Гоша Куценко: Сыграв женщину, я перестал понимать их вообще!

Брутальный, по мнению большинства зрительниц, положивших глаз на артиста со времен «Антикиллера», Гоша, тем не менее, очень похож на интеллигентного Михаила Козакова, к сожалению, недавно ушедшего. И даже однажды умудрился смутить великого артиста, «неудачно», по мнению самого Гоши, пошутив на эту тему. Что, впрочем, не помешало им замечательно сыграть дуэт отца и сына в кино.

Куценко — прирожденный артист и, как многие актеры, которым подобная черта не мешает быть талантливыми, всегда играет просто как ребенок, недоигравший в детстве. Играет в жизни, на сцене и съемочной площадке: на его счету роли в одном из первых пришедших к нам мюзиклов «Метро», в самых кассовых российских фильмах и... стриптиз в спектакле «Ladies’ Night», в котором Гоша — бывший сталевар, зарабатывающий на жизнь не совсем пристойным способом. Создается впечатление, что длинный список только «киношных» ролей — это результат всеобщей любви к Гоше с его неординарной и далеко не классической красоты внешностью. Просто его очень трудно заподозрить в неискренности. Коллеги говорят, что по его реакции можно проверять, как у тебя получилось. Если у Куценко «пустые» глаза и на лице написано полное отсутствие всякого присутствия, то вся сцена провальная, надо переснимать. Режиссеры любят с ним работать потому, что на киноплощадке или репетиции в театре Гоша исполнителен и обязателен. Каскадеры считают его своим потому, что он делает трюки грамотно, с полным осознанием ответственности и риска.

В те редкие минуты, когда Гоша все ж таки не играет, он катается на сноуборде, пишет стихи, читает любимого Бродского, смотрит фильмы не менее любимого режиссера Линча, посещает разные тусовки и категорически отрицает, что имеет какое-то отношение к звездам: «Звезды — они на небе». А он здесь — на экране.

— Юрий Георгиевич, вы такой солидный, известный актер, но по-прежнему иначе как Гошей вас не зовут...

— Да нет. Георгием иногда кличут. Мама — Юрой. А Юрием Георгиевичем — полиция на вокзале и в аэропорту. Юрой меня назвала мама в честь космонавта Гагарина. Гошей я был с детства, потому что картавил отчаянно.

Мама у меня работала врачом-реаниматологом, ходила в белом халате и была похожа на добрую волшебницу. Меня просто гипнотизировал ее халат, и я тоже решил стать врачом. Почему-то гинекологом. Но тут, как это часто бывает, папа — работник министерства радиопромышленности — сказал свое мужское слово. Я поступил в Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. И проучился там ровно три года. А потом решил резко изменить свою жизнь и попасть в Школу-студию МХАТ. Папа тут же начал названивать в деканат студии, требуя, чтобы «Юрия Георгиевича Куценко, этого картавого идиота, не смели даже принимать». Декан моего института тоже свою лепту внес: сказал, что документы отдаст, если только я сессию сдам на «четверки» и «пятерки». Я напрягся и сдал все на «отлично».

На вступительных экзаменах читал «Исповедь хулигана» Есенина. Моя картавость никуда не пропала к тому времени плюс имелся сильный украинский акцент. Олега Табакова, возглавлявшего приемную комиссию, мое вдохновенное картавое выступление так забавляло, что он несколько раз переспрашивал: «А как вас зовут?». Я говорю: «Югхий». А потом вдруг осенило: «Гоша. Меня так мама в детстве называла». После этого я окончательно остался Гошей.

— Музыкой вы увлеклись не из-за бабушки — оперной певицы?

— Песни я начал писать давно, еще в театральном институте. Но не хочу, чтобы меня называли поющим актером, я — исполнитель, не певец. Я исполняю песни разного времени, в разных ситуациях и в разном настроении.

Тандем «Гоша Куценко & Anatomy of Soul» родился в 2004 году. Всего за четыре года мы дали несколько десятков концертов в разных городах России и приняли участие в крупных фестивалях: «Нашествие», «Эммаус», «Старый новый рок». А недавно я собрал новую команду, и в результате нашего музыкального вдохновения родился альбом «Май ворлд».

Там звучат и арт-рок, и трип-хоп, и фанк, и эйсид-джаз, и рэп. Артемий Троицкий слушал мое живое выступление. Это была одна из ужасных концертных площадок в одном из клубов Москвы, с ужасным звуком и полупустыми столами. Мне было жутко неудобно, но, тем не менее, Артемий досидел до конца, подарил мне несколько пластинок хорошего английского рока, рекомендовал больше заниматься не речевым жанром, а брать в руки инструмент, чтобы я научился играть и потихоньку становился музыкантом. Я пока не делаю этого, потому что, когда беру в руки инструмент, музыканты начинают с ужасом переглядываться: я не дружу с ритмом как человек увлекающийся.

Музыка — это мой чудесный эксперимент. Никогда не рискну навязывать свое вокальное искусство. У меня большой театральный опыт, я могу различить успех от провала. Для артиста важно, чтобы он внутри себя позволял какие-то вещи, потому что, если актер не уверен в себе, то не может быть свободным. Я с собой вел переговоры лет шесть, и мой внутренний голос разрешил мне петь. Для меня музыка — это смысл жизни.

— Создается такое впечатление, что один из самых популярных ваших фильмов «Любовь-морковь» бесконечен. Комфортно ли вам было изображать женщину?

— Поначалу я долго отказывался от этой роли. Очень не хотелось играть женщину, чтобы не выглядеть гомосексуалистом. Но актерская природа взяла надо мной верх, и я согласился. Думаю, продолжение будет. Но там уже сыграют молодые актеры.

Высказывалась одна очень страшная идея — мне предлагали беременность в очередной «Моркови». Я испугался и назвал самый невообразимый гонорар, который мне пришел в голову. Мне сказали: «Ты сошел с ума», и тут подвернулся Дмитрий Дюжев — он изобразил беременного. Сыграв женщину, я не стал их лучше понимать. Наоборот, перестал их понимать вообще. Я почувствовал, что женщины себя сами абсолютно не знают. Женщина бежит впереди времени, и ей до реальности нет никакого дела. Она живет будущим. Она приносит из будущего детей.

Играя в фильме, я не старался подражать Табакову или Калягину, у которых это блестяще получалось, но роль вроде удалась — спасибо Кристине Орбакайте, это ее мимику я копировал.

— Некоторые актеры считают, что играть могут только в состоянии влюбленности. Но не вы...

— Терпеть не могу быть влюбленным, это состояние очень болезненное. Влюбляясь, я все время писал стихи. Когда душа и тело тают и от тебя уже ничего не остается, я пытаюсь замораживать себя стихами. Если полюбил, то надо понимать, что это чувство ты отдал, и отдал безвозмездно. Как подарок. Подарил и забыл. Нельзя подарить, а потом спрашивать: «Где мой подарок? Хорошо он у тебя хранится? Ты никому его не отдала? Не поцарапай его, тем самым ты поцарапаешь мои чувства…» Я против трагической любви. Ну, а если морочит так, что ничего не можешь с собой поделать, наверное, поможет только экстрасенс. Шучу.

У меня были разные любови. Они меня настигали в зависимости от моего, наверное, мироощущения. Были любови какие-то трогательные, познавательные, я же учился на актерском, и вот это чувство было одним из главных предметов, который нужно было изучать. Но это на самом деле сыграть-то невозможно. Любовь и смерть — два пограничных состояния, о которых нужно всегда думать и помнить, потому что они — вечны. А остальное — антураж.

— В сказке «Книга мастеров» мужественный, энергичный Гоша сыграл Кощея Бессмертного. Это вы сказки так любите или роль пришлась по душе?

— Кощея Бессмертного я уважаю с детства, всегда нравилось мне что-то в этом персонаже. Но обычно их играют старички, а я сделал такого Кощея-сверстника, Кощея нашего времени. Он вообще молодой, ему всего-то тысяча лет от роду. Он у меня такой, знаете, «парень с прошлым». Я, кстати, закидывал удочку на продолжение, я там еще блесну!

Когда мне его сыграть предложили, ох, я обрадовался, а когда увидел размах, декорацию, костюмчик, ощутил дух сказки! Просто уходишь в этот мир. Вообще все, что связано со сказками, приветствую в нашей такой несказочной жизни. В сказке же запрещается работать, там можно только получать удовольствие.

Кощей у меня разный. Он и влюбленный, и ревнивый, все время всем угрожает — у него есть свой ящичек с ядерной кнопочкой. Мой Кощей — это сильный мира сего и при этом, конечно, одинокий. Зато у него есть яйцо! Когда я надел на себя костюм и меня загримировали, сделали шикарные черные ногти, я сразу понял, что я самый крутой гот на земле!

— Что вас радует в жизни?

— Я наблюдал как-то за одной семьей — в Ростове сидели передо мной отец, мать и двое детей между ними. И я с ужасом подумал, что я хочу присоединиться к тому квартету в самое ближайшее время, я хочу иметь двоих детишек и жить их проблемами, а не проблемами чужих семей.

Меня радует в жизни сама жизнь. А вот ее отсутствие расстраивает. Иногда вдруг понимаешь, что идешь по очень узкому месту. И хотя я не страдаю клаустрофобией, тем не менее не люблю узкое и скользкое пространство. Просто физически больно наблюдать, как люди, или я сам, занимаются не своими делами. Когда нахожусь не в том месте и не получаю удовольствия, сразу наваливается усталость, депрессия. И понимаю, что я не здесь и не сейчас должен быть. Тогда мысленно взлетаю вверх, смотрю на город, озираюсь по сторонам, принюхиваюсь, прислушиваюсь, присматриваюсь. В таких ситуациях должна вытаскивать интуиция.