция бесшовная, а значит, не надо опасаться, что шов вдруг может развязаться или через него попадет инфекция. Число послеоперационных ос-ложнений сократилось на порядок.
В Уфимском НИИ все чаще стали звучать слова «микрооперация», «микровмешательство».
На операционном столе — новорождённый
Азнабаев стал более уверенно браться за случаи, до этого считавшиеся абсолютно безнадежными. Поняв, какие возможности открывает микроскоп, он начал активно заниматься проблемой врожденных детских катаракт. Ведь почти каждый третий из детей-инвалидов по зрению — это ребенок с врожденной катарактой.
Данные зарубежных и российских авторов свидетельствовали, что в результате лечения только треть детей может получить такое зрение, при котором они не считаются инвалидами, остальные 70% становятся инвалидами.
Уфимскому новатору такая статистика не давала покоя, он никак не мог смириться с этим. В результате в операционной Уфимского НИИ глазных болезней он начал делать то, что многие в те годы назовут сенсацией, революцией в оф- тальмологии. Конечно, сам Марат Талгатович по скромности даже спустя несколько десятилетий с этими определениями вряд ли согласится. Наверняка скажет, что научная мысль повсюду развивается в одном направлении, и один и тот же результат ученые в разных странах могут получить почти одновременно, независимо друг от друга.
Но факт остается фактом: Азнабаев стал единственным офтальмологом в СССР, кто начал делать невозможное с точки зрения тогдашней медицины — оперировать новорожденных детей при врожденной слепоте.
В середине 70-х ученые всего мира придерживались стойкой концепции, что операционное вмешательство у детей возможно не раньше четырех лет, когда рост глаза в основном завершается. Операции в более раннем возрасте считались недопустимыми: рубцы после широких разрезов вызывали деформацию глазного яблока, это приводило к атрофии глаза — он сморщивался и погибал.
Конечно, это был обоснованный подход, но только для «домикроскопной» эпохи. Использование микроскопа в корне ломало эту концепцию.
Марат Талгатович так обосновывал в те годы свой революционный подход:
— Организм двухлетнего ребенка уже настроился на получение информации посредством слуха, осязания. И вот мы «включаем свет» — даем человеку зрение. Он переживает сильный стресс. Это все равно что обрести вдруг способность слышать ультразвук. Начинается перестройка связей с внешним миром. Но протекает она довольно медленно и не всегда доходит до конца — острота зрения надолго, если не навсегда останется неполной. Да и не нужна она вроде, если организм уже настроился получать информацию за счет слуха, осязания, обоняния. А получив зрение в двухмесячном возрасте, человек как бы родится зрячим, потому что связей с внешним миром еще не установил.
В 1979-м стали оперировать детей грудного возраста. Это в те времена было неслыханной дерзостью, можно сказать, вызовом сложившейся практике. Но операции дали хороший результат. Ведь благодаря разрезам в полтора миллиметра и меньше в глазе вместо шва оставалась только микроскопическая точка, которая практически исключала стягивание тканей.
Затем Азнабаев взялся оперировать трехнедельных младенцев. Результаты оказались прекрасными.
Ученый получил подтверждение своей идеи: чем раньше проводится операция, тем больше это способствует развитию зрительного анализатора, поскольку глаз, получив свет, начинает работать. Привяжите человеку руку к туловищу, и через полгода она перестанет работать, то же происходит с глазом, доказывал Марат Талгатович коллегам, которые придерживались старых взглядов на хирургию детского глаза.
Так в далеком от всесоюзных научных центров городе было заложено начало отечественной истории ранней хирургии катаракты у детей.
Много лет спустя директор Оренбургского центра микрохирургии глаза В. Конюков скажет: «Если бы Марат Талгатович ничего не сделал, кроме создания этого направления, все равно его имя было бы записано в офтальмологии золотыми буквами».
Это интересно
- В выборе профессии Азнабаеву помогли учитель биологии села Якшимбетово Куюргазинского района Гайса Ибрагимович Кинзягулов и сельский фельдшер Минибай Валитович Рахман- гулов.
- Хорошее знание иностранных языков давало молодому выпускнику мединститута возможность преподавать в Алжире. Но ректор не отпустил, заявив: нам нужны свои преподаватели. Азнабаев стал тогда первым аспирантом профессора Кудоярова.
- За то, что ученый начал делать первые операции новорожденным, в 1978 году на Всесоюзном съезде офтальмологов его даже назвали «хирургическим авантюристом». Тогда Азнабаева поддержал известный ученый и новатор Святослав Федоров.
- В 1980 году министерство здравоохранения РСФСР приняло решение о закрытии Уфимского НИИ глазных болезней. Спасли институт звонок первого секретаря обкома КПСС Мидхата Шакирова в ЦК партии и назначение Азнабаева новым директором института. А в конце 80-х V съезд офтальмологов предложил открыть на базе одного из отделений УфНИИ Всероссийский центр детской офтальмологии. Этому помешали бурные события начала 90-х.
- После ввода в 1986 году новых корпусов в Зеленой роще Уфимский институт стал второй по величине и по значению глазной клиникой страны после МНТК Святослава Федорова. Он ежегодно мог консультировать более 70 тысяч больных и проводить почти 10 тысяч операций. Таких возможностей не было даже у знаменитого Московского института глазных болезней имени Гельмгольца.
- Марат Азнабаев вполне мог стать светилом турецкой медицины. Ему предлагали возглавить новую клинику в Измире. Ученый отказался. Он не мог покинуть родину, оставить институт в самое тяжелое для науки время.
- Ученый в совершенстве знает родной башкирский язык, свободно владеет английским и турецким, может общаться с коллегами на немецком и на ряде тюркских языков. В 2004 году Азнабаев издал Русско-башкирский толковый словарь офтальмологических терминов. Это был первый наиболее полный тюркоязычный офтальмологический словарь. А в 2007 году в соавторстве с доктором филологических наук Э. Ишбердиным подготовил Русско-башкирский толковый словарь медицинских терминов, состоящий из 30 с лишним тысяч слов.