Все новости
Культура
13 Апреля 2012, 05:02

Марат Шарипов: В мире меняются только декорации — люди остаются прежними

Поэтому классика вечна, считает певец

Артист особенно хорош в партии Алеко.
Артист особенно хорош в партии Алеко.
Сложно поверить, что Марату Шарипову, заслуженному артисту Башкортостана, народному артисту Татарстана, лауреату международного и всероссийского конкурсов — 50. Столько энергии, задумок у этого подтянутого, обаятельного человека, что кажется, годы бегут сами собой где-то в сторонке, а он сам по себе: пожалуй, можно сказать, что и уникум. Ведь Марат Шарипов — не только успешный солист театра оперы и балета, но и не менее любимый пристрастными студентами преподаватель БашГУ, кандидат филологических наук, член Общественного совета при президенте РБ, председатель тюркского национально-просветительского центра «Рамазан». Как жить в темпе «аллегро» и все успевать — секрет знает Марат Шарипов.
— Все имеет свое начало. Своя история есть и у вас. С чего она началась?

— Папа мой — сельский учитель географии, участник Великой Отечественной войны, мама — колхозница. Пел я уже и не помню с какого возраста, писал стихи. В детском саду повара меня зазывали к себе, ставили на стул, и я пел им песни, которым научился от своих сестер. Потом «сценической площадкой» стали для меня школа, сельский дом культуры. Я был и бессменным Дедом Морозом.

После десятого класса поступил в БашГУ и был им совершенно очарован. Чего там только не было! На первом же курсе записался в десять кружков: вокальный, драматический, журналистский... Все хотелось попробовать. В результате приходил домой и начинал мучительно вспоминать: ел я сегодня или нет.

В этом мире, наверное, все неслучайно: в драмкружке я играл главную роль в пьесе знаменитого Туфана Минуллина «Старик Альмандар из деревни Альдермеш». И, представьте, писал курсовые и дипломную работы именно по творчеству этого драматурга. Окончил аспирантуру, преподавал, но в душе все время... пел. Наступили времена перестройки, и я смог получить второе высшее образование.

Поступил на дневное отделение УГИИ, захожу в группу и думаю: «Ну, тут я в «старичках» буду» — лет-то мне 28 — 29. А в группе меня встречает Татьяна Никанорова, которая уже детишками обзавелась, Эльвира Фатыхова — дама замужняя и с ребенком. С такими вот звездами довелось учиться.

Основы концертно-камерного искусства мне преподал прекрасный педагог Радик Хабибуллин. Наверное, мы с ним стали идеальной парой «учитель — ученик», потому что результаты занятий не замедлили сказаться: я поехал в Казань, на конкурс вокалистов имени С. Сайдашева и привез Гран-при. Закончил же свое обучение в классе Райсы Галимуллиной. Этим людям я глубоко благодарен. Все, чем обязан своим педагогам, оценил приехавший тогда в Уфу дирижер Алексей Людмилин и взял работать в Башкирский театр оперы и балета, прослушав только до половины арию Кутузова из «Войны и мира».
Так вот и живу: между театром и университетом расстояние небольшое, успеваю и на лекции к студентам, и на репетиции, и на спектакли к зрителям.

— Какими же качествами должен обладать певец и преподаватель, чтобы привить студентам любовь к слову, а зрителям — к классической музыке?

— Я преподаю курс истории татарской литературы начала XX века. Попалась мне тема «Творчество Дардмэнда». Чтобы студентам было интересно, стал искать дополнительные материалы и наткнулся на настоящий клад. В Уфе и сейчас живут его родственники, хранят экспонаты того времени, когда жил и творил поэт! Дардмэнд, вообще, фигура уникальная: поэт, меценат, золотопромышленник, общественный деятель, настоящее имя которого было Закир Рамиев. Дардмэнд же в переводе с фарси означает «опечаленный». Такой и была его поэзия — грустной, философской. Рамиевы добыли на территории Башкирии 5 тонн золота — на горе Ирендык тогда существовала настоящая башкирская Аляска, но Закир не уехал в Европу, остался. Организовал выпуск газет «Шура» и «Вакыт», помогал возводить Дом Аксакова, за свой счет обучал детей башкир и татар, отправлял их учиться за границу. Закир Рамиев был удивительно добрым, порядочным человеком — настоящим интеллигентом. А свои стихи, изящество и глубину которых мы только начинаем оценивать, не принимал всерьез и не выпустил ни одной книги, кроме маленького сборника для детей. В советское время он, конечно, считался классовым врагом. Моя мечта — организовать музей Дардмэнда. Существует клуб потомков Рамиевых, руководит им Шамиль Рамиев. Ученый-химик, по своей натуре, человеческим качествам он удивительно похож на... Дардмэнда.

Что же касается любви к слову, вспомним, что в русских гимназиях до революции ученики должны были знать наизусть по крайней мере 100 классических стихов. Я начал экспериментировать: у нас к тому времени ввели курс выразительного чтения. И эксперимент удался. Мои занятия проходят на стыке литературы и актерского мастерства.
Впоследствии это пригодилось моим студентам и в жизни. Например, моя первая аспирантка Гузель Сагитова работает ведущей крупного телеканала «Татарстан — Новый век».

А музыка... Все, в том числе и любовь к ней, начинается в семье. Как-то шел по оперному театру, смотрю: мой одноклассник, зоотехник, окончивший аграрный университет, одетый во фрак, держит за руки своих детей, все им показывает, рассказывает. Просто привести детей в театр и надеяться на то, что сами дойдут до всего, нельзя. К восприятию театра надо готовить, о нем надо рассказывать — о композиторах, об опере, ее сюжете, какие голоса существуют и какие они сейчас услышат. Когда я был в Голландии на гастролях, понял, насколько правильно там подходят к воспитанию своих слушателей. Перед спектаклем на сцену выходит лектор и в течение получаса все объясняет, настраивая зрителей на то, какое потрясение они сейчас испытают.

— Расскажите, пожалуйста, об обществе «Рамазан», которое вы возглавляете.

— 90-е годы, я только окончил университет, перестройка, все двери нараспашку. И вот в это интересное время группа башкирской и татарской интеллигенции, студенты собрались и организовали тюркский национально-просветительский центр. Мы устраиваем творческие вечера, конференции, выставки. Но самый, пожалуй, уникальный проект, который удалось осуществить, — это путешествие на теплоходе в Булгар. Этому проекту уже 20 лет. Каждый год мы посвящаем наше странствие творчеству того или иного деятеля культуры и искусства. К нам добираются из Америки, из Франции, Финляндии, Швеции,Турции.
Встречают песнями, танцами, чак-чаком. В прошлом году к нам на встречу приезжал Шаймиев: ему вручили международную премию имени братьев Рамиевых №1. Ее мы учредили, чтобы отмечать людей, активно занимающихся меценатством.

— Эдит Пиаф считала, что она поет не для всех, а для каждого. Кто ваш слушатель?

— Артисты, за плечами которых многовековая история их народа, конечно, прежде всего должны посвящать себя сохранению и развитию культуры этого народа, в том числе и песенной. В то же время мы живем в мировом культурном пространстве и обязаны впитывать все, что можно извлечь из него, изучать наследие прошлого и оценивать новые тенденции в искусстве. Я пою на итальянском, немецком, башкирском, татарском — все это восхитительный сплав Востока и Запада. Классика и вправду вечна: на сцене разыгрываются страсти и интриги XVII, XIX веков, но характеры, судьбы, ситуации сравнимы с нынешними. Меняются декорации — люди остаются прежними.

— Небольшой блиц напоследок: в какой стране вам больше всего понравилась публика?

— Больше всего мне понравилось в Каире — я не думал, что там в такой чести классическая музыка. И в Португалии — там нет своего оперного театра, страна не может его содержать. На сцене постоянно выступают гастролеры. Нас было с кем сравнивать, но принимали наш театр очень хорошо.

— Что нужно, чтобы вы почувствовали себя абсолютно счастливым человеком?

— Счастье я испытываю тогда, когда что-то наметил, и это полностью осуществилось. Но уютнее всего мне дома, в семье.

— Какие-то казусы с вами случались?

— Как-то я приехал в свою деревню на юбилей поэта Мусы Гали. Как всегда перед праздником, везде навели красоту и полы покрасили. Пол, конечно, не высох. Я прошелся по нему, потом по земле, и когда приехал в Уфу, все это дело на моих подошвах превратилось в твердую корку. В общем, привез я «горсть родной земли». Так с ней и ездил — в Германию, в США, с ощущением, что подо мной — родная земля.
Читайте нас: