Душа, заключённая в камень

...Она лепила скульптуру вождя, стараясь успеть к его 100-летию. Но в человеческий рост ее никто так и не увидел. Ваятельница была недовольна собой, сама не понимая, почему. В конце концов разбила глиняную статую, потом долго болела и уже ничего больше не создала, хотя прожила еще двадцать лет.

А как хорошо всё начиналось...

Родилась Вера в сентябре 1903 года на станции Мысовая Иркутской губернии. Детство прошло в Иркутске. Дружная, талантливая семья, из раскольников. Отец — герой Гражданской войны, комиссар 1-й Екатеринбургской тюрьмы, где содержались люди из окружения Николая II. Комиссар был противником расстрела царской семьи. Много лет спустя это могло ему стоить жизни, пришлось прятаться у сыновей. И только смерть избавила его от расстрела или лагерей.

Но все это будет потом, а пока — учеба в гимназии и лепка, для которой, как вспоминал ее брат Леонид, были просто созданы руки Веры. Она только успела закончить шесть классов, как произошел октябрьский переворот, и больше учиться ей не пришлось.

Замуж Вера вышла рано — за журналиста Александра Моррисона и вместе с ним уехала в Таганрог, где он работал редактором газеты «Донская правда». Они были красивой парой, правда, бедной. Но ничего, не унывали. У Веры было одно платье, муж ходил в парусиновых трусах (задолго до появления шорт), с пухлым портфелем под мышкой. На ногах — белые парусиновые туфли, презентабельный вид которых сохранялся при помощи зубного порошка. А скульптор за неимением обуви — попросту босиком, но с таким видом, что это не более чем ее причуда.

Они растили дочку Нелли, которой запомнилась одна из ранних работ мамы — старик-лирник в лаптях и зипуне, склонивший к инструменту кудрявую голову. «Хотя глаза его были опущены, непостижимым образом становилось очевидно, что он слеп. Скульптура эта стояла в столовой дедовского дома в Челябинске».

Триумф Морозовой в «вишнёвом саду»

В 1935 году бюст Антона Чехова работы Веры Морозовой был установлен во дворике музея «Домик Чехова» в Таганроге. Это было первое скульптурное изображение писателя в СССР.

«Открытие памятника пришлось на ясное солнечное утро. Перед домиком Чехова, в маленьком «вишневом саду», на высоком постаменте вознесено было нечто, завернутое в материю. Вокруг толпилось множество приезжей публики. Отец на голову возвышался надо всеми, в его голосе был рокот радушного хозяина. Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову держал под руку артист МХАТа Вишневский. Она и Мария Павловна Чехова — сестра писателя, были в светлых кружевах и в соломенных шляпках. Я порадовалась, что мать — тоже в светлом платье и тоже в соломенной шляпе. Произошло какое-то движение в толпе, и отец с поклоном передал маленькой старушке — Марии Павловне — ножницы. Она сделала шажок к памятнику и разрезала ленту. Материя спала, и взорам публики открылся бюст Антона Павловича. Книппер-Чехова и Мария Павловна, ахнув, в один голос сказали, что никогда еще не видели такого портретного сходства. Это и правда была материнская удача. Намек на пенсне, сделанный в камне, углублял взгляд и придавал ему знакомую проницательность. Раздались аплодисменты. Мать стояла невозмутимо-спокойная, словно все это относилось не к ней, а я обливала слезами радости шелковый бок ее платья».

Так описала открытие памятника в книге «Мое пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника. ХХ век» Нелли Морозова.

Жена «врага народа»

В 1937 году Александр Платонович, занимавший в это время пост начальника комитета по делам искусств Азово-Черноморского края, был арестован, а Вера как жена «врага народа» сослана с маленькой дочерью. К этому времени ее родители уже перебрались из Челябинска в Уфу, и Вера добилась отправки в Бакалы, чтобы быть ближе к ним. Через много лет она узнала, что муж ее был расстрелян.

Жили трудно, но Вера стремилась приносить радость людям. Чего стоит одна только кукла сказочной красоты, сделанная для дочери и одетая в роскошные одежды, материал на которые был позаимствован из собственного гардероба.

Первое время она работала вышивальщицей в артели «Культизделия». Потом трудилась в Башкирских художественных мастерских Худфонда РСФСР.

Тогда Вера Морозова была первой и единственной женщиной-скульптором в республике. Вместе с Тамарой Нечаевой она основала башкирскую школу скульпторов. Участвовала во многих выставках, в исторической декаде башкирского искусства в Москве. Вела большую общественную работу, которая, конечно, не была ее призванием, но позволяла жене «врага народа» держаться на плаву.

Таланты семьи Морозовых

Вера создала многофигурную композицию «Башкирский танец», бюст «Ленинградка», бюсты Гималетдина Мингажева, Александра Матросова (совместно с Тамарой Нечаевой), бюст-памятник Мажита Гафури в Гафурийском районе. Отец Веры, знавший поэта, отмечал портретное сходство этой работы. Произведения Морозовой положили начало скульптурному фонду художественного музея имени Михаила Нестерова.

«Вера Морозова, начавшая работать над станковым портретом Александра Матросова еще в 1943 году, неоднократно его переделывала и дорабатывала, стремясь выразить свое видение образа героя. Художница сосредоточилась на достижении портретного сходства и передаче эмоционального состояния решительного, устремленного вперед солдата.

Многолетняя работа завершилась в конце 1950-х установкой памятника на территории детской трудовой колонии (место пребывания Матросова до войны, ныне Уфимский юридический институт МВД России)».

Вообще же семья Морозовых была богата талантами: по сценарию брата Валентина было поставлено несколько фильмов, в том числе «Разорванный круг», младший брат Леонид (он умер в 2009 году в Уфе в возрасте 93 лет) был солистом Башкирского театра оперы и балета, дочь Веры Нелли Александровна окончила ВГИК, долгие годы работала на студии «Мосфильм», по ее сценариям поставлено несколько фильмов. Зять — известный писатель-сатирик Владлен Бахнов.

Внук Веры Георгиевны, называвший бабушку матенькой, так как жил с ней до шести лет, работает в журнале «Дружба народов».

«Вера Георгиевна — особая статья»

Близким по духу человеком для Веры Морозовой был выдающийся филолог, лектор и педагог Моисей Пизов, арестованный в 1950 году. С помощью угроз и шантажа ее заставляли подписать показания против Пизова, составленные сотрудниками госбезопасности, угрожали, что она не сможет поехать к дочери в Москву. Но, несмотря на шантаж, Вера этого не сделала.

В ответ на требование следователя составить список своих знакомых Пизов переписал весь преподавательский состав пединститута, где работал. «А почему здесь нет Морозовой?» — спросил следователь. Моисей Григорьевич ответил: «Потому что Вера Георгиевна — особая статья».

Он вернулся из лагеря смертельно больным и умер на руках Веры.

«Она была нашей честью и совестью…»

Жила Вера Георгиевна в деревянном стареньком домике на улице Крупской (теперь на этом месте стоит здание банка). Последние шесть лет провела с братом в доме на улице Благоева (ныне Расулева).

Девизом своей жизни она могла бы считать известные слова врача Федора Гааза: «Спешите делать добро». Молодых деревенских девушек, приехавших на учебу в Уфу, подписывала на «Литературную газету», помогала советами. Всегда тянулась к молодежи, с которой могла просиживать до двух-трех часов ночи. Свое мастерство Вера Георгиевна передала любимой ученице Зинаиде Сахно, посвятившей свою жизнь созданию кукол для уфимского кукольного театра.

Ее с теплом и любовью вспоминает семья Ркии Гумеровой, которой она заменила родителей, а позднее помогла получить квартиру. В их доме я впервые увидела фото Веры Георгиевны и книгу воспоминаний ее дочери.

«Честью и совестью» называли эту женщину. В ней никогда не было подобострастия, она не боялась говорить с высокопоставленными лицами и всегда знала, что надо от них требовать. Так было тогда, когда она пыталась спасти мужа и, отчаявшись, предсказала следователю, что его ждет скорый расстрел.

Высокая, она всегда держалась с достоинством, ходила прямо, гордо несла себя. Немного заикалась, может быть, поэтому была немногословной.

Такой она осталась в памяти всех, кто ее знал.

Вера Георгиевна всегда держалась с достоинством.

Бюст писателя в Таганроге.