Зифа КАДЫРОВА: Я просто иду за своими чувствами

Зифу Кадырову называют современным феноменом татарской литературы. Уроженка Учалинского района Башкирии, много лет проработавшая на стройках Татарии, в 49 лет вдруг начала писать романы и повести о любви и семейных взаимоотношениях, да такие душевные, что даже читателей-мужчин трогают до слез.

Несмотря на то, что автор издала уже семь книг и спектакли по ее произведениям с успехом идут на сценах театров Татарстана, некоторые критики продолжают сомневаться, можно ли назвать Кадырову писателем. «Наверное, благодаря тому, что критикам так не терпелось высказаться обо мне, я и стала такой известной, — шутит Зифа Кадырова. — Не хочу ни с кем спорить и что-то доказывать. Я просто делаю то, что просит моя душа. И очень рада и горжусь тем, что у многих людей это находит отклик».

Корреспонденту «РБ» удалось встретиться с Зифой Кадыровой во время ее приезда в Уфу на премьеру спектакля «Весна без тебя», которую поставили по ее повести в Башдрамтеатре.

— Расскажите, как случилось, что вы вдруг занялись творчеством?

— Этого, конечно, ничего не предвещало. В школе я училась плохо, не было особого интереса. Мы жили на ферме: мама — доярка, отец — скотник. Я с самых ранних лет только и делала, что работала. А в свободное время убегала в горы. У меня были там свои места. Не любила играть с детьми, больше нравилось мечтать. Читать не любила, в отличие от мамы, которая читала ночами, при лунном свете, и, не ложась спать, в пять утра уходила на дойку. После пятого класса уже самостоятельно работала, никаких тебе летних пионерских лагерей. Родители развелись, я рано повзрослела — жизнь заставила. Но все равно считаю, что родилась в хорошее время. В 1978 году переехала в Набережные Челны, где развернулась огромная стройка, куда я устроилась маляром-штукатуром. Это был счастливый период: нас воспитывали молодежные бригады, а для полного счастья нужно было только жилье.

В 21 год вышла замуж, пошли дети. А после 30 лет появилась какая-то неудовлетворенность жизнью. Вроде живем неплохо, зарабатываем. Но однообразие, отсутствие каких-то смыслов не давали мне покоя, хотелось что-то изменить, но что именно, я не знала. Муж спрашивал: «Ну чего же ты хочешь?» «Не то петь, не то писать», — отвечала я. А время шло... Работа маляра хоть и тяжелая, но мне нравилась, тем более что без образования о чем-то заоблачном для себя я и не мечтала. Днем работа, вечером шабашки, а дети подрастали, и хотелось быть для них авторитетом и оставить после себя след.

И вот, когда мне было 48 лет, в один из тяжелых моментов в семейной жизни, мне захотелось написать кому-то письмо — описать свои переживания. Села и писала до утра, не переставая, а потом пошла на работу. Видимо, Бог решил, что время пришло. И по мере того, как я описывала свои чувства, тяжесть с души уходила, я переключилась на сам процесс и начала жить судьбой своих героев.

— А вам не казалось, что уже поздно становиться писательницей?

— Я об этом вообще не думала, это просто был для меня выход из положения в тяжелый момент. Я тогда работала электромонтажницей, с мужиками прокладывала кабели под землю... Целый день на работе думаю, а вечером присяду к гладильной доске у балкона и пишу. Когда дети спрашивали, что я пишу, говорила, что письма.

Писалось достаточно быстро, за два месяца настрочила 540 страниц. В кино показывают, как писатели пишут, зачеркивают, вырывают страницы, переписывают, а я никогда этого не делаю, идет как идет. Этот черновик и отдала потом читать знакомым. А через какое-то время он вернулся ко мне таким пухлым и потрепанным, что я поняла, как много людей его прочло. А вот мужа долго не могла уговорить прочесть. Мне нужна была его оценка, а он боялся. Он был очень начитанный человек и, зная мою безграмотность, боялся, что у меня ничего не получилось. Два месяца просила, уже все соседи прочли, когда он, наконец, согласился, а потом сказал: «Пиши, у тебя получается!» Он дал путевку в жизнь этой книге. «Сумбуль» вышла 14 лет назад, и я уже потеряла счет тиражу, переиздала ее восемь раз, и она до сих пор пользуется спросом.

— А как вы начали публиковаться?

— Мне все советовали показать то, что я написала, профессионалу. Я показала знакомому писателю, и она сказала, что это найдет своего читателя. Тогда на свое 50-летие я на собственные средства издала 50 экземпляров книги в подарок своим близким. Мне посоветовали выставить книги на продажу, но магазин их вернул, а через некоторое время оттуда позвонили и попросили принести снова, потому что люди стали спрашивать. В итоге, когда книги в среднем стоили 60 рублей, эта продалась по 300. Потом я издала еще сто книг: думала, что не продадутся, переживала, куда их дену. Но и эти, к удивлению, ушли.

— Значит, сегодня можно заработать писательством?

— В принципе, возможно. Но я до сих пор издаю книги на собственные средства, никогда ни к кому не обращаюсь, нанимаю редакторов, корректоров, художников, и для меня главное — отбить затраты. Потом пьесу по книге «Первое испытание судьбы» поставили в челнинском театре, этот спектакль седьмой год играют два раза в месяц.

Затем за постановки по моей книге взялись альметьевский театр и театр «Нур». На них ходят не только татары, но и много русских. У меня вышло семь книг на татарском языке, и три из них переведены на русский. Повесть «Одинокая весна» в переводе на русский язык печаталась в газете «Челнинские известия».

— В спектакле по книге «Одинокая весна», поставленном Башдрамой, рассказывается несколько семейных историй. О чем эта книга для вас?

— О любви, о прощении. Когда человек ушел из жизни, открывается много его грехов. Человек умер, и у него не спросишь: почему, за что? Как простить измену?

Женщина сама выводит себя из тяжелого состояния: впрягается в работу, помогает не только себе, но и другим.

— Это ваш рецепт борьбы с депрессией?

— У каждого свой способ, но когда человек ничего не делает, он только глубже тонет в проблеме. Как тяжело мне было, когда умер мой муж, но нужно было справляться... Работа — хороший способ. Но важно полюбить эту работу, то, чем ты занимаешься в данный момент. Моя мама переживала, что я не училась, а я считаю, что любой профессии можно и нужно придать значимость. Мои читатели говорят, что я могла бы быть психологом. Не знаю, никогда не думала, кем я могла бы стать, но где бы я ни работала, всякой работе придавала значимость, иначе очень трудно работать. Вот я устроилась кондуктором, а им ведь с кем только не приходится иметь дело! Было тяжело, думала, не смогу, уволюсь. Но зарабатывать надо, а альтернативы тогда, в 90-х, не было. Две недели промучилась, и тут до меня дошло: а ведь я же полноправная хозяйка этого салона, эти люди пришли ко мне! Купила белую блузку, черную юбку, нашила эмблему, сделала красивую прическу. Все: я — лицо города!

И мне сразу стало легче работать с людьми. Позже, когда нам всем выдали униформу, я поняла, что она тоже все-таки большое значение имеет.

— Как вы думаете, чем ваши произведения цепляют читателя?

— Я поднимаю проблемы, которые многим близки. Некоторые наши писатели говорят, что пишут для будущего поколения, но нам бы сегодняшнего читателя привлечь, и я решаю проблемы, которые его волнуют. Ставлю вопрос и ищу на него ответ. В основном у меня семейные темы, но в них затрагиваются многие сферы нашей жизни, и прошлое, и настоящее. Мне помогает жизненный опыт. Ведь, бывает, разговариваешь с людьми, которые жили ровно, одинаково, так им и сказать особо не о чем. А у меня была нелегкая жизнь, так что и багажа хватает. Мне пишется легко, не приходится сидеть по два дня над строчкой. Могу три вещи одновременно вести, начинать, бросать — я не тороплюсь. Очень много материала сгорело в пожаре три года назад. Потом пришлось все восстанавливать. Очень жалко, что сгорели письма читателей.

Сейчас письма, написанные от руки, — редкость. А у меня были толстые папки таких писем, кто-то рассказывал в них свою судьбу. Это было мое богатство, которым я гордилась. Очень жалко, что оно пропало.

— Какие-то из этих судеб наверняка вошли в ваши произведения?

— Они однозначно могут где-то всплыть, неосознанно. Когда я сажусь писать, сюжет как будто падает на стол, приходит сам, откуда — я не знаю, не могу этого объяснить. Потом думаю, может быть, это чья-то реальная судьба. Очень многие находят себя в моих книгах, спрашивают: откуда вы знаете эту историю, разве вы бывали в нашей деревне? А я ее не знаю, но она как-то вошла в меня.

— Как вы относитесь к критике?

— Сколько лет меня ругали профессиональные писатели! Сейчас немножко подуспокоились. Меня на днях спросили: как вы стали популярной? Эти критики и сделали меня популярной: каждому хотелось сказать обо мне что-то «хорошее». А я ведь никому не доказываю, что я умею писать, что я талант — я просто иду за своими чувствами. Я обыкновенная женщина, всю жизнь на стройке. А на стройке, как говорят, учишься труду и мату. Как вижу эту жизнь, так ее и описываю. Когда меня приглашают в театр на спектакли, люди в зале встают. Это дорогого стоит. Я ведь об этом не мечтала, не думала совсем, и сейчас у меня нет звездной болезни, это больше чувство ответственности.

— Многим интересно: вы с Назифой Кадыровой не родственники?

— Нет, это моя фамилия по мужу. Но с Назифой Кадыровой мы родились в одной деревне и выросли по соседству, дружили и сейчас общаемся. До пандемии я регулярно бывала в родном Ахуново, проводила встречи с читателями. Но года два я почти невыездная. Сейчас читатели просят провести встречу в Петербурге. А был случай, даже в Филадельфию приглашали земляки, которые там живут. Мне так смешно было: я за границей ни разу не была, даже в Турции, а тут в Филадельфию! Не поехала, конечно. Здесь мой дом, огород — как всегда, работаю!