Внук бурлака и знаменитый архитектор

Дед Ильи, как нетрудно догадаться по фамилии, уроженец Украины, а точнее Полтавы, оказался в Уфе еще мальчиком, хотя мальчик этот уже числился бурлаком и гонял по реке плоты. Его сын Евграф рано остался сиротой. Видимо, унаследовав от отца силу, без труда гнул пальцами серебряный рубль. Родившись в бедности, Евграф Львович дорос-таки до купца средней руки, владел несколькими магазинами и лавками скобяных товаров, оружия, охотничьих принадлежностей, мебели, а также доходными домами. Характером тоже обладал купеческим: был человеком требовательным, аккуратным и честным. А чтоб сила не ушла, обливался водой и бегал босиком.

В семье строго соблюдался пост, но и в обычные дни семья разносолами не баловалась: щи, каша, конопляное масло. «Подсолнечное — прихоть, бараньи котлеты только в праздничные дни, а белый хлеб — баловство. Ситцевая рубаха была событием», — вспоминал Илья, родившийся 6 июля 1870 года в семье со столь суровыми нравами.

Когда он подрос, отец, как и следует, решил приобщить его к семейному делу, но быстро понял, что напрасно тратит время. Не огорчился, однако: у него были еще сыновья. А Илью отдал в классическую гимназию. Гимназисты щеголяли в синих мундирах с серебряными пуговицами и фуражках из синего же сукна с белым кантом и серебряной бляхой: две дубовые ветки с аббревиатурой «УГ» — «уфимская гимназия», или «украл гуся», как острили шутники. Учился Илья отлично, чего не скажешь о поведении.

О гимназических годах он вспоминал так: «Преподаватель рисования и чистописания в гимназии Соколов ставил мне пятерки, и начальство знало, что когда появлялась карикатура на учителей, то это дело моего карандаша, и, конечно, следовал карцер. Соколов предложил ходить к нему когда вздумается, причем занимался со мною безвозмездно. Жил он одиноким, влача скучную жизнь, как и большинство гимназических учителей.
Но у него я встретил настоящего художника, еще молодого, с приятным лицом, обрамленным длинными волосами, с красивыми руками и изящно одетого. Он комично рассказывал о типах Уфимской городской управы, где служил в должности заместителя городского архитектора. Это был Николай Ильич Бобир, случайно попавший в Уфу и проживший в ней лет пять. Он был учеником Училища живописи, ваяния и зодчества в Москве. Советовал мне ехать туда учиться, предложил ходить с ним на этюды за город и на Белую. Учил меня рисовать с натуры, видя в природе лучшую школу».

Весной 1887 года Илья решил поступать в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Отец не был в восторге от решения сына: «Ну кончишь ты свое училище, дальше-то что будет?» — «Буду архитектором, буду зарабатывать» — «Сколько же ты думаешь получать?» — «Да вот архитекторы получают по две, по три тысячи в год» — «Что? — улыбнулся отец и заключил допрос своим мнением. — Куда тебе, с твоим рылом две тысячи получать», — писал в мемуарах Бондаренко. — Позже, когда за участие в Парижской выставке я получил орден, городской голова пришел к отцу и поздравил его, показав ему газетный номер с «монаршей милостью». Отец спокойно ответил: «Да это не он, это какой-нибудь еще Илья Бондаренко». Удивлялся не только не верящий в талант сына купец. Архитектору-то, вместе с художником Константином Коровиным построившему павильон Русского кустарного отдела на Всемирной выставке в Париже и удостоившемуся правительственных наград обеих стран, было всего-то 30 лет.

Бондаренко поступил в училище без особого труда, благословляемый матушкой, без конца заказывавшей молебны в близких храмах. Училище жило оригинальной жизнью: без всяких сословных различий туда принимались все желающие, выдержавшие экзамен по рисованию. Были и женщины. Учился с удовольствием, ненавидя только гипсового Зевса, над выделкой пышной шевелюры которого долго мучились студенты.

Несмотря на вольность, царившую в училище, и ни с чем не сравнимое удовольствие общения с мастерами, уже составившими славу российского искусства — Владимиром Маковским, Василием Поленовым, Илларионом Прянишниковым, — Илья обучения своего не завершил: будущего художника-архитектора интересовало не только творчество. Он покинул училище в 1891 году: ему угрожал арест за участие в студенческих волнениях. Сначала Илья укрылся в родной Уфе, а затем и вовсе оставил родину, столь сурово отнесшуюся к вольнодумству. Архитектурно-строительный факультет он окончил в Высшей политехнической школе в Цюрихе.

Затем вернулся в Москву, где с осени 1894 года работал в строительной конторе Московского Купеческого Общества, руководил строительством здания Духовной консистории на Мясницкой улице.

Как раз в то время именитый архитектор Федор Шехтель, получивший ряд крупных заказов, искал помощника. По рекомендации одного из лучших в Москве мраморщиков Кутырина, Шехтель пригласил Бондаренко в свою архитектурную мастерскую. Илья Евграфович работал у Шехтеля только около двух лет, но каких! Так он наблюдал за сооружением построек для Всероссийской художественно-промышленной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде, участвовал в возведении особняка Саввы и Зинаиды Морозовых.

Жизнь только входящего в мир искусства начинающего мастера поражает разнообразием и масштабностью событий: в 1896 году он вошел в круг организованной Саввой Мамонтовым художественной колонии в Абрамцеве. По заказу Мамонтова перестроил здание театра Солодовникова, где открылась Частная русская опера. Для нее Бондаренко выполнил ряд декораций по эскизам Михаила Врубеля. Он сотрудничал с принадлежащим Мамонтову гончарным заводом «Абрамцево», строил для него производственные и жилые здания. Впоследствии керамика этого завода станет излюбленным материалом Бондаренко: почти все построенные им храмы он украсит абрамцевской майоликой. Это сотрудничество как раз и помогло Бондаренко получить заказ на проектирование павильона Всемирной выставки в Париже. Павильон стал первым образцом нового направления модерна — неорусского стиля, а неорусский стиль — лаконичное соединение эстетики северного модерна и стилизованной архитектуры русского Севера — станет основным в творчестве Бондаренко.

Но столь востребованный мастер никогда не забывал о тихом городе над Белой, где когда-то делал первые, неуверенные штрихи карандашом по бумаге.
1907 год. В Москве и Петербурге прошла персональная выставка Михаила Нестерова. Бондаренко записал в своем дневнике: «Глубоко прочувствованная, великолепно исполненная утонченная живопись». После выставки Нестеров приехал к Илье Евграфовичу, чтобы поговорить об устройстве картинной галереи в Уфе.

Еще в 1904 году Бондаренко по заказу уфимского городского головы «с особой любовью выполнил благородную и почетную программу — проект городского театра. Два зала в бельэтаже наметил. Но проект из-за отсутствия средств не был осуществлен».

На этот раз тема разговора двух художников была куда как масштабнее — строительство Аксаковского народного дома. Нестеров, вложивший в него и свои средства и мечтавший разместить там коллекцию полотен, после смерти сестры навсегда оставил Уфу. Новый состав городской управы решил довести строительство до конца и пригласил Илью Евграфовича.

В начале 1914 года он поехал отдохнуть в Шингак-Куль, а заодно и посмотреть то, что ему предстояло достроить. До Уфы плыл пароходом. «На палубе читали телеграммы с войны, — вспоминал Бондаренко. — В Уфе тихо. Тетка недоуменно говорила: «Война какая-то там».

Что до здания, «вывели стены, кое-где сделали неумелые перекрытия и все бросили, — писал Илья Евграфович. — Желание помочь родному городу побудило меня взяться за это хлопотное дело. В работе над проектом мне помог архитектор Дмитрий Осипов. Молодой художник Пономарев рисовал по моим эскизам панно для отделки зрительного зала. Старый опытный архитектор Неврозов готовил интересный занавес для сцены. Основной тон зрительного зала был взят голубовато-серый и серебро в орнаменте. Мебель старого клена была заказана в Лодзи. Успели сделать вчерне зрительный зал и три боковых зала для предполагаемого размещения нестеровской картинной галереи.

Война разрушила планы. Мебель погибла в Лодзи. Неврозов умер. Художник Пономарев ушел на войну и пропал без вести. Но спектакли, хотя и во вчерне отделанном театре, можно было давать».

Пребывание в Уфе не ограничилось достройкой Аксаковского дома и открытием Нестеровского музея: Бондаренко внес вклад в организацию музея народов Востока — ныне Национальный музей РБ. В 1919 году по его инициативе открылся Уфимский политехникум.

В музее Нестерова он прослужил недолго, хотя и сделал столько, что иному и жизни не хватит. В 1921 году Бондаренко переводят в Москву. «Уфимский музей — живой организм. Но боюсь, как бы не отлетела его душа с отъездом глубокоуважаемого Ильи Евграфовича в Москву», — сомневался Александр Тюлькин. Впрочем, уфимцы были, полны оптимизма: «Музей приятно удивил не только немцев из Цюриха. Отзыв американцев не оставлял сомнений, что скоро не только сама Уфа будет обозначена «кружочком на карте генеральной», но и фотографию дома Лаптевых, что на Гоголевской улице, поместят в экскурсионных проспектах».

С Уфой Илья Евграфович связи не терял. Когда в 1923 году было создано общество «Кружок друзей Уфимского художественного музея», членский билет № 1 был выписан на его имя.

График и сценограф, библиофил и реставратор — что только не увлекало кипучую натуру Ильи Евграфовича. А музыка и вовсе стала для него даром небес: будучи членом «Кружка любителей русской музыки», оформляя для него афиши и программки, он познакомился с Леонидом Собиновым и его сестрой, которая стала его женой.

Был в его жизни период, не связанный с Уфой, но занявший у Бондаренко много времени, сил и энергии. Упомянем об этом: Илью Евграфовича не зря называли «архитектором старообрядческих храмов», и именно с ними связана забавная байка, как нельзя лучше характеризующая талант мастера.

В 1905 году царское правительство отменило запрет на строительство старообрядческих храмов. А в 1912 году в купе поезда, следовавшего из Москвы куда-то в сторону Европы, случайные попутчики вели обычный разговор. Господин помоложе делился своими восторгами относительно новых построек в Москве:

— Видел я первую старообрядческую церковь на Разгуляе. Выстроена каким-то молодым архитектором, фамилию забыл. Но, очевидно, иностранец.

— Да у нас так не строят. Все закончено, все сделано аккуратно, обдуманно, и даже двор весь обсажен низкими кустами сирени, забор сделан по рисунку.

— Могу вас заверить, что этот архитектор русский.

Тут усачу пришлось представиться. Ведь архитектором великолепной церкви Воскресения Господня и Покрова Пресвятой Богородицы в неорусском стиле в Токмаковом переулке был именно он — Илья Бондаренко. Бондаренко вспоминал: «Ко мне обратился старик Поляков, свой человек у Морозовых, выслужившийся из сторожей.

— Вот вы, говорят, крепко знаете Русь. Так вот церковку нам и выстройте, чтобы она была наша, своя, родная.

Образ храма причудился архитектору в полусне. Бондаренко так вспоминает об этом: «Как-то внезапно, сидя в вечерние сумерки в парке, я вдруг увидел перед собой где-то вдали ясный силуэт шатровой северной скромной церковки. Этот пригрезившийся силуэт я сейчас же набросал на клочке бумажки. Поехал домой и сделал проект».

Конечно, это была вольная стилизация, осмысленная через модерн. А затем последовал ряд заказов от различных общин староверов.

После ленинградского наводнения 1924 года Бондаренко был назначен в правительственную комиссию по восстановлению города, читал лекции по истории архитектуры в московских учебных заведениях.

Работал главным архитектором Исторического музея в Москве. В 1943 — 1944 годах — главным архитектором Ваганьковского и Армянского кладбищ. Во время войны он прочитал для находившихся в госпиталях раненых около 100 лекций. Несмотря на преклонный уже возраст, Бондаренко нередко выезжал в освобожденные от фашистов города, где занимался осмотром разрушенных памятников и давал консультации по их восстановлению.

Илья Евграфович умер в июле 1947 года в Москве и был похоронен на кладбище Донского монастыря. До сих пор его вклад в отечественную культуру не оценен по достоинству.

Но еще при жизни со свойственной ему скрупулезностью он обработал личный архив. Сейчас его фонд в Российском государственном архиве литературы и искусства составляет 402 единицы хранения: рукописи и статьи, газетные вырезки, выписки из книг и журналов по истории архитектуры Москвы, сведения о владельцах усадеб и дворцов Голицыных, Львовых, Волконских, уникальные материалы о Мамонтове и московских театрах, о старообрядцах, о современниках — архитекторах, писателях, художниках.

Издана книга Бондаренко «Записки художника-архитектора» в двух томах. Илья Евграфович писал, как рисовал и строил: столь же образно, ярко, эмоционально. Так же, как жил…

При написании статьи использованы материалы Музея архитектуры имени А. В. Щусева (Москва). Московская энциклопедия, книги Е. А. Игитхановой «Бондаренко Илья Евграфович», «Записки художника-архитектора» И. Е. Бондаренко.