Все новости
День Победы
9 Мая 2022, 09:15

Полёт в бессмертие

Воспоминания об отце — лётчике, участнике Великой Отечественной войны, дважды Герое Советского Союза Мусе Гарееве

Альберт ЗАГИРОВ  Евгений Гареев: «В жизни необходим моральный настрой на успех».
Евгений Гареев: «В жизни необходим моральный настрой на успех».Фото:Альберт ЗАГИРОВ

Казалось, мы уже все знаем об этом легендарном человеке, к столетнему юбилею которого готовится вся республика. С некоторыми фактами из непарадной стороны жизни главы семейства с нами поделился его сын Евгений Гареев.

Вместо сказок — фронтовая быль

— С детства запомнились истории о войне, которые родители рассказывали вместо вечерних сказок. Поэтому уже в пятилетнем возрасте я прекрасно разбирался в марках самолетов и знал места, где происходили ключевые военные действия, — начал свой рассказ Евгений Мусинович. — Только повзрослев, я понял, что на тот момент после войны прошло лишь пять лет, и моим родителям было всего по двадцать с небольшим. Конечно, им хотелось рассказать о пережитом, выговориться, видимо, пытаясь понять, как им удалось выжить.

Они рассказывали мне такие подробности войны, о которых в книжках никогда не напишут. Военные истории мне запомнились навсегда. И когда в 2014 году начались события на Донбассе, названия «Миус-фронт», «Саур-Могила» и так далее сразу всплыли в моей памяти.

Вместо колыбельных мама под гитару пела мне фронтовые песни-баллады. Таких я больше нигде не слышал. Увлекательно рассказывала об устройстве пулемета УБТ, который она собирала за 17 секунд, как надо прыгать с парашютом и о том, как устроен двигатель М-5. А папа — про воздушные бои, показывая руками, как это обычно делают летчики, кто, как и куда заходил, о штурманских секретах и тактике штурмовых атак.

Страшные истории

— В эскадрилью, где служили папа и мама, как-то прикомандировали молодого летчика-стрелка, который боялся получить ранение в голову. Потому поверх летного шлема надевал солдатскую каску. Однажды экипаж вернулся с боя, и мама, будучи оружейником, побежала принимать самолет. Смотрит, а у машины весь хвост забрызган чем-то красным. Пилот открыл колпак и жестом попросил ее посмотреть, что там со стрелком, который сидел позади. Мама заглянула в кабину, и ей стало плохо, хотя, еще ранее, будучи медсестрой в пехоте, она много чего успела повидать на фронте. Юноше-стрелку снесло полголовы, содержимое черепа улетело, а из остатков хлестала кровь на хвост самолета. Эта ужасная картина потом преследовала маму всю жизнь.

В 1944 году в проекте появился мой старший брат Валерка, и мама уехала на родину в Кемеровскую область. После его рождения она пошла работать маркшейдером — специалистом по прокладке штреков в угольных шахтах. Кстати, я мог и не появиться на свет — от отравления метаном погибла вся смена, около ста человек. Мама случайно не попала в ту смену. Потом папа приехал и забрал их вместе с бабушкой в город Лиду, расположенный в западной части Белоруссии, где стоял их 76-й полк. Там нашего Валеру осенью 1945 года чуть не убили.

В доме летного состава находилась бабушка, когда в комнату ворвался здоровенный бандеровец, схватил годовалого Валеру и с воплями: «Красных москалей надо убивать в зародыше!» потащил куда-то. Бабушка с криком выбежала следом, а из соседней комнаты выскочил с пистолетом ординарец командира полка и начал стрелять в бандеровца. Тот бросил Валерку на землю и убежал. К счастью, он не успел ничего с ним сделать. Времена и места были неспокойные, могли в любой момент выстрелить в спину.

Глаза на затылке

— В качестве стрелка с папой летал Александр Кирьянов. Дядя Саша рассказал интересную вещь — стрелок ведь сидел в хвосте боевого самолета спиной к пилоту, чтобы отслеживать атаки сзади. А папа, соответственно, смотрел только вперед, да позади ничего толком и не видно было. При этом он частенько предупреждал: «Саша, слева снизу мессер!» И действительно, через секунду появлялся мессершмитт и пытался их атаковать. Дядя Саша недоумевал, как папа смог увидеть немца, а он его не заметил: «Муса мне подсказывал то, что я сам должен был видеть заранее». Наверное, у папы уже интуиция выработалась, какое-то внутреннее зрение.

Так они вместе с дядей Сашей и летали до конца войны. Редчайший случай, потому что на одного летчика-штурмовика по статистике приходилось семь погибших летчиков-стрелков. Ведь враг при атаке пытался первым делом убить именно стрелка. До конца дней дядя Саша обращался к папе не иначе как «командир».

После войны стали сокращать Вооруженные силы. Всех, у кого находили малейший дефект в плане здоровья, стали списывать из боевой авиации. А у папы была тяжелая контузия с разрывом барабанных перепонок, что привело к ослаблению слуха.

Особые поручения

— Отца пригласили работать в авиатранспортную Авиационную дивизию особого назначения (АДОН), базировавшуюся в Москве. Они выполняли правительственные задания и обеспечивали всевозможные спецоперации, о которых он даже маме зачастую ничего не рассказывал, а нам с братом тем более. Поэтому то, что я сегодня знаю и помню, изредка удавалось случайно подслушать из разговоров папиных коллег, когда они у нас собирались дома.

Летчики АДОНа летали от Северного полюса до Центральной Африки, от Франции до Юго-Восточной Азии. Вывозили людей из Ашхабада в 1948 году после страшного землетрясения. В 1955 году треснула льдина, на которой располагалась станция Северный полюс-4, и они в условиях полярной ночи умудрились сесть на эту льдину, забрать полярников, а потом еще и взлететь. Просто уму непостижимо, как им это удалось. Тогда ведь еще не было специальной техники, никаких GPS и ГЛОНАСС, а обычная аэронавигация в высоких широтах фактически не работает. Только высочайшее искусство пилотирования, искушенность в штурманском деле и владение астронавигацией помогали папе и его коллегам решать сложнейшие задачи. Я как человек знакомый с летным делом могу оценить их мастерство в полной мере.

Как-то среди ночи 1956 года раздался телефонный звонок, мол, за вами выехала машина. У папы всегда был наготове «тревожный» чемоданчик, он его молча хвать — и пропал на полгода. За все время от него никаких известий, а по радио и в теленовостях сообщали о событиях в Венгрии, да еще самолеты над Москвой активно стали летать. Естественно, пережившие войну взрослые были крайне встревожены. Вдруг однажды поздно ночью папа появился на пороге квартиры — в летном комбинезоне, заросший щетиной и явно давно не мывшийся. Без лишних слов первым делом в ванную мыться-бриться. Потом они закрылись с мамой в комнате и тихонечко там беседовали о чем-то. Мы с Валеркой, умирая от любопытства, пытались услышать хоть что-нибудь. Как оказалось, папа летал в Венгрию...

В конце 50-х годов они летали в Афганистан. Тогдашний король страны Мухаммед Захир Шах решил свою армию перевооружить на европейский лад и обратился за помощью к СССР. Летчики АДОНа возили туда военные делегации. Разумеется, все это было замаскировано под гражданскую авиацию. Перед полетом прививок понаделали столько, что отца качало. Еще им выдали цивильные костюмы, которых по тем временам было не купить ни в одном московском магазине, и интересные летние туфли, которые я потом уже взрослый с удовольствием носил.

Чуть под тяпку не попали

— Афганцы запланировали строительство авиабазы и решили сэкономить, используя наши экипажи в качестве консультантов. Летчики такого класса прекрасно разбирались, подходит ли данное место под строительство авиабазы или нет.

Их привезли в долину, где неподалеку с кетменями (здоровенные тяпки для рытья арыков и обработки земли) возились местные крестьяне. У наших никакой охраны, только переводчик — всего восемь человек. Среди местного населения прошел слух, что будут отнимать землю под строительство авиабазы. А тут еще приехали какие-то белые люди, руками машут, что-то показывают. Толпа крестьян с кетменями к ним подтянулась и окружила. К счастью, среди них оказались афганские узбеки, язык которых близок к башкирскому. И отец понял, что крестьяне собираются забить их своими кетменями.

Он предупредил коллег об опасности, все сбились в кучку. А сам тогда подумал: «Надо же, всю войну прошел, чтобы потом найти смерть от тяпки в афганской глуши». Тут переводчик поднял руку, толпа тут же замолкла, и он жестко объявил крестьянам, что король приказал здесь построить аэродром и они здесь по его велению. Сцена как из фильма «Белое солнце пустыни»: вопросы есть? Вопросов не было, крестьяне мигом ретировались, а наши вздохнули с облегчением — на волосок были от гибели.

Как докладная переворот «устроила»

— Президент Индонезии Сукарно еще в конце 50-х отправил своих летчиков в СССР осваивать истребители и Ту-16 (двухмоторные реактивные самолеты) с противокорабельными ракетами под крыльями. Новинка по тем временам. После обучения в 1961 году в Индонезию полетела авиагруппа из нескольких десятков Ан-12 — военно-транспортных самолетов, на которых перебрасывались истребители в разобранном виде с экипажами, и Ту-16 под контролем наших инструкторов. Папа вел всю эту армаду. Разумеется, это была секретная операция. Летели по маршруту Москва — Чита — Пекин — Рангун (теперь Янгон) — Джакарта.

При этом с Бирмой было заключено секретное соглашение: полсотни гигантских самолетов садятся на ее аэробазу в Рангуне, а правительство делает вид, что ничего не происходит. Но американцы купили неподалеку ангар, откуда выезжали и все происходящее фотографировали. В связи с чем папа написал докладную военному атташе посольства о несоблюдении секретного соглашения. Тот передал документ министру обороны Бирмы генералу Не Вину, что послужило ему удобным предлогом для военного переворота. К нашим самолетам выставили охрану, и когда ничего не подозревающие американцы привычно к ним подъехали, местные военные их встретили прикладами.

Депутатская коммуналка

— Когда родители только обо­сновались в Москве, мы жили в коммунальной квартире, расположенной в здании бывшей школы в Кривогрузинском переулке (возле Таганки). Серое здание в стиле 30-х годов, которое во время войны служило госпиталем, а после его передали под общежитие комсостава. Классные кабинеты разделили деревянными перегородками на комнаты-клетушки, в которых ютилось по семье.

Потом, когда папу избрали депутатом Верховного совета СССР от Башкирии, мы переехали в коммуналку покомфортнее — две комнатки в квартире на три семьи на Третьей Мещанской (ныне улица Щепкина).

Никаких привилегий у отца в помине не было. Максимум на вокзале можно было рассчитывать на депутатский зал ожидания. Тогда парламентарии много работали с населением, поэтому у нас дома постоянно жили ходоки из Башкирии, приехавшие в Москву в поисках справедливости. Гостиниц практически не было, жить приезжим негде, а папа часто находился в командировках. Вот они у нас его и дожидались.

Из лётчиков в биологи

— Я родился в Москве и более-менее стал соображать и осмыслять происходящее примерно с четырехлетнего возраста. В конце сороковых годов, когда папа учился в Военной академии имени Фрунзе, у нас дома появились планшеты, командирские линейки, компас, морзянка, шлемофон, летные очки. А вместо игрушек он мне принес списанные приборы — авиагоризонт, высотомер и измеритель скорости самолетов. Из венских стульев я сооружал кабину, раскладывал приборы, рулем управления служила швабра, надевал шлем и очки и «летел», чем умилял родителей.

Конечно, я тоже собирался стать летчиком. В 17 лет поступил в аэроклуб, где освоил двухместный планер КАИ-14. Затем меня распределили в летное училище в Балашове Саратовской области. Во время производственного обучения в выпускном классе я работал учеником токаря на московском заводе «Калибр» и получил травму глаза. После школы попытался все-таки поступить в летное училище, прошел всю медкомиссию, но по зрению чуть-чуть не дотянул — последствия травмы дали о себе знать.

Поскольку помимо неба меня давно и серьезно интересовала биология, попытал счастья на медико-биологическом факультете 2-го Московского мединститута, но недобрал один балл. А приемные экзамены в другие вузы уже закончились. Тогда папа посоветовал мне попробовать успеть поступить в БашГУ на вечернее отделение на биофак. С тех пор никто из родителей никогда не вмешивался в мою судьбу. Это был единственный случай.

Поступил, устроился на работу механиком в лабораторию научного отдела Уфимского НИИ вакцин и сывороток имени Мечникова. Изготавливал нестандартную аппаратуру. Было интересно учиться и работать. Поначалу, конечно, скучал по Москве, потом привык. Сейчас город стал совсем другим, и я уже его не понимаю.

Так становятся полиглотами

— Хотелось бы иметь такую же усидчивость и работоспособность, как у отца. Он любое дело доводил до конца. Многое умел делать своими руками, в столярных и слесарных навыках ему не было равных. В детстве мне казалось, что так умеют все.

Когда папа поступил в летное училище, он ни слова не знал по-русски, ему пришлось целый год осваивать новый для него язык, чтобы потом учиться. Сколько я его помню, у него была чистая и грамотная русская речь с едва уловимым акцентом.

Точно так же он овладел и английским, когда это понадобилось во время обучения в военной академии. Ведь все переговоры во время зарубежных полетов летчики ведут именно на английском. За два года с нуля он поднял свой уровень до совершенства. Причем никогда не афишировал свои знания. Только однажды во время прогулки я стал свидетелем того, как он помог заблудившимся на московских улицах иностранцам. Те были счастливы, поскольку уже отчаялись найти англоговорящих среди прохожих.

Надо дарить людям крылья

— Родители приучили нас с братом к тому, что отвечать нужно только за свои поступки и гордиться исключительно собственными заслугами. С другой стороны, мне было очень приятно во время праздников выходить с отцом на улицу за руку.

По торжественным случаям он надевал китель с целым иконостасом из орденов и медалей. В такие минуты гордость за папу меня переполняла.

Когда мой научный руководитель случайно узнал, кто мой отец, то сочувственно изрек: «Тяжело тебе будет жить в тени «памятника». Но его пророчество не сбылось, поскольку я занимаюсь наукой, а тут никто не поможет, кроме себя самого.

Отца всегда интересовали мои достижения. Его радовало, когда я, учась в аэроклубе, обсуждал с ним проблемы аэродинамики, метеорологии, работу приборов и так далее. Конечно, родители переживали, что я не стал летчиком, но никто из них за моей спиной не стоял, предпочитая, чтобы их сын пробивал себе дорогу самостоятельно. И даже на мою защиту диссертации папа пришел втайне от меня.

Ему очень хотелось гордиться своими детьми. А с внуками он был просто Сахар Медович и относился к ним как к продолжателям рода, видел в них свое бессмертие.

В нашей семье никто ничего не заставляет делать. Тем более вопреки желанию. Такую схему заложили в нас родители. Начав работать и преподавать, растя своих детей и внуков, я сделал для себя вывод: если человек занимается каким-то делом — нужно выразить ему максимальное восхищение. Нельзя человека ругать за ошибки, их надо брать на себя. Особенно если ты руководитель. А вот за успешное решение задачи на похвалу не скупиться, чтобы у человека вырастали крылья и возникало ощущение, что у него все получается. В жизни необходим моральный настрой на успех, чем бы ты ни занимался.

Автор:Нэдда ПУХАРЕВА
Читайте нас: