Ню в стиле Судного дня

Говорят, кто мечтает стать художником, должен прежде всего уметь видеть. И этим качеством Елена Позднова обладает вполне. Быть может, потому, что училась, наблюдая, как привычный мир, незамечаемые вещи, о которые стирается взгляд, начинают жить своей, скрытой от невнимательного взора жизнью, если перенести их на полотно. Так это делал ее папа, Виктор Позднов, заслуженный художник РБ, о человеческих качествах и педагогическом таланте которого ходили легенды.

«У меня особое отношение к миру предметов: я их очеловечиваю. Это не холодные бездушные образы. У каждого — свой характер, свое отношение к владельцу, своя, если хотите, философия», — считает Елена. Такой дар дан людям творческим и детям, для которых каждый рассвет — начало нового дня, переполненного чудесами, длинного, как сама жизнь. Дети умеют видеть — но не рассказать. Взрослый увидит — и смолчит, ведь равнодушие затягивает глаза серой пеленой, в которую так уютно закутаться, как в кокон, из которого никогда не вылетит прелестная в своей хрупкости бабочка.

Совсем не таким предстает мир на выставке «Анатомия человеческих страстей»: буйный хоровод нагих, как в день творения или Судного дня, людей, с которых сорваны все маски. Нелепо надеющихся найти тепло искренней любви в своем остывшем сердце, там, где давно не слышны тихие слова признаний и лишь шелестят, как жухлые листья, пачки купюр.

— Я не могу равнодушно смотреть на то, что происходит в современном мире, — рассказывает Елена. — Еще мой папа говорил: «Лена, из тебя выйдет художник социальный». Скажем проще: я не могу не отозваться на события, задевающие, в общем-то, каждого из нас. Обнаженные тела персонажей моих картин не означают моего желания сделать выставку в жанре «ню». Человек без одежды открыт, беззащитен, хрупок и понятен. Выходя из дома, мы надеваем доспехи, панцирь. Одежда, аксессуары — для нас уже обозначение некоего статуса. Но истинное величие — это простота. А куда же прячется душа? Стыдливо скрывается за масками благополучия, горделивой важности… Равнодушие — самая страшная маска. Все зло свершается с равнодушным лицом. Все это накопилось во мне как боль, которую надо пережить и отпустить, выплеснуть на полотно.

Сейчас разрешено все, и искусство во многом стало конъюнктурным. Я никого не осуждаю: каждый выживает, как может. Но всегда жили Ван Гоги и Моцарты, предпочитавшие теплу и покою шипы терновника. Время все расставляет по местам. Солнечный Моцарт признан самым «лечебным» композитором. Известна история со знаменитым Жераром Депардье, переживавшим в свое время душевный кризис. Врач выписал рецепт: «Два часа в день слушать Моцарта». Мы не отвечаем за других, но давайте хотя бы отвечать за себя».

Одна из любимых картин Елены, представленных в экспозиции, — молодая женщина, нежная и хрупкая в своей наготе — Ева в райском саду, окруженная распушившимися голубями, словно слетевшимися на тайный зов.

— Трепетное чувство у меня к природе, которая так хороша на полотнах моего отца: она завораживает, не предает, она бесконфликтна по сути. Не обижай ее, и она примет и полюбит тебя любую, — говорит художница. — Птицы — они так же непосредственны, просты и чудны, как дети. А одиночество, окруженное ими, рождает какие-то новые замыслы, планы, идеи. С людьми все не так просто.

«В свое время я жила в деревне Пришиб и увлеклась детским портретом», — рассказывает Елена. Именно они привлекли лет 15 назад внимание директора уфимской галереи «Урал» Каримы Кайдаловой. «Было то смутное время, когда немцы стали уезжать из России, — рассказывает Карима Шариповна. — Это были портреты покидающих Лену учеников, к которым она так привязалась. Елена Викторовна переживала их отъезд как потерю очень дорогих ей людей. И, чтобы частичка этой любви оставалась с ней, а ребенок увозил хоть какое-то воспоминание о детских годах, проведенных в Пришибе, она рисовала по два одинаковых портрета: один — в подарок ученику, другой — оставляла себе».

Любимая техника рисования Елены — пастель, — думается, чем-то похожа на характер самой художницы: «Пастель изысканна, виртуозна, избирательна, бескомпромиссна, как дама, требующая самого пристального внимания и терпения, ошибок она не прощает. Ее так любили создающие свой, полный буйных красок мир импрессионисты. Она не для всех».

А ночью, когда мир так зыбок и непрочен и предметы приобретают странные очертания, а сонный разум рождает спящие до поры тайные желания и образы, к Елене приходят сказки, детские легкие стихи, объединенные в книжку «Сны божьей коровки», презентованную на той же выставке. Это результат весьма гармоничного союза Елены и талантливого дизайнера Молодежного театра Лилии Галиуллиной, чьи забавные иллюстрации преращают книжку в обиталище томных котов, добрых плюшевых медведей, толстых нахальных зайцев, с которыми вполне можно поиграть, а то и придумать свою историю.

Рождаются и поэтические афоризмы, вскипающие в глубине неспокойной души и обретающие при свете дня зримый образ на полотне. «Да, мир жесток, но не рыдай. Смеясь, другим надежду дай. Смешно им всем и самому. Рыдать придется одному». Стихи о любви, конечно, о животных, о людях. Не потому ли, что поэзия Елены — творения художницы, они словно золотой ключик открывают дверь в неведомую и тем прекрасную Вселенную, в которой легко дотянуться до неба, пересыпая в руках, словно речные камешки, алмазные звезды, на которые любит смотреть Елена, «летающая во сне».

«Если ты живешь искусством, тут нельзя заигрываться. Либо отдаешь все, либо это — не твой путь. Этим не занимаются вполсилы. Найдя на этом пути себя, уже не думаешь ни о чем. И станешь «поющим в терновнике»: истекая кровью, будешь петь, и песня твоя — на весь мир — будет неповторима», — считает Елена. Наверное, в этом состоит работа художника — дать понять, что все проходит, но непременно повторится и возродится опять, и даже если что-то изменится в этом мире — постоянно одно: живая, трепещущая душа. Как раз для тех, кто способен видеть.

«Кабаре».