На грани

И без меня хватает воплей и соплей, криков «доколе», дешевого позитива и пропаганды в инквизиционной тональности. Поверьте, скоро к ним прибавится греческий хор в масштабах страны, который заголосит: «Мама, родная!

Как жить дальше, когда не на что?». Проблема в том, что говорят теперь все, но никто не разговаривает. А надо бы.

Попробуем? Не повышая голоса и глядя в глаза. Правда, тема, которую собираюсь предложить в качестве угощения, у большинства нормальных людей вызывает зевоту, переходящую в храп: грани нашей этики. Ну да, какая к черту этика, когда со всех сторон санкции, украино-американское танго и призрак банкротства российских банков? Вот только все набирающая зыбкость этих самых граней грозит переродиться в ментальную зыбучесть. И веревку для спасения никто не кинет.

Почему-то кажется, что размывание границ личной этической экосистемы пострашнее сиюминутных катаклизмов. В нашей истории самые бесчеловечные времена наступали, когда стиралась грань между страхом и стыдом, истончалась совесть. Поэтому прошу налить себе чаю и просто послушать. Я украду совсем немного ваших минут.

Был такой выдающийся исследователь русской культуры — Юрий Лотман. Он делился размышлениями о том, чем отличается рабская психология от психологии свободного человека. Объяснял на примере из «Войны и мира» Толстого. Там есть эпизод, в котором князь Болконский, находясь на поле боя под артобстрелом, журит рядом стоящего офицера-дворянина за то, что тот пригибает колени — «стыдно, батенька». Смысл укора — русские офицеры родину защищают стоя. Однако солдаты, рекрутируемые, как вы помните, из крепостных, позади не стояли, а в страхе лежали плашмя. И к ним претензий не было.

Лотман объясняет этот феномен тем, что в нашей культуре использовать страх в качестве мерила и оправдания собственных поступков было не зазорно только человеку несвободному. Рабу, который ни за что, кроме своего «живота», никогда не отвечал.

Напротив, у свободного, цивилизованного человека грань между тем, что можно и чего нельзя, была иной и называлась очень просто — стыд. По теории Лотмана, то, кто мы, определяет, в сущности, одна-единственная мотивация — мы не бьем чужого ребенка из-за боязни, что его отец выйдет и накостыляет или потому что стыдно бить детей? Мы не крадем чужое, даже если очень хочется, потому что страшимся тюрьмы или потому что стыдно? Мы уступаем место в автобусе пожилым, потому что боимся старческих стенаний или потому что стыдно сидеть и смотреть, как человек мучается? Мы жертвуем на благотворительность, потому что боимся быть не в тренде или потому что стыдно проходить мимо беды?

Сейчас мы живем в ситуации, когда непонятно, кому верить и во что верить. С нашим мироощущением играют заинтересованные, и имя им легион. Нет ни одного источника информации, кому имело бы смысл доверять более 20 — 30 %. Но верить-то хочется.

Верить-то во что-то надо. Должна быть точка отсчета. Не столь важно, где она будет находиться. Необходим сам факт ее наличия. И, возможно, в нынешних условиях, дабы окончательно не потерять способность трезво оценивать происходящее и действовать адекватно, имеет смысл обратиться к традиционной для нашей культуры системе этических координат. Проверить происходящее на вшивость. Задать себе контрольный вопрос, например, то, как разворачиваются события вокруг падения малазийского Боинга — вам страшно, что будет дальше или стыдно за сам поворот сюжета? И, кстати, чисто гипотетически, если окажется, что наша страна каким-то боком замешана в трагедии, вам будет страшно или стыдно? Вас пугают новые законодательные инициативы и поведение некоторых депутатов или вам за них стыдно? А украинским беженцам вы помогаете, имея в уме, что зачтется наверху, или потому что стыдно оставлять людей без помощи? Схема спокойно спускается на бытовой, межличностный, корпоративно-профессиональный уровни отношений. И везде работает.

По субъективному впечатлению, все большему количеству людей страшно. И все меньшему — стыдно. Мы дружно забываем: управлять и помыкать теми, кому страшно, — легко. А вот теми, кому стыдно, напротив, почти невозможно. И еще. Мне кажется, эта антитеза станет одной из главных лакмусовых бумажек, по которым нас с вами будут оценивать, когда придет пора последнего ответа. Интересно, что хуже испытывать в конце пути — чувство страха или стыда?