Несистемный коммунизм

Директор нашей школы был человеком, по нынешним меркам, не от мира сего: прилюдно крутил «солнышко» на турнике, на спор тягал гирю, а порой, вручая моему отцу ключи от «Москвича» еще первого серийного выпуска, говорил: «Собирайте ребят, Николай Иванович».

До сих пор не могу понять, как удавалось лихо передвигаться советской автоконсервной банке, нашпигованной волейбольной командой из взрослых мужиков. Мне, шкету, еще только дозревавшему до школьного возраста, «ребята» казались если не гигантами, то весьма атлетично сложенными. Современная дорожная полиция в ту благодатную пору не могла присниться шоферу даже в самом кошмарном сне, и наш «Москвич», пыля по гравийке, бесстрашно несся к стадиону очередной жертвы, осмелившейся бросить вызов сборной директора школы.

Потом образ директора в моей памяти почему-то стерся. Реинкарнация произошла, когда я учился уже в восьмом классе, изнывал на скучных уроках обществоведения. Из-за отсутствия предметника первые две четверти обществоведение вел географ. Был он редкостным занудой, заставляя едва ли не наизусть цитировать главы из учебника, отравляя жизнь матереющим шалопутам. Сам он при этом весьма поверхностно владел темой. Я это выяснил очень скоро, задав провокационный вопрос из сборника «Научный коммунизм», выпущенного еще в начале шестидесятых годов. Книгу мне подарил дядя, обративший внимание на то, с каким интересом я листаю ее странички, испещренные чернильными комментариями. Таким забавным для меня образом дядя, работник отдела народного образования, полемизировал с соседом, жившим этажом ниже, архитектором с корейской фамилией. Признаться, комментарии меня интересовали куда больше, чем содержание самого сборника.

Естественно, географ ни сном, ни духом не ведал о раскрепощенном полете мыслей, изложенных в «Научном коммунизме» — это ведь был не учебник, а дискуссия ученых мужей и публицистов, развязавших языки в период хрущевской оттепели. И я в отместку за очередной «трояк», тайно млея от предвкушения того, как вытянется лицо учителя, настырно тянул руку. Учитель, играя желваками на скулах, тоже тянул…. Время! Чтобы вопрос прозвучал перед самым звонком на перемену — тогда появлялся шанс подготовиться с ответом к следующему уроку. За неделю он, наивный, намеревался отыскать ответ в библиотечных фондах. Это не всегда удавалось: хрущевскую оттепель к тому времени сменил брежневский застой, и трубадуры коммунизма сочли вредной и неконструктивной полемику о светлом будущем человечества.

Когда на смену географу пришел историк, отношение к предмету изменилось: с одной стороны, шалости с директором небезопасны, а с другой — уроки стали интереснее. Но в душе свербило и подмывало, проказливая привычка взяла верх — я опять засел за «Научный коммунизм».

— Интересный вопрос, — выслушав меня, сказал директор, растягивая слова и пытаясь вернуть в природную горизонтальную плоскость брови, ступенькой взметнувшиеся над оправой очков. — Ответить сразу не готов. Поговорим на эту тему в следующий раз. А ты зайди ко мне в кабинет после уроков.

— Вовка, ты че — дурак? Достукался! Нашел, с кем шутить. Это же не географ — директор!.. Ну все, тебе хана пришла: всех учителей на тебя натравит, — загодя хоронили мою школьную биографию одноклассники.

После уроков я, сопровождаемый траурной процессией друзей, поплелся на ожидаемую экзекуцию. В крохотной приемной секретарша Оксана немедля расстреляла меня ледяными брызгами бирюзовых глаз: учеников в этот кабинет вызывали лишь за монументальные проделки.

Директор тем не менее был на редкость улыбчив, стал расспрашивать об учебе, спорте. Мое односложное мычание очень скоро ему надоело, и он наконец произнес:

— Ты мне книгу принеси почитать.

— Какую книгу? — оторопел я.

— Не юли, — в директорском голосе прозвучали строгие нотки. — И не надейся — не поверю, что ты самостоятельно додумался до такого, академик липовый.

Через пару дней на ледяном лице секретарши Оксаны читался приказ о моем отчислении из школы. А директор источал радушие. На зеленом сукне стола лежала книга. По коленкору потускневшим золотом струилось знакомое название.

— Интересно, черт возьми! На одном дыхании одолел. Где взял? Петр Иванович подарил? О, да мы же с ним друзья давние.

Короткопалая директорская рука вдруг полезла куда-то под стол, выудила откуда гирю, которая тут же взмыла над его смоляной шевелюрой.

— Мне, конечно, до Петра Ивановича, чемпиона России, далеко, — пыхтя от натуги, комментировал он свои манипуляции, — но раз тридцать выжму шутя.

История с «Научным коммунизмом» каким-то образом стала известна маме.

— Один до третьих петухов «Голос Америки» слушает, — сердито бросила она взгляд в сторону отца, — другой подпольные книги читает, — она обернулась ко мне, в глазах блеснули слезинки. — Ох, доиграетесь, доберутся до вас.

— До тебя скорей доберутся — сурово предупредил отец. — И как ты до такого додумалась: «Научный коммунизм» занесла в список запрещенной литературы?

Анекдот советской эпохи

Вовочка приходит из детского сада в слезах:
— Воспитательница все время пугает: «съест КПСС, съест КПСС!»