Земля Бикмурзина

Фермер на джипе — этим сегодня уже не удивишь. В нашей глубинке по весне — осени даже к соседям через дорогу добраться порой проблема, а если ежедневно необходимо десятками версты мерить, то внедорожник становится не предметом роскоши, а совершенно необходимым орудием производства, а значит, выживания. Опять же факт, что с годами окрепли те, кто когда-то рискнул в фермерство податься.

Не все, конечно, и даже, пожалуй, не большинство. Речь о тех, кто с серьезными намерениями в лямку впрягся, кто тянет ее, вопреки очень многим непростым реалиям.

Огромный джип Владислава Бикмурзина — машина рабочая, видно по всему. В пропыленном салоне сидит хозяин и сам чем-то неуловимо похож на свою машину: тоже большой, былинный какой-то даже. Словно былинный Илья, что лежал себе полеживал три с лишним десятка лет, после чего поднялся да так разошелся... В том лишь разница, что не было у нашего героя столь солидных временных отрезков для возлежания. Зато выпало ему много такого, что даже Илье Муромцу могло не по плечу прийтись.

Материнский наказ

Он сам считает, что, возможно, никогда бы и не взялся за фермемерство. Как заработать на кусок хлеба с маслом, знал с младых ногтей. В колхозе «За коммунизм» еще совсем пацаном пас скот, помогал на ферме взрослым, вместе с мужиками вкалывал на сенокосе. Пусть и не положено было это по трудовому законодательству — годками еще не вышел. Договаривался с кем-то из взрослых, на работу оформляли того, а зарплату получал Владислав, средний из девяти детей Бикмурзиных. Потом, уже на законных основаниях, был у отца помощником комбайнера, а после девятого класса и сам на комбайн пересел. А сразу после школы, получив вместе с аттестатом зрелости водительские права, получил от хозяйства огромный кредит доверия в виде новенького «ЗиЛа».

— Представляете, мы тогда всей мужской частью семьи на работу шли: два комбайнера, два помощника, водитель. Считайте, готовое звено! Все — передовики, друг перед другом достижениями хвастались. Потом отца не стало...

Не выдержало сердце у Петра Биктимировича, осталась мама Софья Шамсиевна одна с девятью детьми. А тут еще и времена круто повернули. Не стало колхоза. СХПК «Колос», образовавшийся вместо него, тоже на ладан дышал: скот продали, ферма закрылась. Та, на которой их мать с молодости в доярках числилась. Хотя нет, неверно. Числилась — это не про нее. Чтобы обойтись без комментариев, вникните: орден Ленина и два ордена Трудового Красного Знамени.

— Когда ферму закрыли, мама мне сказала: «Сын, на тебя вся надежда. Деревни без фермы не будет. Выручай деревню», — вспоминает Владислав. — Разве мог я не послушаться? Было это одиннадцать лет назад. Взял три гектара земли, пятнадцать коров — с этого и начинал. Вскоре «Колос» распался. Назначили внешнего управляющего — навсегда его запомню — палки в колеса вставлял всячески. Но мне отец с детства сумел внушить: если человек чего-то по-настоящему захочет — его ничто не остановит. Да и слово материнское не забывал. В общем, начал развиваться потихоньку. Хорошо, у районного руководства понимание нашел. Дали мне землю в соседнем хозяйстве.

О том, что это были за земли, калтасинское телевидение даже фильм отсняло. За годы безвременья самый настоящий лес успел на полях подняться. И занялся Бикмурзин тем, что на языке агрономии называется возвращением в севооборот. Что стоит за этим термином, Владислав, пожалуй, лучше самих его авторов познал. Сам с бензопилой вгрызался в дебри лесные, потом на «К-700» с плугом корчевал корни. Как память о тех днях сохранил необработанный участок. Так и высятся стройные сосенки на границе с хлебной нивой. И ведь не сотню-другую гектаров перепахал лично. Сегодня у него — 1,5 тыс. гектаров под яровыми да еще 1,3 тыс. многолетками засажено. А на возвращенной к жизни заброшенной ферме уже не 15, а 420 голов КРС содержится. Есть еще свиньи, более сотни лошадей. Последних разводит не на мясо — из любви к этим животным. Так что не нарадуется знатная доярка Софья Бикмурзина. Вскоре всем районом будут чествовать ее — 70-летний юбилей, повод очень весомый. До самого последнего времени на каждую дойку ходила, пока не поскользнулась на зимнем бездорожье и не повредила ногу. После этого уже сын свое мужское слово сказал: «Все, мама, хватит!».

Ну, а девушки — потом

С ним вообще-то не соскучишься. Слушая Владислава, порой диву даешься. С тем, что деньги лежат у нас под ногами, а мы их топчем, он согласен вполне. Зашел у нас, к примеру, разговор о поддержке фермерского движения.

— Владислав, а как относишься к тому, что за рубежом государство своих фермеров всячески поддерживает?

— А я за рубежом не был, потому и рассуждать не берусь. По-моему, фермеры у них такие, раз государство вынуждено им все на блюдечке подносить. А для нас государство все сделало, что должно было. Разрешило брать земли, сколько осилишь, скота, сколько в силах содержать — чего еще-то от него требовать? Вот раньше, мама мне рассказывает, даже вторую корову заводить запрещали. А теперь — пожалуйста, заводи сколько хочешь. Так чего еще надо-то?

Или вот еще:

— Кто-то выдумал, что на селе работы нет. Я так скажу: работой готов обеспечить любого, кто ко мне придет. И платить буду, сколько заработает. Мыкались вот два мужика без семьи, без крыши над головой. Я для них на ферме комнату оборудовал, с телевизором, с плитой. Теперь там живут, ферму сторожат, скот пасут. Еще и деньги получают. Другое дело, что кому-то выгоднее без работы лежать, вот они и выдумывают небылицы. А молодежь не хочет работать, потому что ей внушили: не престижно, видите ли, на земле вкалывать. А у родителей на шее больно престижно сидеть — так, что ли?!

А про жизненные увлечения, с работой не связанные, ответил так:

— Какие увлечения, если мне на работу времени не хватает? Мне даже жениться некогда. Не до увлечений. Между прочим, мы с вами сейчас беседуем, а у меня дело стоит. Я без обиды говорю — у вас тоже своя работа, понимаю. Но «Кейс»-то у меня простаивает, а мне его окупать надо.

Новейший американский комбайн «Кейс» приобрел он недавно вдобавок к своему и без того обширному машинно-тракторному парку. И не нарадуется: в самую жару врубишь кондиционер — из кабины выходить неохота. Вот в этом плане он с капиталистами солидарен: для работы условия подходящие создавать надо. Он и сам для тех, кто у него трудится, не скупится. А в сезон работает у него человек 25 — 30. Работают на совесть, другого подхода Бикмурзин не потерпит. Вот спросите у него, к примеру, во сколько трудовой день заканчивается. Так он вам ответит так же, как автору:

— А почему не спрашиваете, во сколько он начинается? Когда сенокос, к примеру — это один сплошной трудовой день. Или когда окончание уборки.

Владислав — из тех, кто работу ищет сам, ищет повсюду и постоянно. В родном Верхнем Качмаше, скажем, распахал все заброшенные огороды, хозяева которых подались с отцовской земли в города да райцентры. Пасеку завел на зависть всей округе. Когда понял, что школьных знаний не хватает, поступил заочно на мехфак агроуниверситета и отучился успешно, нисколько делу не в ущерб. Так что в один ряд с былинными героями совсем не грех его поставить не только за стать молодецкую. К тому же, если одним словом, нашенский он. Во всем, чего ни коснись. Кстати, тот самый джип, на котором он к месту встречи подкатил, тоже нашенский — «УАЗ Патриот», вот так вот.