Чай с солькой — послевкусие войны

Во время Великой Отечественной войны в Башкирию были эвакуированы свыше 20 тысяч блокадников, в том числе детей. Для большинства из них республика стала второй родиной. Накануне важной для нашей страны исторической даты журналисты газеты «РБ» встретились с Галиной Леопольдовной Леверенц (в замужестве Базылёвой), которая пережила страшные блокадные 872 дня — с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го…

Расстрельная национальность

Родилась Галина Леопольдовна 1 июня 1932 года в Шлиссельбурге Ленинградской области. В свое время ее русские предки по маминой линии приехали сюда из Псковской области. А немецкие по папиной, видимо, обосновались тут еще с петровских времен. Семья Леверенц занимала комнату в коммуналке двухэтажного дома. Папа Леопольд Федорович трудился на местном кирпичном заводе сцепщиком на узкоколейке, а мама Елизавета Ивановна — рабочей на ленинградской ткацкой фабрике «Красная нить». Грамотой оба не владели, зато у папы были золотые руки, и в свободное время он мастерил мебель. В их единственной комнате красовались шкаф, комод, буфет — все резное, благородного вишневого цвета.

Для дочки Леопольд Федорович всю эту роскошь повторил в миниатюре, так что у маленькой Гали имелась собственная игрушечная мебель.

Семейная идиллия закончилась в 1938 году: ночью за отцом пришли люди в штатском с ордером на арест. Ничего не объясняя, учинили обыск, бросая вещи на пол. В том числе игрушечную мебель, которая сломалась. Мама сидела на стуле и горько плакала. Пятилетняя Галя запомнила последние отцовские слова: «Лиза, не плачь, я ни в чем не виноват и скоро приду домой». Елизавете Ивановне сказали, что ее мужа отправили на Дальний Восток без права переписки. Какое-то время она носила для него передачи, потом их перестали принимать, и она поняла — мужа больше нет. Мама ушла из жизни, так и не узнав правды.

Став взрослой, Галина Леопольдовна рассылала по различным инстанциям запросы, пытаясь узнать судьбу отца. Записалась на прием в Смольный, где ей безапелляционно заявили: «Вам не обязательно знать подробности, это были наши ошибки». Тем не менее, ей удалось выяснить, что папу расстреляли на следующий день после ареста. Так он поплатился за свое немецкое происхождение.

Сразу после этого события семью выселили из комнаты, а маму уволили с фабрики под предлогом сокращения штатов. Женщина с пятилетней дочкой поехала к своим родителям, Ивану и Евдокии Барановым, которые жили в небольшом домике в поселке на железнодорожной станции Борисова Грива, неподалеку от Ладожского озера.

Маме посчастливилось устроиться поваром на лесоповал в нескольких километрах от дома. Лес валили в основном девушки, кормить их приходилось похлебкой из заваренной кипятком муки. Больше ничего не было. А Галину забрала к себе мамина родная сестра Ольга. С мужем Филиппом они воспитывали пятерых детей, и племянница стала для них шестым ребенком.

Шарика всё же съели

Как только началась война, у всех в поселке забрали скотину. Также пришлось отдать и картошку. Ее изъяли под предлогом, что она заражена раком. Бабушка Евдокия умудрилась приберечь немного съестных припасов. Еще от скотины остался корм — подсолнечный жмых. Местные называли его дуранда, для детей она была вместо пряников. В лесочке неподалеку собирали траву, из нее заваривали чай и пили с солью вместо сахара.

— Помню, уже после снятия блокады появились сахар и настоящий чай. Однако моя старшая двоюродная сестра по блокадной привычке еще долго пила его с солькой, — добавила Галина Леопольдовна. — Тетя Оля с дядей Филиппом работали на торфяном предприятии: он машинистом, а она кондуктором. У дяди Фили была любимая собака Шарик, во время блокады мы ее прятали. Нас постоянно просили продать Шарика на еду. Конечно, дядя Филя не мог этого сделать. В то же время понимал — рано или поздно собаку украдут и растерзают голодные люди. Поэтому он ее сам застрелил, оградив от мучительной смерти. И ночью закопал в огороде. Наутро мы увидели раскопанную и пустую яму…

Как отметила наша собеседница, по дороге из Ленинграда грузовики везли людей, а в Ленинград — зерно. Поселковые мальчишки запрыгивали на машины и подрезали какой-нибудь мешок. По пути на галечную дорогу (асфальта тогда и в помине не было) из кузова сыпалось зерно, которое дети собирали вместе с камешками, приносили домой. Взрослые варили добычу, добавляя картофельную шелуху для сытости. Это был настоящий праздник. Выживали кто как умел. Особенно тяжко было зимой.

— Выжили мы благодаря военным морякам, расквартированным в поселке. В том числе в доме бабушки Евдокии. На наше счастье, ее квартиранты работали в пекарне. Видя, какая у нее орава внуков (кроме нас, шестерых, у второй маминой сестры было еще восемь детей), моряки периодически давали ей буханку хлеба. Мы всю жизнь вспоминали их добрым словом — в нашей семье ни один ребенок не умер от голода. Однажды мы с двоюродной сестрой шли по улице, и нам повстречалась женщина в военной форме. Она протянула нам свой паек. Но мы не взяли, поблагодарили и сказали, что у нас есть хлеб, — рассказала Галина Леопольдовна. — Еще нам помогло то, что мы жили за городом, и с наступлением весны появлялась настоящая еда: крапива и лебеда.

Гора чёрная, гора светлая

На железнодорожную станцию Борисова Грива стали прибывать эвакопоезда. Первыми в начале войны привозили прибалтов. Местные дети бегали на станцию смотреть, как отправляют с ними эшелоны, и там же находили яркие конфетные фантики. Дело в том, что прибалтам выдавали богатые пайки, в том числе с хорошими конфетами, обертки от которых местная ребятня и собирала. А когда зимой 1941 года стали прибывать поезда с эвакуированными ленинградцами, ситуация уже была совсем иная. Многие просто не доезжали живыми до Борисовой Гривы, и трупы погибших от голода и холода относили на край поля неподалеку.

Тела тех, кто умирал на окраине поселка, не убирали. Запомнилась молодая женщина, долго лежавшая на обочине дороги, ведущей через поле. У нее были длинные распущенные волосы, и она крепко обнимала крошечного младенца.

Маленькой Галине по пути к бабушке часто приходилось мимо нее проходить. Бабушкин дом находился на краю леса, куда тоже свозили покойников. Их было видно из окошка. И моряки-квартиранты иногда между собой мрачно шутили, мол, гляди, тебе там одна рукой машет, зовет…

— Потом стали приходить вагоны с учащимися ремесленных училищ. Все они были одеты в одинаковую форму черного цвета. Подростки двенадцати-четырнадцати лет, многие из которых также погибали от голода. Их тела складывали в отдельную кучу, — тут Галина Леопольдовна не выдержала и заплакала. — Через некоторое время на краю поля образовались две горы из мертвых тел: черная из ремесленников, светлая из остальных эвакуированных...

И тогда восьмилетняя Галина со своим двоюродным братом-одногодкой стали приходить на станцию с санками, чтобы помогать оставшимся в живых ребятам перетаскивать вещи и пересаживаться в свои эшелоны. Некоторые уже не могли пошевелиться. Тех, кто не успевал уехать со своим эшелоном, временно размещали в поселковой школе, где был организован эвакопункт. Туда Галина с братом тоже приходили и выступали с концертами. Плясали, насколько хватало сил, пели, стихи читали. Разумеется, их никто об этом не просил.

— Просто нам было очень жаль изможденных голодом людей, хотелось их как-то развеселить, утешить. Хотя мы и сами были еле живые. Когда немцы бомбили Ладожское озеро, до нашей станции долетали осколки разорвавшихся снарядов.

Дядя Филя вырыл в огороде погреб, где все прятались во время бомбежек, — продолжила Галина Леопольдовна. — Войну, голод, бомбы и покойников я и мои сверстники воспринимали спокойно. Выступали, прятались от осколков, искали пропитание — из этого состояла наша повседневная жизнь. Не было ощущения трагедии. Никто из нас не считал себя ущербным или обиженным судьбой. Мы боролись. Например, моя подружка, когда чувство голода становилось нестерпимым, садилась в кресло и раскачивалась. Ей помогало...

Галина, если было совсем худо, собиралась с силами и шла к маме в столовую на лесоповал. Шла несколько километров через лес. Прихватив небольшой стаканчик для баланды. А чтобы не бояться покойников, на которых то и дело натыкалась, клала в стакан карандаш и гремела. Карандаш нашла на дороге, он был необычный, красивый. Из-за него чуть не произошла большая неприятность. Военные, которые также работали на лесоповале, стали допытываться у девочки: откуда у нее такой карандаш, кто его дал, зачем? К счастью, объяснения Галины, видимо, военных убедили, и они не стали раздувать дело из детской находки.

Хотя в те времена что угодно могло сыграть злую шутку в судьбе человека. Например, когда Галину хотели эвакуировать, мама ее не отдала. За это ее уволили из столовой и отправили рыть окопы под Ленинградом. После прорыва блокады немцы стали отступать, и она пешком пришла домой, преодолев километров шестьдесят, расстояние от Ленинграда до Ладоги.

Мама вышла замуж

Вот тогда бабушка строго заявила Галиной маме, что она просто обязана выйти замуж. В доме должен быть мужчина! В поселке Борисова Грива располагалась военизированная пожарная команда, мама познакомилась с одним из пожарных, и они поженились. Так у Галины появился отчим — Григорий Степанович Осипов, который оказался замечательным человеком.

Он сражался с немцами на участке Финского залива, известном как Ораниенбаумский пятачок. По названию города, где находился плацдарм. Наши войска держали там линию обороны вплоть до 1944 года — за стратегически важный участок фашисты бились насмерть. Плацдарм был отрезан от основных сил советской армии и сыграл важнейшую роль во время обороны Ленинграда. У наших бойцов там не было ни воды, ни еды. В итоге от голода у Григория Степановича опухли ноги так, что он не мог натянуть даже резиновые сапоги. Отчим рассказывал, что люди умирали на ходу: вот идет впереди солдат и вдруг падает замертво.

— О том, что мама выходит замуж, мне сообщила старшая двоюродная сестра и поинтересовалась, какой подарок я хочу в честь такого события. У меня никогда не было настоящей куклы. Обычно их мне делала мама: тряпку свернет, лицо нарисует и готово. Вот я ее и попросила. Взрослые рассмеялись в ответ: «Будет тебе скоро кукла». И в 1944 году родилась моя сводная сестренка Лида. Она была очень красивая, с большими голубыми глазами, а на голове — кружевной капор.

Я была просто счастлива, носила на руках, всем показывала, хвасталась. Соседи и знакомые удивлялись и говорили, что у нее лицо настоящей мадонны, — улыбнулась Галина Леопольдовна.

Отступая, немцы подожгли город Гатчину, и отчима Григория Степановича направили туда. Горел Павловский дворец, жилые дома — все вокруг. В результате он там так и остался работать, нашел подходящую комнату в коммуналке, перевез жену с детьми. Там же они встретили самый долгожданный день — День Победы. Было настолько жарко, что асфальт расплавился и стал мягким. Через Гатчину шли шеренги возвращающихся с фронта солдат. Галина с подругами побежала в парк, там они нарвали полевых цветов и бросали букеты воинам. Все вокруг пели, плясали и плакали от счастья.

После войны, в 1948 году, родился сводный брат Саша. Но Галина его появлению уже не так была рада, поскольку повзрослела и у нее появились другие интересы. Девушка окончила Ленинградский кооперативный техникум и работала бухгалтером. Как-то пришла домой на обед, глянула в окно: по двору шел незнакомый жгучий брюнет. Она поинтересовалась: «Папа, что это за цыган у нас тут появился?» Отчим пояснил, что это их новый сосед Петр Базылёв.

— Я замуж не торопилась, в ухажерах недостатка не было. Отец все приговаривал: «Гляди, Галина, побьют тебя женихи когда-нибудь, докрутишься». А я поясняла, что они просто мои друзья. В результате вышла замуж за «цыгана» Петра Базылёва. У него и специальность была необычная по тем временам — занимался электроникой. Работал на железной дороге, обслуживал вагоны-рефрижераторы. У нас родилась дочь Ирина. К сожалению, он слишком рано и скоропостижно ушел из жизни, — рассказала в завершение Галина Леопольдовна.

А в Башкирии героиня нашего повествования оказалась благодаря дочери Ирине, встретившей свою судьбу в облике уфимца Володи Стопкина. Вначале он увез к себе домой невесту, а вслед за ней и ее маму, которая помогла воспитать им двоих сыновей — своих внуков. А теперь не нарадуется правнучке — девочка увлекается хореографией. Может, она, наконец, воплотит в жизнь мечту своего немецкого прапрадеда Леопольда Леверенца? Он был убежден, что его любимая дочка Галя обязательно станет балериной. Ведь передалось же его увлечение мебелью по наследству одному из правнуков: старший сын Ирины уехал в Питер и там неожиданно для всех оставил прежнюю профессию и стал отличным краснодеревщиком в одной известной мебельной фирме.