Дорога, которой мы бредём

Любой из этих образов можно проиллюстрировать афоризмами из книги. (Хотя скажу сразу, что это не афоризмы, а скорее тезисы, а чаще короткие, иногда на полфразы, скетчи.) Но как и в названии книги, это перевертыши, высказывания от противного. «Уфимец скорее потеряет с негодяем, чем найдет с хорошим человеком»; «Нет такого плохого намерения, которое не приписал бы вам уфимец»; «Любое ваше слово уфимец использует против вас».

Иногда в авторских высказываниях проскакивают старые парадоксы из разряда тех, что уже стали частью культурного слоя. «Уфимец требует благодарности за все то зло, которое он причинил». Или: «Уфимец никогда не забывает чужих ошибок». Или: «Уфимец считает смелым человека, у которого есть санкция начальства».

Но если говорить начистоту, то для меня в этой книжке не остроумие ценнее всего, не парадоксы и даже не рискованные, по местным понятиям, обобщения. (Я думаю, многие читатели в Уфе поёживаются от шуток про начальство, которых в сборнике изрядное количество, и видно, сколь чувствительна эта тема для автора — даже цитировать не буду, шутки разного достоинства, но пафос один: голова условного уфимца все время на наковальне, по которой начальники разного калибра стучат молотками, и надо либо уворачиваться вовремя, либо самому стать молотком.) Призадуматься заставляют другие, не самые смешные, может быть, тезисы. То есть совсем даже не смешные, потому что в них видны следы болезненных общественных дискуссий и незавершенных философских споров. Например, про историческую память, которую у народа отшибает очень легко («Уфимец всегда начинает на пустом месте»). Про замеченную еще Львом Толстым национальную (а сегодня можно сказать — и конъюнктурно-политическую) особенность: «Уфимец всегда жалеет дальнего, а не ближнего человека». Про ответственность за собственные конъюнктурные поступки, компромиссы, предательство: «На вопрос «Почему вы это сделали?» уфимец отвечает: «Иначе бы это сделал кто-то другой!».

С другой стороны, не хочется представлять дело так, будто цель автора — нравоучение. Над претензиями на истину и нравоучительностью своего героя он тоже издевается. Как и над множеством привычных мелких и противных человеческих пороков: завистью, занудством, манией величия, глупостью, самодовольством — перечень можно продолжить. Дело ведь в том, что природа человека не меняется, и на нее всегда найдется внимательный злой или снисходительно-иронический взгляд — хоть Свифта, хоть Гоголя, хоть Чехова, хоть Зощенко. Свое слово Айдара Хусаинова, может быть, состоит в том, что он этим безжалостным взглядом смотрит на человека, который живет сегодня, который с ним рядом, с которым он бок о бок в одном городе. Хотя это, конечно же, не больше, чем уловка: уфимец у Хусаинова — это типичный советский человек, выросший на пропагандистских постулатах, которые ему внушали с детского сада до глубокой старости: человека всегда есть в чем упрекнуть; не надо доказывать, достаточно приказать; правда — это провокация, а подозрение — высшая истина; свою значимость можно доказывать любой ценой; и вообще у каждого уфимца есть неосознаваемая миссия, во имя которой он никого не пожалеет, а из всех свидетельств поверит наихудшему.

Страшноватый путь у этого человека. Дело ведь в том, что историческая практика много раз показывала, куда этот путь бесчестия — анти-бусидо — ведет. В самом безобидном случае — к испорченной частной жизни: искусственным превратностям личной судьбы, к мизантропии и плохим отношениям с людьми. В социальном варианте — к недоверию людей друг к другу, к распаду общественных связей, к страху перед будущим. Страшно сказать, но и политические последствия случаются, достаточно вспомнить самую большую «геополитическую катастрофу» нашего времени. Которая, кстати сказать, может в каком-нибудь виде и повториться, потому что постсоветский человек по большому счету ничем особенно не отличается от советского. Так же легковерен и недоверчив, так же обожает и одновременно ненавидит начальство, так же безответствен, некомпетентен, подозрителен, так же требует односторонних уступок и готов делать глобальные выводы по самым пустяковым поводам. «История жизни уфимца — упущенное время и растраченный впустую человеческий потенциал»...

В общем, советский, российский, уфимский человек — соль земли и ее экзистенциальная беда.

Такие вот грустные мысли по поводу остроумно задуманной, парадоксальной, ироничной, насмешливой маленькой книжки.