Приговорены к высшей мере...

В октябре этого года исполняется 75 лет с начала самых трагических страниц в отечественной истории предвоенных лет. Тогда на многих невинных советских людей по всей стране обрушился град политических обвинений и в речевом обороте укрепились слова «враг народа».

А был ли мальчик?

Мое школьное детство проходило с 1935 года в привокзальной Уфе. Хорошо помню, как летом 1937-го полыхал пожар на паровозовагоноремонтном заводе (ныне ТРЗ). Множество людей со всей округи, взрослых и детей, усеявших почти готовое полотно для будущего трамвая, наблюдали, как листы железной кровли главного корпуса завода скручивались и пламя, искрясь, вырывалось наружу. Может быть, здесь я впервые услышал из уст взрослых слова: «Это дело рук вредителей».

Где-то под новый 1938 год в наш 3 «А» класс пришел ученик, переведенный из параллельного. Фамилия его была Завьялов, имени не помню. Это был тихий, чем-то угнетенный мальчик. Говорили, что его отец, большой начальник, арестован. Никто с ним старался не общаться, да он и не стремился к этому. Вскоре его в классе не стало. Кем был его отец, я узнал гораздо позднее.

Незаметно исчезла семья Самодуровых, жившая недалеко от нашего дома по ул. Вокзальной, 15. Кто такие Самодуровы, я также узнал позже.

Было известно, что главу семьи Доброрез, а их дом с яблоневым садом, который находился на пригорке, как раз напротив нашего, арестовали. Его младшего сына я знал, ибо он иногда выступал в качестве организатора детских военных игр. Это был Александр, будущий профессор Уфимского авиаинститута, участник Великой Отечественной войны. Старший сын, Василий, стал Героем Советского Союза, его именем названа детская железная дорога в парке имени И. Якутова.

Мои родители-железнодорожники в те годы избежали каких-либо серьезных потрясений. Отец, коммерческий ревизор на железной дороге, в начале 1938 года был переведен на должность экономиста, а затем и еще ниже — весовщиком на товарный двор. Лишь с началом войны занял должность старшего инженера грузовой службы. Мать с января 1937 года работала бухгалтером, была активным членом женсовета при клубе железнодорожников им. Андреева. Оба они беспартийные, и только в самый канун войны мать вступила в партию.

Но начало моего настоящего знакомства с событиями 1937 — 1938 годов относится ко времени, когда после окончания истфака Башпединститута я стал работать научным сотрудником Института истории, языка и литературы БФ АН СССР (ныне ИИЯЛ УНЦ РАН). С этого времени и особенно после XX съезда КПСС мои познания по истории произвола периода культа личности становились все глубже и шире. К этим годам относятся и первые личные знакомства с теми, кто испытал на себе политические обвинения в несуществующих преступлениях. Некоторых из них необходимо упомянуть особо.

В августе 1952 года я познакомился с профессором Сергеем Ивановичем Руденко, когда он приезжал в Уфу в связи с подготовкой издания капитального труда «Башкиры. Историко-этнографические очерки». Я уже знал, что этот выдающийся этнограф и археолог работал в качестве политзаключенного на стройке Беломоро-Балтийского канала. В мае 1957 года состоялось мое знакомство в Москве с Венедиктом Дмитриевичем Ковшовым, отцом Героя Советского Союза Наташи Ковшовой, который в 1956 году был освобожден из почти 20-летнего заключения.

За время работы в институте, а это почти 40 лет, занимаясь историей Башкортостана с 1917 года, я заочно, по архивным документам и газетным публикациям, был знаком с десятками жертв репрессий 30-х годов. Но ни я, да и никто иной тогда не знал, да и не мог знать, всей реальной, по глубине жестокости, по размаху, трагедии тысяч людей, их загубленных судеб. Это стало достоянием гласности лишь в новые времена.

Маховик репрессий

Я был уже пять лет на пенсии по возрасту, когда в 1994 году в приложениях к 15-ти номерам газеты «Вечерняя Уфа» были опубликованы пофамильные списки жителей города, которые с 1919-го по 1950-е годы были репрессированы по статье 58 УК РСФСР (политические преступления) и затем реабилитированы. В 1997 году началась публикация «Книги памяти» (5 томов основных, затем дополнительные) жертв политических репрессий по всему Башкортостану, начиная с 1919 года. Одно дело, когда до этих публикаций знаешь частицу правды, другое дело — когда узнаешь большую часть правды. А она заключалась в том, что число арестованных и осужденных по статье 58 составило по республике 50 тыс. 293 человека (возможно, даже больше), из них расстреляно 4 тыс. 890 человек. Ужасные, потрясающие воображение, не укладывающиеся в голове данные.

Но наиболее трагическими для республики, как и для всей советской страны, стали 1937 — 1938 годы.

На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году Сталин выдвинул кровожадный тезис о том, что по мере продвижения страны к социализму будет возрастать сопротивление внутренних врагов, в том числе на местах. Это был сигнал к началу репрессий, который в Башкирии воплотил в действие секретарь ЦК Жданов 4 — 6 октября на пленуме Башобкома ВКП(б). Начались массовые аресты, в том числе первых лиц республики — Я. Б. Быкина, А. Р. Исанчурина, З. Г. Булашева, наркомов, ведущих представителей национальной интеллигенции, инженерно-технических специалистов, а также рабочих, простых людей. Обвинения достаточно стандартные: антисоветская агитация и создание тайных организаций, подготовка захвата власти, вредительство, шпионаж, подготовка террористических актов или диверсии, недонесение.

В 1994 году по следам первых газетных публикаций стала ясна и судьба лиц, о которых шла речь выше: начальник службы движения Уфимского отделения железной дороги К. А. Зиновьев был расстрелян, а его жена приговорена к пяти годам тюрьмы; начальник отделения УГБ МВД А. И. Самодуров приговорен к 10 годам тюрьмы; стрелочник станции Уфа П. М. Доброрез получил 10 лет тюрьмы.

С появлением томов «Книги памяти» я не решился рассмотреть картину репрессий по всей Башкирии, в том числе ввиду большого объема работы, и остановился только на Уфе. Данные по столице республики наиболее выпукло показывают самые черные дни, недели и месяцы с конца 1937-го и до конца 1938 года. При подсчетах в качестве основы пришлось использовать газетную публикацию 1994 года с дополнениями и исправлениями по пяти томам «Книги памяти». Результаты оказались еще более шокирующими, чем за все 33 года применения статьи 58 по всей республике.

В 1937 — 1938 годах органами УГБ-МВД БАССР было арестовано, а затем и осуждено около 2 тыс. 260 человек. Из этого числа с ноября 1937 года в течение 14 месяцев расстреляно 770 человек (из них арестованы были до октябрьского пленума обкома ВКП(б) только 185 человек, остальные после пленума). Среди расстрелянных — 58 женщин. Эти данные потрясают: за годы Гражданской войны среди жителей Уфы — красных и белых — убитых было гораздо меньше!

Когда мы говорим о репрессированных жителях Уфы, то допускаем небольшую условность, ибо в их числе были и те, кто жил за пределами города, но ездил на работу со стороны Чишмов или Шакши на рабочих поездах (прообраз современных электричек). Неясно также, кто такие заключенные в уфимской тюрьме, которых приговорили к высшей мере наказания. Обращает на себя внимание и наличие среди репрессированных, главным образом в целом по Башкирии, неграмотных, каковыми они в действительности очень часто не являлись. Отец Героя Советского Союза Василия Доброреза, будучи стрелочником, не мог быть неграмотным. Или инструктор по токарному делу А. П. Олезов (о нем речь пойдет ниже) также не являлся неграмотным, и т. д. Дело в том, что следователи в целом ряде случаев, как можно с уверенностью предположить, указывали в документах допроса на неграмотность обвиняемого, а затем, якобы с его слов, записывали любые признания о несуществующих преступлениях.

В октябре 1937 года репрессивные органы НКВД БАССР развернули широкую кампанию по аресту людей и готовили технические условия для самого страшного — приведения в исполнение высшей меры наказания и скрытого погребения расстрелянных.
В октябре 1937 года в Уфе были расстреляны три человека, причем они были арестованы еще летом. Первой жертвой стал заведующий Уфимским музыкально-театральным техникумом Саид Синчулей, вторым Д. П.Стахеев — уполномоченный Академии архитектуры в Уфе. Это было начало.

В ноябре 1937 года приговоры исполнялись уже в массовом порядке — 157 расстрелянных, а в декабре 1937 года их было уже 164. А между тем декабрь 1937 года был особенный, 12 декабря впервые состоялись выборы в Верховный совет СССР на основе Сталинской конституции 1936 года, и в этот день, в порядке исключения, выстрелы не гремели.

Священник — значит, враг

В первые три месяца применения высшей меры наказания прослеживаются четыре категории репрессированных, одна из которых полностью ликвидирована. К февралю 1938 года были расстреляны 32 служителя трех конфессий. Среди православного духовенства это митрополит С. Е. Корнеев, четыре протоиерея, три архимандрита, 16 священников, одна 61-летняя монашка. Среди служителей мусульманской религии их было пять, в том числе мулла Уфимской соборной мечети Д. Абызгильдин и казый (секретарь) ЦДУМ 68-летняя Мухлиса Бобинская (Мухлиса Нигматуллина), избранная на эту должность еще в 1917 году на Всероссийском мусульманском съезде. Также были расстреляны настоятель католического костела Ф. Будрис и глава совета при костеле.

Вторую категорию составили лица, которые состояли в 1917 году в рядах эсеров, меньшевиков и кадетов. По нашим подсчетам, таких было около 15 человек, возможно, и больше, причем среди них и деятели, которые оставили важный след в историческом прошлом.

27 октября 1937 года был арестован Алексей Порфирьевич Олезов, инструктор по металлорежущим станкам в ПВРЗ (ТРЗ), а уже 22 ноября, как следует из «Книги памяти», расстрелян! В начале XX века А. П. Олезов — токарь, социал-демократ, ближайший сподвижник Ивана Якутова. В октябре 1907 года военный суд в Уфе приговорил И. С. Якутова к повешению, а А. П. Олезова — к шести годам каторги. И получается, что через 30 лет после царского суда он приговорен к высшей мере наказания, причем при вынесении такого приговора, видимо, сыграла свою роль и последующая после каторги его биография. В 1917 — 1919 годах он твердый меньшевик, причем о своем разрыве с этой партией публикует заявление в газете «Власть труда» (ныне «Республика Башкортостан») лишь в 1924 году.

8 февраля 1937 года была арестована супружеская пара — Мария Витрищак и Д. И. Мансветов, оба эсеры (левые) с 1917 года. Расстреляны также в один день — 25 декабря. М. Г. Витрищак, дочь хуторянина из деревни 1-я Маковка (близ ст. Чишмы), — учительница. Одна из самых ярких, активных фигур среди уфимского эсерства. На выборах в городскую думу 1917 года она в социалистическом списке из 101 кандидата шла седьмой, а ей было тогда 22 года. В декабре 1917 года она член губревкома, возглавляемого А. И. Свидерским. Ее муж — коренной уфимец, окончил гимназию, затем Казанский университет, юрист. В момент ареста он работал экономистом, а М. Г. Витрищак — счетоводом. Не миновали расстрельные приговоры бывшего левого эсера Х. А. Русских (в 1917 году — военный цензор), кадетов М. Ф. Зубакина, Г. Н. Новикова, В. А. Поскребалова.

Среди приговоренных к тюремным срокам был Вячеслав Аркадьевич Захаров. Родился он в Стерлитамаке, окончил Казанский университет. Один из самых известных в годы революции меньшевиков. 3 марта 1917 года был в числе организаторов собрания, которое приняло решение о создании Уфимского совета рабочих и солдатских депутатов. Тогда его избрали председателем собрания, а через год он оказался первым советским политзаключенным в уфимской тюрьме за выступления против закрытия в городе газет, не признающих советскую власть. В 1937 году в момент ареста он работал юрисконсультом в Бельском речном пароходстве.

С начала ноября 1937 года началась расправа с арестованными, работавшими на промышленных предприятиях. Любой сбой на производстве, поломка станка, просчеты в планировании и т. д. рассматривались как вредительство, саботаж. Один из примеров. В декабре 1937 года был расстрелян начальник ПРВЗ Н. Н. Нелидов с несколькими руководителями цехов, а всего, по нашим подсчетам, по заводу осуждено 57 человек, из них 17 расстреляно.

7 и 8 декабря 1937 года были первыми, самыми трагическими днями для башкирской интеллигенции. Тогда погибли 14 человек, в их числе нарком просвещения Ибрагим Абызбаев.

Особо надо остановиться на судьбе Александры Измайлович. В публикации 1994 года говорится, что она осуждена на 10 лет, а в «Книге памяти» (т. 2) об этом не упоминается, но указано, что она приговорена к высшей мере наказания и расстреляна 11 сентября 1941 года. А. А. Измайлович принадлежала к целой плеяде женщин, часто из дворянских семей, которые в начале XX века пополнили ряды эсеров. Отбывала наказание за революционную деятельность на Нерчинской каторге (Забайкалье) вместе с Марией Спиридоновой. М. А. Спиридонова в начале 1930-х годов проживала в Уфе и работала бухгалтером в госбанке. Затем она была вновь арестована и содержалась в Орловской тюрьме. И в сентябре 1941 года вместе со всеми политзаключенными расстреляна. Можно с уверенностью сказать, что А. А. Измайлович после приговора о 10-летнем заключении была переведена в Орловскую тюрьму, где и была уничтожена.

В 1938 году репрессии продолжались вплоть до осени, причем два месяца были особенно трагическими.

Обвинений не подписал

В 2009 году вышел в свет сборник «Живая память» (автор-составитель М. М. Утябаева. Уфа, «Китап») — «книга великой скорби и слез вдов и детей репрессированных». Автор приводит в извлечении протокол закрытого заседания выездной сессии военной коллегии Верховного суда СССР от 10 июля 1938 года по делу Абдуллы Сахипгареевича Амантаева — писателя, ученого, директора Института национальной культуры (ныне ИИЯЛ УНЦ РАН). Протокол гласит: заседание открыто в 0 час. 40 мин., председатель объявляет, что подлежит рассмотрению дело по обвинению Амантаева А. С. по пунктам 2, 8 и 11 статьи 58. Секретарем оглашается обвинительное заключение. Председательствующий задает подсудимому вопрос: признает ли он себя виновным. Ответ: виновным себя не признает. Далее протокол гласит: в 1.00 оглашается приговор: расстрелять. В тот же день приговор был приведен в исполнение. Вот так, всего за 20 минут, решалась судьба человека. А до этого А. С. Амантаев, будучи арестованным 4 октября 1937 года, в первый же день работы пленума обкома ВКП(б), провел в тюрьме девять месяцев. Он был мужественным человеком, его не сумели сломить бесконечными допросами и другими приемами тогдашних следователей. Он был не из тех, кто не выдерживал всего ужаса тюремных мучений и подписывал все что угодно. Такое было дано не каждому. Говоря об А. С. Амантаеве, необходимо особо отметить: при нем как директоре был сформирован богатейший, уникальнейший рукописный фонд института, которым пользуются ученые не только Башкортостана, но и Татарстана и учреждений других тюркологических центров. Специалистам хорошо известно, что значит рукописное наследие Мухаметсалима Уметбаева, Ризы Фахретдинова, Марджани, Дмитрия Волкова и др.

День 10 июля стал самым черным днем 1938 года — А. С. Амантаев был лишь одним из 33 общественно-политических, государственных деятелей и представителей творческой национальной интеллигенции, которым явно по указаниям из Москвы были уготованы в течение каких-то 20 минут смертельные приговоры. В упоминаемом выше сборнике авторы приводят имена всех 33 жертв. Среди них — второй секретарь обкома А. Р. Исанчурин (первый секретарь Я. Б. Быкин был расстрелян в 1938 году в Москве, председатель правительства Булашев — в Уфе 11 июля), писатели Даут Юлтый, Булат Ишемгул, Губай Давлетшин, артисты Валиулла Муртазин, Макарим Магадеев. Большинство из них были коммунистами, причем зампредседателя Госплана республики Фатхий Ахмадуллин вступил в партию до октября 1917 года, будучи солдатом Уфимского гарнизона. На выборах в Учредительное собрание (в ноябре 1917 года), когда башкирское национальное движение было еще едино, он баллотировался по списку башкир-федералистов, который возглавлял А.-З. Валиди. Всего в июле 1938 года, по нашим подсчетам, было расстреляно 98 человек, в том числе русских — 31, башкир — 31, татар — 13, евреев — 8 и т. д.

О расстрелянных — только шёпотом

Октябрь 1938 года стал завершающим месяцем в целой серии массовых расстрелов, своего рода зачисткой. При этом поражает национальный состав жертв, число которых достигло 105 человек. Среди них, кроме русских (24), евреи, украинцы, белорусы, латыши, немцы и другие, а также очень редкие в составе населения Уфы национальности. Это швед, серб, чех, румыны, болгары, арабы, корейцы. Было расстреляно пять уйгуров, девять китайцев, два ассирийца. Китайцы были обвинены в шпионаже, а по роду занятий являлись пекарями и торговцами (видимо, знаменитыми в то время пирожками) и прачками (мужчины-китайцы занимались этим делом традиционно). Один из ассирийцев был чистильщиком обуви, другой безработный.

Последний выстрел во владениях уфимской «Лубянки» раздался в декабре 1938 года. В следующем 1939 году не было ни единого: кровавая драма завершилась, а уфимская земля приняла почти тысячи жертв режима.

Массовые репрессии 1937 — 1938 годов проходили в то время, когда советские люди восхищались подвигами папанинцев, Чкалова, пограничников, когда зазвучала знаменитая песня о Катюше, когда советская Родина создавала, строила, закладывала основы могущества страны. В Башкирии в 30-е годы появилось «Второе Баку», возник Черниковский промышленный узел с его заводами. Люди все это видели, слышали, сами создавали и этим гордились. А репрессии — это вторая сторона тогдашней жизни, где все главное было скрыто, а на поверхности лишь детали, отдельные имена репрессированных людей. Все остальное — огромная государственная тайна.

В октябре 1938 года была подписана в свет «История ВКП(б). Краткий курс» тиражом 1,5 млн экземпляров. Здесь нет ни слова о выступлении Сталина в феврале 1937 года, нет ни слова о каких-то разоблаченных и расстрелянных врагах народа в республиках и областях. Тишь и гладь: нет уничтоженных людей», нет вопросов и проблем.

Наступил 1939 год. В марте состоялся XVIII съезд ВКП(б) как съезд победившего социализма, а в декабре отмечалось 60-летие И. В. Сталина. По всей стране доклады о достижениях к этому событию, подготовка подарков. Силами женского актива при клубе им. Андреева были вышиты на золотистой шелковой, добротной ткани золотыми красными нитями большинство статей конституции СССР, для подарка юбиляру. И. В. Сталину за заслуги перед советским народом присвоено звание Героя Социалистического Труда, учреждена Сталинская премия, он избран почетным академиком АН СССР.

Прошлое не бывает однозначным. Его надо знать во всех проявлениях, в том числе и в самых трагических. И к этому взывают имена на 32030 страницах «Книги памяти».