Мой коллега был не столько взволнован, сколько растерян. Как же так: больше семидесяти лет никто ничего не знал о судьбе его дяди, который ушел на фронт в сорок первом и пропал без вести. Еще вчера вечером он без особой надежды, скорее интереса ради просил телефон Анвара Сайфуллина, а наутро уже стало известно все. Рядовой Петр Епифанович Кухта попал в плен после сражения на территории Белоруссии 3 июля сорок первого года. И был захоронен 10 октября этого же года возле польского города Демблин, который известен местами массового истребления людей.
Мама коллеги отреагировала на весть о смерти брата так, будто это случилось вчера, а не в далеком сорок первом… Да и нам тоже стало как-то не по себе: сколь трагична судьба «мотылька»! И таких миллионы — не в книгах, а в жизни. Только одна из них — рядом с нами прошелестела… И война как-то приблизилась, словно сдвинулось временное пространство.
Анвар Сайфуллин преподает информационные технологии в Белебеевском техникуме механизации и электрификации сельского хозяйства. А еще он ведет поиск пропавших без вести на фронтах Великой Отечественной, вернее, тех мест, где они канули в вечность. Случается, что не всегда правда о последних днях их земной жизни оказывается красивой, как нам внушали добрые полвека. Просто война была такой чудовищной, такой страшной, что не у каждого хватало сил пережить этот кромешный ад как подобало коммунистам и комсомольцам с точки зрения их вождей. Реальная жизнь не всегда вмещалась в рамки моральных кодексов. И была у этой бойни своя, непарадная сторона, о которой долгое время не позволяли даже заикаться.
Бывший узник Василий Мищенко так вспоминает свое пребывание в плену:
«В плен я попал раненным. Ни крова, ни пищи, ни воды. Солнце нещадно палит. И лужа буро-зеленая с мазутом. Мы кинулись к ней, черпали эту жижу пилотками, ржавыми консервными банками, просто ладонями — и жадно пили. Появились две лошади, привязанные к столбам. Через пять минут от них ничего не осталось».
Чёрный крестик означает крематорий
Бывает, что люди просят узнать правду о судьбе близких, но не всегда у них хватает духу с этой правдой совладать. О тех, кто дезертировал или служил фашистам, сейчас нетрудно узнать. Такой случай: до сорок четвертого года служил наш земляк немцам, а потом следы его потерялись. Оказалось, он числится участником войны, даже награду получил к очередному юбилею Великой Победы, а на самом деле был среди изменников Родины. Узнав об этом, Сайфуллин никому имя этого человека не открыл. У него же дети, внуки… Им жить здесь и сейчас. А тогда время было лихое, судьбы ломались безжалостно. Так рассуждают поисковики, которые придерживаются принципа: найди и не навреди.
— Я стараюсь своих старшекурсников научить, как можно по интернету найти пропавших без вести, — рассказывает Сайфуллин. — Студент один попросил найти своего деда. Сделали запрос, пробили, нашли — там даже имя жены указано. Парень обрадовался: «Да, это точно мой дед!» Смотрим дальше — написано: дезертир. Он сразу на попятную: «Нет, не мой!». Прошло какое-то время. Видно, парень походил, подумал, пришел и признал деда. Это ведь тоже поступок! Я не могу никого осуждать. Вот те, которые рядом были, они имеют право на оценку. Неизвестно, как бы мы сами себя повели, окажись в такой мясорубке... Я вот нашел один документ: человек ушел к немцам в отместку за то, что красные расстреляли его отца без суда и следствия — будто он участвовал в антисоветском бунте.
В этих поисках больше всего поражает немецкая педантичность. Как скрупулезно составляли они анкеты на военнопленных! Четко выписывали фамилии, имена, в том числе и жены, год и место рождения, жительства. А также рост, цвет волос и фото с отпечатками пальцев. И непременно указывалось, где захоронен, какой ряд, номер могилы. А если на папке стоит черный крестик — значит, тело сожжено в крематории. В первые годы войны военнопленным на шею вешали бирки с номером, который присваивался при поступлении в лагерь смерти. И когда человек умирал, бирку эту ломали на две части. Одну отправляли в архив, другую клали в рот и так хоронили. С железякой, которая нетленна в земле... Потом, когда счет пошел на сотни тысяч убитых, на педантичность свою рукой махнули — закапывать и то еле успевали.
«Шангареев! Тебя же убило!»
На самого Анвара сильное впечатление произвели рассказы его отца Фаткуллы Сайфуллина, который с 1943 года служил артиллеристом в десантном полку на Карельском фронте, и деда — Файдрахмана Шангареева, который воевал в Башкирской кавалерийской дивизии с декабря 1941-го по 1945 год. Как удалось остаться в живых? Он говорил внуку, что ему невероятно везло. И это действительно так, ведь он даже побывал у немцев в плену. Отправили его с политруком в соседнюю деревню. А дорога вся минами утыкана. Взрываются прямо у лошадей под копытами, люди гибнут на глазах. У попутчика его ногу оторвало, он застрелился, поскольку не сомневался — фашисты его сразу прикончат. Файдрахман тоже был ранен. Шансы на спасение расценил как минимальные, но решил раньше смерти не умирать. Орден открутил, хотел спрятать. Но все же пришлось выбросить. Пленных было много: кто мог держаться на ногах — тянул телегу с ранеными. Вдруг к нему подошел немец и на чисто русском языке спрашивает, откуда он родом. Когда узнал, что из Башкирии, обрадовался, говорит:
— А я из Сарайгира — есть такая станция за Абдуллино в Оренбургской области.
Оказалось, он власовец.
— Если бы ты знал, как мне домой хочется!
Через три дня наши войска освободили и пленных, и ближнюю станцию. Все подались туда. А там — цистерны со спиртом! Набрали его кто во что мог. И тут еще одна нечаянная радость: навстречу счастливому Файдрахману, как в сказке, бежит его собственный командир эскадрона, кричит:
— Шангареев, тебя же убило! Под тобой мина взорвалась! Мы на тебя похоронку уже отправили!
Зашли на радостях в посадку, хлопнули по сто граммов за то, что в живых остались, и отправились дальше служить.
Вот ведь счастье какое и на войне случается! А если бы не свой командир встретился, а офицер НКВД? Тут же бы пристрелили, решив, что дезертир. И разбираться бы никто не стал.
Вернулся он домой в сорок пятом и прожил 94 года… В последние годы, когда дед был болен, внук Анвар проводил с ним много времени еще и потому, что любил слушать его рассказы. А подтолкнула его к поисковой работе просьба родственника найти отца, который погиб на фронте и неизвестно где похоронен. После Финской войны добровольцем пошел на фронт. Четыре раза был ранен, пятое ранение оказалось смертельным. Умер в госпитале, похоронен в Прибалтике. Разыскать могилу оказалось непростым делом, поскольку останки потом перезахоранивали. Но нашел. Сообщил дяде. Он плакал и говорил, что надо обязательно съездить, поклониться отцу. Но пока здоровье не позволяет.
Из Ермекеевского района всего на фронт ушли около 10 тысяч человек, 4 тысячи 141 (цифра-то какая — дважды сорок первый!) погибли, а 2 тысячи 158 пропали без вести. Анвар Сайфуллин переворошил весь интернет и нашел 129 человек. И не просто места захоронения, но и сведения об их фронтовой судьбе. Искал не только по интернету — по сельсоветам документы поднимал, расспрашивал родственников. Только орденоносцев, не включенных в списки награжденных в районной энциклопедии, нашел 137 человек! Трое из них были представлены к званию Героя Советского Союза. Одного из них — Мугина Каримовича Нагаева — дважды представляли к этому званию, но, увы, присвоено оно так и не было. В документах сообщается, что отказал командующий артиллерией Белорусского фронта. Почему? Неизвестно. Может быть, из-за того, что у Нагаева родной брат пропал без вести.
Ни одна судьба человека — участника войны не может оставить равнодушным, но встречаются прямо готовые сюжеты для захватывающих романов. Например, история про летчика из деревни Тарказы Халиуллу Хуснулловича Гарифуллина. Он окончил в Оренбурге военно-авиационную школу пилотов. Когда в 1943-м выпускников отправляли на фронт, отчаянный Халиулла слегка отклонился от курса, пролетел над родной деревней и сбросил посылку. В ней были портсигар и письмо любимой девушке. Невеста чувствовала себя настоящей королевой, прославилась на всю округу. К несчастью, жених погиб в 1946 году, испытывая самолет.
Двое пленных из одной деревни
Важно, чтобы потомки не только восхищались блеском парадов Победы, но и понимали боль, которая за этим стоит. И знали, что судьбу исковеркать просто. Не каждый способен выдержать испытание, силы у людей разные. И даже очень сильные не выдерживали — ломались. Но в основном воевали честно, на пределе человеческих возможностей.
Взять, к примеру, историю 170-й стрелковой дивизии, которая формировалась в Уфе, Стерлитамаке, Белебее и Давлеканово. Она первой приняла бой — уже 27 июня. А в сентябре дивизию расформировали в связи с тем, что из окружения вышло всего около трехсот бойцов из 10 — 11 тысяч. Из одной деревни вернулись двое. Оба из плена. Один рассказывал: «Немцы спросили, кто умеет резать скотину?». Он из деревни, умел. Велели ему резать собак и кормить пленных. Работал при кухне. Потом дали палку, приказали ею считать пленных. Он и считал. Однажды смотрит — идет в строю его двоюродный брат, а он уже палку поднял. Тот говорит:
— Ну что, брат, бить меня будешь?
Не поднялась рука, опустил палку. После войны оба вернулись живыми. Тот, который не служил при кухне, когда выпивал — вспоминал: «Он меня бить хотел в плену. Пойду его отлуплю».
Потом выяснилось, как первый уцелел. Когда документы на него пришли — попали в руки родственнику. Тот и прикрыл его… похоронкой. Анвар ради интереса написал письмо его сыну с просьбой рассказать о судьбе отца. Тот ответил, что ничего не знает. Отец никогда про войну не рассказывал.
— Надо нам учиться понимать людей и различать, кто из корысти пошел служить немцам, а кто не смог выдержать. Может, и не изменял. Сейчас, когда многие данные появились в интернете, нам надо учиться терпимо относиться к памяти людей, на долю которых выпали такие испытания, что нам и не снились. Как мы можем их судить? — рассуждает Анвар.