Привет, кАрифан!

В ноябре 1990 года привезли нас — молодое пополнение — в учебный батальон войск связи Краснознаменного Дальневосточного военного округа. Помыли в бане, раздали обмундирование и начали гонять. Дни полетели однообразно быстро. Нужно было научиться армейским «забавам». К концу первой недели, за несколько дней до присяги, вся наша рота обратила внимание на одного из наших сослуживцев — рядового Худайбердыева. Уроженца Узбекистана.

Ему, на первый взгляд, легко и просто давалась солдатская наука. В отличие от нас, он ловко наматывал портянки, мастерски орудовал мастичной щеткой, безупречно заправлял койку, выполнял по двадцать подъемов-переворотов на турнике и вдвое больше подтягиваний. На нем не пузырились ни китель, ни шинель, а, напротив, очень здорово на коренастой, низкорослой фигуре сидела солдатская форма. Воротничок всегда был подшит ровной белой полоской, а пряжка ремня была начищена до блеска. Худайбердыев внешне полностью соответствовал типажу старослужащего, но таковым не являлся. Более того, манера держаться в общении с сержантами выдавала в нем человека независимого и знающего себе цену. Возможно, последнее обстоятельство осталось бы нами не замеченным, но сержанты нашли способ сосредоточить внимание.

— Худайбердыев, выйти из строя! — рыкнул сержант Степанюк.

— Есть, кАрифан! — во всю глотку, бодро гаркнул Худайбердыев, затем отпечатал два шага вперед.

Пауза. Рота затаила дыхание, предвкушая продолжение зародившегося конфликта. Спертый казарменный воздух наполнился ароматом драматизма происходящего. Еще бы! Такого издевательского панибратства в отношении к сержанту учебного подразделения трудно было себе представить.

— Шшштттооо?! — паровозным гудком вырвалось из груди Степанюка. — Обурел, салабон! Фанеру к осмотру! — выкрикнул сержант, энергично направившись к солдату и занося кулак в направлении груди Худайбердыева.

— Отставить! — осадил его командир роты капитан Тельмиков, до этого скучавший в канцелярии, но следивший за происходящим сквозь приоткрытую дверь. Степанюк остановился, не дойдя до цели пары шагов.

— Кого ты назвал корифаном? — начал было Тельмиков, выйдя из канцелярии.

— Старшего сержанта Степанюка, кАрифан! — выдал Худайбердыев.

Немая сцена длилась недолго. Тельмиков нашелся почти сразу:

— Рядовой Худайбердыев! За неуставное обращение к старшему по званию объявляю вам два наряда вне очереди!

— Есть два наряда вне очереди, кАрифан! — отозвался солдат.

— Ты наглеешь, солдат! Встать в строй! — заорал Тельмиков.

— Есть, встать в строй, кАрифан!

Худайбердыев откровенно лез на рожон. Рота одобрительно молчала, недоумевала, а самые смелые трусливо хихикали.

— Рядовой Худайбердыев, если не прекратите неуставные обращения к старшему по званию, объявлю вам наказание с отбыванием на гарнизонной гауптвахте! Вам понятно? — командир роты пробовал предупредить и одновременно напугать солдата.

— Так точно, кАрифан! — радостно прозвенело в расположении.

…Его увели в тот же день. Трое суток «губы», объявленных Тельмиковым, трансформировались в восемь — еще пять добавил начальник гауптвахты. Видимо, Худайбердыев и в застенках продолжал обращаться к командирам-надзирателям по-свойски, по-корифански…

Непонятно, чем бы эта история закончилась. Возможно, офицеры и сержанты попросту махнули бы на него рукой, мол, чудит солдат — ну и ладно. Главное, чтоб в ногу шагал и в нарядах не спал. А могло бы и боком выйти, армейская машина может запросто сломать, растоптать любого, кто пытается выделиться или испытывает трудности с воспитанием. Однако дело приняло совсем новый, непредсказуемый оборот.

После восьми суток заключения Худайбердыев вернулся в казарму слегка осунувшимся, но довольным. Теперь всякий, кто с ним затевал разговор, автоматически становился кАрифаном.

Наступил день присяги. В наш учебный батальон съехались родители, жены, девушки и друзья молодых солдат. Прибыло и начальство. В тот день полковник Рубенс, начальник войск связи округа, решил лично обойти выстроившихся для торжественного приведения к присяге солдат. Он по-отечески подбадривал новобранцев, поправлял ремни, хлопал по плечам, интересовался настроением и одобрительно кивал головой, услышав утвердительные ответы. Поравнявшись с нашей первой шеренгой, Рубенс уставился на Худайбердыева с недоуменным выражением лица. Седовласый полковник был немало удивлен, он даже сдвинул каракулевую папаху на затылок.

— Корифан? — едва вымолвил он, ткнув Худайбердыева указательным пальцем.

— Понимаешь, кАрифан, — Худайбердыев выдержал паузу и неожиданно начал рассказ. Он говорил, время от времени жестикулируя руками, смахивал слезы, путал русские и узбекские слова. Рубенс внимательно слушал, его лицо при этом становилось все более просветленным. Наконец, полковник крепко обнял Худайбердыева, сдвинул папаху на лоб и увел рядового с плаца.

P. S. Полковник узнал солдата. В 1988 — 1989 годах Худайбердыев, будучи солдатом-срочником, а также водителем командно-штабной машины отдавал интернациональный долг в Афганистане. В том числе принимал участие в выводе ограниченного контингента Вооруженных сил СССР из ДРА. Худайбердыев вез на броне своей «кашээмки» полковника и других офицеров. Вернувшись, он не смог найти себя на «гражданке». Дома, после родительского благословения, воспользовался документами младшего брата и в 1990 году снова ушел служить в армию. Обращение — кАрифан, обогатило лексикон Худайбердыева где-то под Кандагаром. Ему тогда повезло, он пережил минометный обстрел, но получил средней степени контузию.