Отзвук изящной эпохи

Наталия Афиногенова-Рождественская любила музицировать на старом рояле. Впрочем, в те годы он еще не был таким старым, да и саму Наталию Михайловну еще никто не называл бабушкой Наточкой: она была молодой и радостной, несмотря на жизненные тернии, которые зачастую возникали на ее пути.

Дворянская закваска

В Белорецке семья Наталии Афиногеновой-Рождественской спасалась от идеологического прессинга в сталинские годы: здесь, вдалеке от центра, народ был проще и добрее.

А в Уфе, где семья жила до своего переезда в наши края, мужа Наталии Михайловны, Сергея Алексеевича, объявили «чуждым элементом», запретив ему работать по специальности. Он был простым учителем математики, но кто-то донес в органы безопасности, что его отец, военный медик, в царские годы сумел получить дворянское звание: этот титул был присвоен ему за активное участие в ликвидации холеры в Поволжье.

«Сын дворянина работает в советской школе!» — злобно шипел донос. Запрет работать учителем являлся самым мягким наказанием для сталинских лет. Не дожидаясь очередных наветов, сын дворянина Сергей Алексеевич поскорее решил покинуть Уфу вместе со своей семьей…

В Белорецке он работал в отделе рабочего снабжения и даже был впоследствии награжден орденом Трудового Красного Знамени. Его супруга, Наталия Михайловна, воспитывала четверых детей. Главным украшением их дома был старый рояль, который супруги приобрели еще в Уфе. Впрочем, в ту пору он еще не был таким старым…

Историю о бабушке Наточке я узнал от ее внука, Сергея Хмелевского:

— Бабушка прекрасно играла на рояле и занималась со мной музыкой, — рассказывал он. — Помню, приходил к нам слепой настройщик, долго возился с инструментом и восхищался им.

По воспоминаниям Сергея Юрьевича, настройщика вызывали часто: Наталия Михайловна была очень щепетильной в музыкальном смысле и ценила исключительно чистый звук.

Сергей Хмелевский рассказывал мне, что один из представителей рода Рождественских воевал в Первую мировою войну и дослужился до генеральского звания, начав с подпоручика. Затем он погиб в большевистских лагерях за непризнание Советской власти. Впрочем, и Белую гвардию царский генерал не признавал, отказавшись воевать против собственного народа.

Теплилась лампада

Недавно мне в руки попал небольшой поэтический сборник под авторством Наталии Афиногеновой-Рождественской. Оказывается, она писала пронзительные стихи, и поэзия для нее была продолжением музыки:

Теплится лампада, образ озаряя,
В старом доме сумрак, сон и тишина.
Я брожу с тобою, тихо напевая,
И душа глубокой нежности полна.

В этих строках много внутреннего покоя. И только изредка прорывается грусть и чувство некой утраты…

Бабушки Наточки давно уже нет: она ушла вместе со своей эпохой, где вокруг рояля устраивались музыкальные вечера и звучали романсы; где кавалеры в грациозном поклоне приглашали дам на вальс, а те отвечали им легким реверансом.

Остались лишь рояль и тоненький сборник стихов:

Тихий вечер догорает,
Гаснет зорька золотая:
На реке зажглись, мерцая,
Цепи красных огоньков.
Тихо плещется о берег,
Набегая, зыбь речная
И, колеблясь, отражает
Пламя яркое костров…

Ожившие клавиши

Рояль и сегодня выглядит величественно, хотя уже давно не блестит полировкой, а на старых резонаторах лежит толстый слой исторической пыли. Чистый звук он уже давно не издает…

— Я когда прикоснулась к клавишам, то сразу почувствовала, что внутри рояля что-то оживилось, проснулось, что ли, — осторожно говорит мне Нина Клочкова, преподаватель детской музыкальной школы. Мы сидим с ней возле рояля.

Нина Вячеславовна осторожничает, потому что боится невольной насмешки. Она тоже из той изящной эпохи. Имею в виду не ее возраст, а внутренний мир. Именно Нина Вячеславовна и попросила меня рассказать о рояле, который недавно Сергей Хмелевский передал детской музыкальной школе.

Мы открываем тяжелую фортепианную крышку, и в глаза сразу же бросается фирменный знак: «Российская фабрика Шредера».

На чугунных рамах значится изображение герба прошлой империи и какие-то логотипы. Судя по всему, это оттиск медалей, полученных фабрикой на всевозможных ярмарках.

Нина Вячеславовна играет Баха и тут же морщится: у нее абсолютный слух, а рояль напрочь расстроен.

— Нота «ля», впрочем, соответствует камертону, — сообщает пианистка.

Я продолжаю изучать информацию, размещенную на чугунной раме: «Фабрика Шредера, основана в 1818 году, Санкт-Петербург, Невский проспект».

Далее говорится, что господин Шредер поставлял рояли в императорские дома России и Европы (цитирую с сохранением старой грамматики): «Поставщик их величества императора Всероссийскаго, короля Датскаго, короля Венгерскаго, короля Прускаго, императора Германскаго, короля Баварскаго, учебных заведений ведомства императрицы Марии, императорскаго русскаго музыкальнаго общества, Санкт Петербургской и Московской консерваторий».

Даты изготовления инструмента не нахожу. Начинаем рассуждать.

— Петр Ильич Чайковский родился в 1840 году, — говорит Нина Клочкова. Она, как и всякий музыкант, композиторов-классиков называет исключительно по имени-отчеству. — Он был преподавателем Московской консерватории…

— Фабрика Шредера была поставщиком консерваторий, о чем мы только что прочитали, — добавляю я…

— Значит, рояль был изготовлен где-то в конце девятнадцатого века, — продолжает мою мысль Нина Вячеславовна.

Интересно, что предприятие Шредера в ту пору официально называлось «Первая российская паровая фортепианная фабрика». Об этом мы читаем ниже всех регалий.

Почему фабрика называлась паровой?

Все просто: в ту пору на всех предприятиях вместо силы воды стала использоваться сила пара. Это был технологический прорыв, когда уже не требовалось строительство больших водоемов. Понятия «паровая фабрика», «паровое отопление», «паровой двигатель» были символами прогресса. Сегодня так же мы говорим о цифровых технологиях…

Касались клавиш пальцы нежно

Нина Вячеславовна бегает пальцами по старым клавишам, молоточки во чреве рояля радостно стучат по струнам.

— Здесь очень красивый тембр, — говорит она. — Серебристый…

Но она опять невольно морщится:

— На одну восьмую вверх уходит, — говорит, нажимая на одну из клавиш. — Слышите?

Не слышу. Я обычный человек и не могу улавливать столь тонкие нюансы.

Пианистка продолжает мысль, начатую ею в начале нашего общения:

— Когда я впервые села за него и стала играть, то рояль как будто задышал, обрадовался!..

Она прерывается:

— Ой, не надо об этом! А то еще подумают невесть что…

Музыканты — народ особенный: своими рассуждениями они часто вторгаются в мистику. Но…

Рояль действительно живой! За время своего служения людям он сумел впитать в себя необъятный мир человеческих эмоций: он издавал звуки любви, радости и грусти. На нем исполнялись торжественные марши и нежные прелюдии. К его клавишам прикасалось множество человеческих рук — мужских, женских, детских… Он слышал признания в любви, шепот тихой надежды, на его блестящую полировку капали девичьи слезы первых разочарований.
Рояль хранит человеческие тайны, о которых мы уже никогда не узнаем.

Фотоальбом вернул в детство

Мы листаем старый фотоальбом, который хранится в музыкальной школе. Я сразу же окунаюсь в свое детство. Музыкалка тогда находилась в бывшем купеческом доме, где было одновременно тесно и просторно. Имею в виду, что узкие коридоры и крохотные аудитории никак не мешали необъятному музыкальному творчеству…

— Не помню, как звали эту аккордеонистку, — моя собеседница показывает на фотографию красивой молодой женщины. — Замечательный был музыкант! Увы, ее уже нет…

Я смотрю на фото и пытаюсь вспомнить это лицо: кажется, она была аккомпаниатором детского хора, где пели все ученики музыкальной школы. «Только в борьбе можно счастье найти!» — выводили мы старательно. А она, тонкая, как былинка, с большим аккордеоном на хрупких плечах, активно подпевала: «Гайдар шагает впереди!»

— А эту женщину вы узнаете? — спрашивает меня Нина Вячеславовна, показывая на фотографию Натальи Сергеевны Афиногеновой. И, не дожидаясь ответа, продолжает:

— Она тоже когда-то играла на этом рояле.

Я, конечно же, знал Наталью Сергеевну Афиногенову, как знали ее многие и многие белоречане. Но о своем происхождении она никогда не рассказывала. Оказывается, она — дочь бабушки Наточки!

Сразу же оговорюсь, что имя Наталии Афиногеновой-Рождественской на старый церковный манер пишется через «и» (и это, на мой взгляд, является выражением аристократизма), а вот имя Натальи Сергеевны по-советски (вернее, по-светски) записали через мягкий знак. Хотя она тоже была изрядной аристократкой! Имею в виду ее утонченные манеры и незаурядную способность передавать дух прошедшей эпохи.

Наталья Сергеевна Афиногенова преподавала нам музлитературу. Она вела уроки с такой самоотдачей, как будто от того, усвоим мы материал или нет, зависела вся наша будущая жизнь.

Помню последнюю встречу с ней через много лет, когда я уже работал в газете: она пришла в редакцию и рассказала, что в ее подъезде поселилась собака.

— Я не могу ее взять к себе, — вздохнула старый педагог.

Наталья Сергеевна в то время уже находилась на пенсии и сильно болела.

— Что делать?! — звенящим шепотом спрашивала она. — Помогите!

Не помню, чем закончилась эта история… Помню только, что Наталья Сергеевна заплакала и произнесла:

— Я обязана ей помочь, понимаете? Иначе я стану предателем!

Равнодушие она считала тягчайшим грехом. Наверное, поэтому и надорвала свое сердце.

Рассеять бы печаль

Рояль величественно стоит в одной из аудиторий музыкальной школы. Стоит как памятник!

Нина Клочкова мечтает создать в музыкальной школе что-то вроде музея, где этот инструмент станет главным экспонатом. Причем действующим!

Это будет уголок навсегда ушедшей эпохи, где жили такие люди, как бабушка Наточка. Они умели любить сквозь невзгоды и ценить каждое мгновение радости. Они, как ромашки, прорастали сквозь трещины советского асфальта…

Правда, необходима скрупулезная настройка рояля и даже его частичная реставрация. Работа, надо сказать, очень дорогостоящая. Может, найдутся благодетели, которые сумеют взять на себя необходимые затраты?

Вновь открываю сборник стихов Наталии Афиногеновой-Рождественской:

В сумерках гостиной затаилась робко,
Как в осенней песне, тихая печаль.
Клавиши белеют… Траурной каемкой,
Полировкой черной чуть блестит рояль…

г. Белорецк.