Диалог с Чеховым

В Башдрамтеатре состоялась премьера спектакля «Дядя Ваня», которая стала не просто интерпретацией классики, а авторским высказыванием приглашенного режиссера Степана Пектеева. Постановка, созданная при поддержке Ассоциации национальных театров России, готовится к участию в Театральной Олимпиаде в Казани и Александринском фестивале в Санкт-Петербурге.

Спектакль станет частью уникального проекта: башкирская труппа сыграет его совместно с марийским театром, где тот же режиссер ранее поставил «Дядю Ваню» на марийском языке. Эксперименту, в котором актеры на марийском и башкирском будут играть русскую классику, придается общероссийское значение.

Степан Пектеев, чьи работы видели зрители Петербурга, Таллина и Москвы, подчеркивает: его «Дядя Ваня» — не учебник по Чехову.

— Мы смотрим на чеховскую драматургию через призму внутреннего мира персонажей. Это история про душу человеческую, — объясняет режиссер.

Пектеев признается, что взялся за пьесу почти случайно:

— Я не чувствовал готовности ставить чеховские «хиты»: «Чайка», «Три сестры» обросли огромным количеством трактовок, по ним создано столько мощных, классных спектаклей. А ведь режиссер хочет сделать что-то новое или ощутить хотя бы иллюзию новой формы. Если берешься за Гамлета, у тебя должна быть внутренняя железобетонная уверенность: только «Гамлетом» я могу высказать то, что хочу!

Я учился и в последние годы работал в Санкт-Петербурге, но моя малая родина — Марий Эл. Мой папа Василий Пектеев — художественный руководитель Национального театра Марий Эл — когда-то мечтал поставить «Дядю Ваню» (он сделал перевод пьесы на марийский язык). Как-то у нас зашел разговор об этой его юношеской мечте, и я вдруг подумал, что сам хочу поставить эту пьесу, хотя у меня еще не было понимания, в какой форме это должно быть. Я начал погружаться в чеховские материи, изу­чать, перечитывать. Стал появляться контекст и образ марийского спектакля.

У Чехова есть идея о том, что люди не слышат друг друга, это знаменитое чеховское: «Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни». Они говорят не о том, о чем им действительно хотелось бы поговорить. А что, если люди на сцене будут в прямом смысле говорить на разных языках? Потом эта идея про языковой барьер отступила на задний план. Возможно, когда будет возникать гибридный марийско-башкирский вариант «Дяди Вани», эта мысль опять проявится, но сейчас получился спектакль совершенно не про это, а про душу человеческую. Действие происходит на территории души, а у нее нет ни пола, ни языка. Что происходит внутри человека, что это за тонкие, невидимые глазу процессы, которые определяют все? На этих невидимых слоях чеховской драматургии мы и концентрируемся.

Не могла не поинтересоваться у режиссера: как он ставит спектакли на языках, которыми не владеет?

— Я уже поставил Чехова на марийском, так что не в первый раз делаю постановку на неродном языке. В начале мы разбирали пьесу и работали на русском. Только на последнем этапе, недели за три до премьеры, стали сцена за сценой переходить на башкирский. Работа на другом языке — это переход на другой уровень. Ты больше взаимодействуешь с музыкальными вибрациями, чем со смысловыми. А музыка несет первичный, эмоциональный смысл. Дальше эмоция обрастает мыслями, которые выражаются словами. Но ведь есть много такого, что словами сформулировать нельзя — Чехов весь про это. У него, как и у Достоевского, персонажи говорят: «я сказать не умею», «я не то говорю». Они не могут высказать то, что хотят, потому что мысль изреченная есть ложь. Когда ты что-то говоришь, то при этом что-то теряется. Мы как раз стараемся работать на территории этого сложновыразимого. Я открываю для себя башкирский язык, его фактуру, музыкальный строй, который много чего добавляет к Чехову, — ответил режиссер.

За основу спектакля взят уже имеющийся перевод Нажибака Хафизова. Драматург Айгиза Хафизова, занимавшаяся актуализацией текста 50-х годов прошлого века, отмечает:

— Тот язык немного устарел. Мы вместе с артистами подбирали современные формулировки.

Иммерсивность усиливает саунд-дизайн Евгения Роднянского. Композитор создал «кинематографичный» звуковой ландшафт, где шум дождя или скрип половиц становятся частью действия.

Режиссер говорит, что подходил к оригиналу бережно, но в спектакле есть смелые правки. Например, пространные монологи Астрова об экологии заменены на размышления о театре.

— Сейчас тема экологии воспринимается иначе, это уже другой масштаб. Мы оставили кристаллическую структуру пьесы, убрав второстепенное, — отмечает режиссер.

В спектакле заняты звезды башкирской сцены: Эльвира Юнусова, Минзаля Хайруллина, Азат Валитов и другие. Милена Сираева, сыгравшая Елену Андреевну, называет работу «тотальным погружением»: «Мы читали рассказы Чехова, биографию «Жизнь Чехова» Райфилда. Это помогло понять глубину образов».

Азат Валитов (дядя Ваня) признается:

— Чехов для актеров — это база на всю жизнь. Он учит работать с тем, что нельзя выразить словами. Работа над спектаклем для нас — больше не про результат, а про процесс. Страшно было, что ты задеваешь какие-то сложные чувства и не знаешь, что с этим делать, как ими управлять. А как повторить это из репетиции в репетицию, чтобы чувство оставалось живым? Чехов — это про сложное, но невероятно настоящее.

Эльвира Юнусова, играющая Марью Васильевну, вспоминает:

— Первое соприкосновение с Чеховым у меня было в дипломном спектакле «Три сестры», который мы перенесли на большую сцену. Тогда, в студенческие годы, мы точно так же погружались в Чехова, начиная с его переписки (а в ней Чехов совсем другой), анализировали все постановки. После этого Чехов стал одним из моих любимых писателей. У него нет второстепенных ролей. Каждый персонаж — целый мир.

Директор Башдрамы Иршат Файзуллин признает амбициозность проекта:

— Мы — авангардный театр и часто экспериментируем. Как раз эксперименты и помогают делать «продукт», который позволяет выйти на российский и мировой уровень. Иммерсивный «зрительный зал» в спектакле «Дядя Ваня» вмещает менее 200 зрителей (в нашем обычном зрительном зале 466 мест). Но у нас есть базовые спектакли, на которых театр зарабатывает. В то же время он должен развиваться. Возможно, это будет спектакль не для широкого зрителя, который любит комедии и мелодрамы, а для тех, кто знает и любит Чехова.

Следующий показ состоится 6 апреля. Режиссер мечтает, чтобы постановка стала дверью в Башдраму для новых зрителей: «Мало сделать хороший спектакль — важно привести тех, кто никогда не был в башкирском театре. Это было бы нашим большим достижением».