Трубу взорвали. Чтобы не взлетел на воздух город

Сентябрь 1991 года. На Уфимском нефтеперерабатывающем заводе на 150-метровой высоте надломилась дымовая железобетонная труба. Само по себе обрушение накренившегося 30-метрового обломка весом в 700 тонн с высоты 120 метров вызвало бы разрушительное землетрясение в 9 баллов. Падение же его на завод, по заключению специалистов, неминуемо повлекло бы уничтожение одного из крупнейших в стране нефтеперерабатывающих заводов и привело бы к экологической катастрофе в миллионной Уфе, отравлению реки Белой. Это мог быть своего рода второй Чернобыль.

Спасателям удалось отвести в буквальном смысле нависшую над Уфой угрозу страшной техногенной катастрофы.

Прилетев в Москву по своим издательским делам в конце 80-х, я позвонил своему другу — известному горновосходителю, мастеру спорта международного класса по альпинизму Михаилу Конькову, несколько лет до того опально жившему в Миньяре, одному из начинателей спортивного скалолазания в Башкирии. Мы встречаемся у выхода из метро.

— Андрей Рожков, — представил он своего молодого собеседника. — За плечами десяток сложнейших восхождений. Только что вернулся с пика Коммунизма, где руководил французско-советской экспедицией.

— Михаил Петрович сказал, что вы руководили первоспуском в глубочайшую пещерную систему Урала — пропасть Кутук-Сумган, за год до того, как в ней погибли спелеологи Московского университета. Мне никто толком не мог объяснить, как это было?

— Ребята выбрали для экспедиции опасное время. Поднимались по веревочной лестнице в последнем колодце и уже видели вверху небо, как на них обрушился сверху водопад: 31-го марта из-за резкого потепления началось буйное таяние снегов, и поток обрушился в пропасть, на лету превращаясь в лед, и они вмерзли в этот лед.

Прощаясь, мы молча пожали друг другу руки, чтобы, как оказалось, в этой жизни больше не встретиться. Мне запомнилась глубокая печаль в его глазах, хотя, протягивая мне руку, он широко улыбался. Я только недавно узнал, что друзья его между собой за глаза звали «печальным спаниелем».

Через несколько лет имя Андрея Рожкова я услышу во время войны в Югославии. Он проводил конвои МЧС с гуманитарной помощью в осажденные районы Боснии и Герцеговины. В Югославии мне с ним не привелось встретиться. Однажды мы разминулись на каких-то полчаса на одном из блокпостов. О Рожкове с благодарностью и восхищением говорили жители сербских анклавов и водители ооновских гуманитарных конвоев.

Над городом завис «осколок» смерти

О роли Андрея Рожкова в судьбе Уфы мне рассказал Роман Буйнов, врач экспедиции на Землю Франца-Иосифа по следам нашего земляка штурмана Валериана Альбанова.

— Вы, конечно, знаете про аварию на дымовой трубе на Уфимском нефтеперерабатывающем заводе в сентябре 1991 года? — однажды спросил он.

— Да, но не в деталях. На нефтезаводах то и дело что-нибудь взрывается.

— О подробностях взрыва мало кто знал и тогда, тем более, мало кто помнит теперь. Во-первых, страна бурлила перестроечными страстями, а во-вторых, катастрофу на НПЗ удалось предотвратить. Вот если бы труба грохнулась, до сих пор, как Чернобыль, помнили бы… Не я придумал, откройте сайт МЧС, любая статья об истории министерства утверждает, что это была не только первая крупномасштабная аварийно-спасательная операция, но с нее практически начинается история МЧС. И одним из главных героев этой уникальной операции был Андрей Рожков.

А дело было так. На Уфимском НПЗ на высоте 120 метров произошел надлом 150-метровой железобетонной дымовой трубы. Накренившийся 30-метровый «осколок» навис над заводом и мог рухнуть в любую минуту. Падение «осколка» весом почти в 700 тонн могло привести к жутким последствиям. Даже если отбросить факт, что труба нависла над крупнейшим в стране нефтеперерабатывающим заводом, вариант падения многотонного «осколка» в условно чистое поле мог вызвать землетрясение. Обрушение же его на завод несомненно привело бы к гигантской техногенной катастрофе, сравнимой только с Чернобылем.

Специальных спасательных служб в то время в России не было. Несколько месяцев назад учрежденный при президенте России Корпус спасателей, который возглавил никому не известный тогда Сергей Шойгу (это позже, не без оснований, в народе сложится мнение, что все другие министерства только то и делали, чтобы ведомство Шойгу не осталось без работы), по сути, существовал еще только на бумаге, только начал формироваться.

Из прибывших к месту аварии представителей различных ведомств лишь офицеры-саперы переданных корпусу военно-инженерных войск взяли на себя часть ответственности за исход рискованной операции. В течение трех суток они произвели сложнейшие расчеты разных вариантов предотвращения катастрофы. В конце концов, выбрали единственный и, скорее, только теоретически возможный: серией направленных взрывов срезать 700-тонный «осколок» и, развернув его на 15 градусов, «положить» в узкую щель между производственными установками и ниткой нефтепровода на специально подготовленную «мягкую» подушку. Для этого на трубе на разных высотах нужно было с ювелирной точностью разместить 350 килограммов взрывчатки.

Закрепить взрывчатку на трубе могли только высокопрофессиональные промышленные альпинисты, а таковых в корпусе спасателей еще не было — можно было рассчитывать только на альпинистов-спортсменов. Почему тогда выбор пал на Андрея Рожкова? Трудно сказать, может, по принципу: кто первый попал под руку, времени искать и выбирать не было, многие альпинисты еще не вернулись с гор. Но в то же время на Андрее Рожкове остановились не случайно. К этому времени у него за плечами были практически одно за другим сложнейшие восхождения на пики Свободная Корея (Тянь-Шань), Гран-Капуцин (Франция), Корженевской (Памир), Хан-Тенгри (Тянь-Шань), Ауэзова и Ленина (Памир), руководство советско-французской экспедицией на пик Коммунизма в 1989 году. Может, сказался такой факт, как его восхождение на пик Ленина на собачьих упряжках, которое сразу же вошло в знаменитую Книгу рекордов Гиннесса. Произошло это незадолго до ЧП на Уфимском НПЗ в том же 1991 году.

<h3 >
150 метров над уровнем Уфы

<p alt="13труба1" width="400" height="297" />

<

Труба при взрыве, казалось, бесшумно развернулась на запланированные 15 градусов и точно — не рухнула, а легла (!) на подготовленную из бревен и песка подушку.