Рассказ занял 15 минут. Мои глаза — мокрые, ее — сухие. Выплакала свое до капли. Давно. Сейчас улыбается. Ее знают как лучезарного, доброго человека и хохотушку. Тянутся. Рядом с ней спокойно. Все равно что прыгнуть к маме под бок и затаиться. Предположить, что такой светлячок пережил самое страшное горе из возможных, — невозможно. Стало совестно.
Мы так увлеклись попытками найти виновного. В разрухе в головах и на дорогах, в подсчетах чужих доходов и просчетах внешней политики, в маленьких зарплатах и государственных поборах, в низкой культуре и высоких ценах. Виновного в своих неудачах. Как будто если найдем, то заживем счастливо. Многие из нас перестали видеть черное и белое. Только серое. Серые мысли на серых лицах. Каждый поступок помощи другому — не веление сердца, а самопиар, иная точка зрения — повод к анафеме.
Мне 35 и на моей памяти уже несколько общественно-экономических и культурных кризисов. Масло по талонам в 80-е, танки, разборки на улицах и в Госдуме в 90-е, взлет и повальное разорение бизнеса в нулевых. Но впервые я живу в эпоху, когда ненавидеть друг друга стало нормой. Да, в нашей стране в любые времена жила антитеза «народ — власть». Но сейчас общая агрессия направлена не только против тех, кто наверху, но и тех, кто рядом. На своих. Ищем врагов. Еще хуже — предателей. В семье. На работе. Здесь. Сейчас.
Зябко и внутри что-то дрожит. Еще два года назад в автобусе было принято уступать место беременным и пожилым. Теперь толкнуть и обматерить их — в порядке вещей. Видела собственными глазами. Неоднократно. Люди выходят из машин и бьют друг друга прямо на проезжей части. У меня нет официальных статданных, но недавно наткнулась на информацию о том, что в Уфе подростковая преступность за прошлый год выросла на 46 процентов. За год. Наполовину. Если не врут СМИ, то по суициду республика в лидерах. Что, снова будем искать виновных, тыкать друг в друга пальцем и орать? Дайте угадаю, среди «плохих» может оказаться кто угодно, но только не вы лично, не так ли?
Мы беснуемся. И мы — трусы. Нет ни большого мужества, ни смелости в том, чтобы кого-то оскорбить или оболгать. В соцсетях или лично. Публично. Никому не делает чести нытье и поскуливание, физическое или вербальное избиение целой группой закомплексованных людей одного человека. В этот момент наши голоса звучат точь-в-точь как «Акела промахнулся!».
Мы умудрились забыть, что человеческое достоинство — не синоним громкого подвига, а мужество, — прежде всего, акт милосердия. Защищать, а не бить слабого. Не перекладывать вину на другого. Щадить чувства. Прощать ошибки. Помогать бескорыстно. Искать выход, а не виновных. Находить общее, а не различное. Уметь видеть хорошее. Мы не помним простые стихи, которые нам, малышам, когда-то читали: «Дождь покапал и прошел. Солнце в целом свете. Это — очень хорошо и большим и детям».
Женщина, которая сидела тогда в кафе вместе со мной, помнит наивные строки. Конечно, ее пример — не единственный. Есть и другие, пережившие боль малую и боль большую. Есть и другие, по-настоящему добрые, великодушные люди, и рассказывать о них можно бесконечно. Но тревожит то, что их тихие улыбки и голоса тонут в оголтелом хоре одержимых людей. Моя собеседница — счастливый человек. Не держит зла на судьбу. Никого не винит. По-детски радуется каждому дню. И искренне не понимает, что мешает чувствовать себя так же другим.