Железнодорожный Анискин

Сейчас он уже давно на пенсии — как-никак 95-летний юбилей на днях встретил. А когда-то Николая Лобаренко хорошо знали жители всех поселков, что вдоль железнодорожной магистрали Челябинск — Свердловск. Знали и уважали. Иногда побаивались — строг был, если человек провинился. А дела были серьезные, уголовные большей частью. Впрочем, в дни его молодости все было серьезно: война, голодуха, драки на вокзалах и станциях, мешочники, эвакуированные, бесконечные военные эшелоны. И еще — преступники. Ведь помимо эвакуированных война стронула с места уголовников и рецидивистов всех мастей. Вместе с дезертирами, уклонистами и прочей шантрапой они валили подальше от фронта, в глубокий тыл.

Сейчас остается только удивляться, как тогда милиции удалось не допустить стихийного разгула преступности. Ведь в первые месяцы войны, когда военкоматы отправляли мужиков на фронт без разбора, штатное расписание милицейских отделов ужалось настолько, что работать стало почти некому. Тем более в линейных пунктах, где и до войны-то сотрудников по пальцам пересчитать можно было. Это обусловливалось спецификой работы: железная дорога — не город, здесь при грамотном раскладе и малыми силами правопорядок поддерживать можно. Но вот когда эти силы — всего один человек — поневоле призадумаешься…

Впрочем, Николаю Лобаренко раздумывать было некогда. Надо было работать. За всех сразу. Совмещая в одном лице должности оперуполномоченного, патрульного постового, оперативного дежурного и начальника линейного пункта. Нередко еще и в роли стрелка железнодорожной охраны и путевого обходчика выступать приходилось. А дома жена и маленький сын, только-только родился. «Николай у меня весной сорок первого из армии демобилизовался, — рассказывает его жена Мария Михайловна. — И, считай, почти сразу мы свадьбу сыграли. И о том, что война уже на пороге, не думали. Никаких тревожных признаков не было. Первый сын аккурат через девять месяцев и родился — уже война шла. Если б знали, что такое лихо наступит, может, повременили бы… Тяжело в военное время с малыми детьми, но ничего, выстояли.. В сорок четвертом еще один сын родился…. Теперь у нас уже правнуки почти взрослые — семьдесят три года ведь вместе прожили. А чего не жить-то? Николай — он у меня хороший, не пил никогда, работящий. Опора, одним словом».

Николай Васильевич, напротив, считает опорой супругу. Ведь в транспортную милицию он устроился за четыре дня до войны. И на этом спокойное житье молодоженов закончилось. Начались трудности. В том числе и сугубо бытовые. Например, в первые годы совместной жизни их домом стал пункт милиции на станции Вавилово (сейчас станция Аша). Деревянная хибара, разделенная на две части, в одной — помещение милиции, а за стенкой — донельзя тесная квартирка Лобаренко. Правда, с одним редкостным по тем временам удобством — служебным телефоном. «Жена в первое время даже возненавидела его, — рассказывает Николай Васильевич. — Дома-то я редко бывал. Только приедешь, поспать затеешься часок — а он уже звонит. Значит, где-то что-то случилось, опять надо на линию выезжать. Но сил, видать, много было, усталости не чувствовал. Да и чувствовать ее некогда было. Тут вести одна тревожнее другой со всех сторон сыпятся. Наши отступают, немцы к Сталинграду рвутся, похоронки в окрестные деревни одна за одной идут, а в Иглино банда объявилась... «Черная кошка» называется. Правда, жировали они недолго, быстро их взяли. Жаль, участвовать мне в этом не довелось, их территориальная милиция задерживала. Кстати, «Черных кошек» по Союзу тогда много расплодилось. Про одну даже кино сняли».

Для поездок в его распоряжении имелась еще одна редкостная вещь — служебный мотоцикл. На нем Николай сутками мотался вдоль железной дороги, а жена в это время покоя не находила — вернется или нет? А потом сама стала с мужем по тревоге выезжать. Оставит ребенка под присмотр соседей и на выезд. Он за рулем, она — в коляске. Так и обзавелся Николай неожиданным напарником, даже на задержания, бывало, вместе выезжали. «Спасибо жене — она мне здорово помогала, — не жалеет слов Лобаренко. — И дом тоже весь на ней держался, мне некогда было»...

\
Много всего перевидел на своем веку Николай Васильевич. Всего сейчас и не вспомнит. Но военные годы живы в памяти. Особенно огромное количество случайных смертей, ежедневно происходивших на линии. «Под составы люди попадали очень часто, — вспоминает он. — Пригородных поездов-то не было — вот и ездили, запрыгнув на поезд, как в попутку. И спрыгивали тоже на ходу. Далеко не для всех такой прыжок удачным был. А бывало, что и сталкивали. Криминала тогда хватало».

О своих заслугах Николай Васильевич рассказывать не любит. А их немало. Например, раскрытие убийства инкассатора на станции Симской. В те годы они ездили по одному и были вооружены только пистолетами. Правда, подготовлены были на ять, инструкции знали четко. Это-то и навело опера Лобаренко на мысль, что убийцу инкассатор знал. И знал очень хорошо. «Не подпустил бы он к себе чужака, раз с деньгами едет», — твердо уверился Николай. А дальше, сузив круг подозреваемых только до самых близких, вышел на родного брата убитого. Деньги оказались при нем — не успел потратить.

Или расследование убийства целой семьи в Казаяке. Тогда бандиты унесли награбленное в чемоданах хозяев. По ним-то Лобаренко и опознал преступников: описание этих чемоданов у него с собой было. Попытался задержать, но грабители скрылись в лесу, а Николай — бегом в деревню народ поднимать. Всем миром и взяли мерзавцев. «Дружными тогда люди были, — вспоминает Николай Васильевич. — Тяжело жили, а сплоченно, не то, что сейчас, когда у всех только деньги на уме. Да ладно, пройдет и это, поймем и мы, что не хлебом единым живы»...

На пенсию Николай Васильевич вышел капитаном. Звание небольшое, особенно если учесть, что сейчас тридцатипятилетний полковник — уже не редкость. Но главное не в этом, а в смене, которую он подготовил. Сейчас его ученики тоже пенсионеры. В больших чинах, занимавшие первые должности, они с благодарностью вспоминают скромного опера, которого всегда посылали на самые ответственные задания. Знали, не подведет. Что глаз у него профессиональный, настоящий оперский. Вот только слух Николая Васильевича сейчас подводит: года, куда ж от них деться... Но боевой задор не исчез. Без него пенсионеру в наше время прожить трудно.