В пригороде бы жить не тужить. Но...

От центра Уфы, если ехать через Затон, на 20-м километре стоит указатель — Чернолесовский.

Эту точку на автодороге М-7 называют Подымаловской горой. Скорее не гора, а вытянутый увал.

На возвышенности всегда красиво. Особо впечатлительные дамы уверены — здесь место силы.

И как бы в подтверждение их «аксиомы» тут действительно царит настоящий рай. Птичий. Пернатые самых разных, неожиданных расцветок.

И размеров. Все, что изображено в справочнике «Птицы нашего края», здесь можно, пожив полгода-год, увидеть воочию и даже послушать. Птицы знают, где вить гнездо. Люди тоже не глупее их. Очевидно, не случайно 100 лет назад первые поселенцы решили осесть на восточном склоне увала.

Село или дачный посёлок?

Двадцатые годы двадцатого века — время первооткрывателей, рисковых людей, которым претил застой. Нынешний год, кстати, знаковый для историков, которые пытливо анализируют главное событие 1922-го — образование страны СССР.

Тогда на просторах молодой России рождались новые населенные пункты, один из которых — Чернолесовский. В его судьбе повторились все синусоиды судьбы СССР: взлеты, падения, застой, новые попытки подъема.

Сразу же внесу два юридически-грамматических уточнения. На дорожном указателе при повороте в село читаем «Чернолесовский». Заранее представляю возмущенное лицо литературного редактора нашей газеты и грозный упрек в мой адрес: «Какая неграмотность! Если село, то название должно быть «Чернолесовское». Согласен. Просто в ходе очередной бюрократической реформы, какими изобилует наша действительность, поселок перевели в статус села, а окончание у названия оставили прежнее. То ли поленились исправить, то ли не знали правил русского языка. Вроде бы мелочь, но в ней отразился российский принцип «и так сойдет».

Тем не менее жители, с кем ни поговори, повторяют как по заученному: «Наше село хорошее». И перечисляют достоинства: дороги и улицы заасфальтированы, есть газ, центральный водопровод, средняя школа, детсад, Дом культуры, магазины. Но самый главный плюс, о котором уже не говорят (привыкли как к непреложному факту), — близость к мегаполису. Там место работы большинства чернолесовцев, туда молодежь каждое утро едет на занятия в вузы и колледжи, туда по выходным отправляются отовариваться и культурно отдохнуть. Возникает вопрос: Чернолесовский имеет аграрную основу или это больше дачный поселок горожан? «Мы — пригородное село со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами», — утверждают местные. Ладно, пригород — понятие в России неопределенное, бесстатусное, зато поэтичное. Муниципальный район Уфимский весь такой: поди разберись, кто там чисто сельчанин, а кто горожанин. Как говорят архитекторы — агломерация. С запутанным бюджетом, «темными пятнами» в инженерной и социальной инфраструктуре. К бюджету и «пятнам» вернемся ниже.

А был ли чёрный лес?

Сто и более лет назад здесь был черный лес. Цветовую доминанту определяли главным образом дубы и липы. Островки их еще сохранились в начале улицы Лесной. Постепенно деревья вырубали на стройматериалы и для топки печей. О голубом топливе и каком-либо другом тогда не ведали.

Известны имена первопоселенцев: Александр Захарович Засыпкин, Степан Иванович Скорняков, Михаил Михайлович Смольников, Алексей Федорович Яблочкин. Все с семьями. Выходцы из села Красный Яр, где преимущественно жили ремесленные люди. Ясное дело, молодые. Наверное, хотели отделиться от родителей, жить самостоятельно. Тогда, после Великой Октябрьской революции, в воздухе витал дух свободы. Предоставлялись новые земельные угодья. На работу ходили в соседнее село Подымалово, вниз по горе, в колхоз имени Блюхера. В лесу собирали орехи, черемуху, грибы — на продажу. Держали пчел. В 30-е годы сюда переселились семьи Лаврентия Петровича Скорнякова, Максима Ефимовича и Захара Ефимовича Сухаревых, Александра Тимофеевича Смольникова. Таким образом, в Дмитриевской волости Уфимского уезда (тогдашнее наименование административных единиц) возникла чисто русская деревня Чернолес. В 1941 году в ней насчитывалось всего 20 дворов со 133 жителями.

Есть в истории села и такой эпизод. В 1934 году вблизи Чернолеса закладывается Уфимская психиатрическая больница Башнаркомздрава со своими постройками, транспортом, лошадьми, коровами, двумя свиноматками. Объект явно не вписывался в аграрный потенциал местности, через четыре года его передали республиканской полеводческой опытной станции, что свидетельствует о намерении госорганов развивать научное направление. Образовали отделы агротехники, агромелиорации, почвоведения, известкования почвы, защиты растений, экономики, механизаций. Создали химлабораторию, научную библиотеку. Дирекция находилась в Уфе, на улице Фрунзе (ныне Валиди), 40. Строились бараки и дома, копали колодцы. Было небольшое дойное стадо. Молоко тут же, на месте, перерабатывали в сметану и творог. Продукцию возили в город на базар и научным сотрудникам станции. На вырученные деньги покупали хлеб, который продавали своим рабочим.

Умели находить и час для веселья. Зимой собирались у кого-нибудь в доме на вечерки с гармошкой, летом за околицей на полянке.

Из потомков первопоселенцев более всего известна 93-летняя Лидия Степановна Макарова, в девичестве Скорнякова. Накануне юбилея села не проведать ее было нельзя. Глава Красноярского сельсовета Дмитрий Зубаиров и староста села Назиб Мамлеев сопроводили журналиста в дом долгожительницы.

Удивительно жизнерадостная, подвижная, приветливая. Известная в округе певунья. Почти 30 лет трудилась пчеловодом. Муж работал шофером, да давно упокоился. Трое детей кто в Уфе, кто за пределами республики. На выходные приезжают в теплый бабушкин дом внуки.

— Сейчас чай поставлю, — захлопотала Лидия Степановна, вставая с дивана. Мы ее кое-как отговорили, сославшись на занятость: дескать, проходили мимо, вот и зашли. На вопрос о здоровье дала развернутый отчет.

— Полы мою сама, в теплице порядок навожу, по двору хожу, сорняки дергаю, — радостно перечисляла хозяйка. — Вот курицу сварила, суп приготовила вермишелевый.

И она пожаловалась на вирусы, из-за которых соседи почти перестали общаться друг с другом.

Секрет здоровья и долголетия у нее простой: постоянное движение, неустанная работа, причем с хорошим настроением.

— А может, чаю? — настаивала Лидия Степановна, провожая нас до калитки. Не привыкла отпускать, не угостив. Назип Шарафутдинович обещал наведаться еще раз.

Денег было много, не знали, куда девать

По соседству в 30-е годы была организована еще одна республиканская опытная станция — по животноводству, которая вела селекционно-племенную работу. В 1935-м ее передали Башкирскому НИИ земледелия и животноводства. После войны, в 1956-м, обе станции вошли в состав Башкирского НИИ сельского хозяйства. Постепенные реорганизации шаг за шагом позволили серьезно развить аграрную науку. Тема селекционных опытов в животноводстве, растениеводстве настолько органично соединилась за полвека с названием Чернолесовский, что даже сегодня конечной точкой на трафаретках маршрутных автобусов значится ОПХ — опытное производственное хозяйство. Синоним названия села. Хотя уже несколько последних лет хозяйство медленно сворачивало свою деятельность, а с прошлого года фактически перестало работать, оставаясь формально на бумаге. «Государство отвернулось от нас, перестало финансировать», — так вкратце объяснил причину упадка нынешний руководитель. Хотя с надеждой сообщил, что в 2021 году ОПХ перешло под крышу Российской академии наук. Но финансирования пока нет.

Обидно. Ведь долгий и успешный путь врастания села в науку вселял в сельчан надежду на будущее, придавал силы, поднимал настроение. И вдруг в бурные рыночные 90-е наука оказалась в положении ребенка-отказника у единственного родителя — государства. Кстати, в Башкирии в советские годы насчитывалось то ли девять, то ли одиннадцать ОПХ. Все расформированы, кроме Чернолесовского, но оно сейчас в состоянии клинической смерти. Директор ВНИИ сельского хозяйства Анвар Шакирзянов с болью говорит, что сегодня институту удалось, преодолевая трудности, сохранить небольшие участки для научных опытов на месте расформированных ОПХ. Причин их закрытия две: во-первых, уж больно соблазнительные для бизнесменов земли они занимали, во-вторых, федеральный центр сделал ставку на импорт. Стали закупать иностранный племенной скот, семена, корма. Анвар Шакирзянов сожалеет, что чернолесовское ОПХ вместо того, чтобы влиться в институт, стало искать удачу на стороне.

У сопровождающих меня по селу главы сельсовета Дмитрия Рашитовича Зубаирова и старосты Назиба Шарафутдиновича Мамлеева в предъюбилейные дни хлопот выше крыши. Они то и дело брались за лопаты, а в багажнике автомобиля главы лежал на всякий случай весь набор плотницких инструментов, вплоть до ручной бензопилы. Больше всего хлопот доставили мусоросборные площадки. Для деревни они новое явление. То ветер раздувает мусор, то батальоны ворон разносят в свое удовольствие содержимое контейнеров, ну и собаки, конечно же. Дислокацию площадок поменяли. Но поможет ли?

Назиб Мамлеев — один из знатных сторожилов. Поселился здесь в 1969 году, когда назначили директором ОПХ. Кандидат ветеринарных наук. Ему 86 лет, но тему личного здоровья предпочитает обходить: всегда в движении, трудится на собственном участке, несуетливо исполняет общественную нагрузку — обязанности старосты.

У «хорошего села» проблем хватает. Не на всех улицах еще положен асфальт, нужно спиливать старые деревья. Центральный водопровод работает, мягко говоря, «по графику»: не хватает мощности скважины. «Прелести» сельской жизни — дома всегда надо иметь запас воды.

Эти проблемы одномоментно не решить. Надо постоянно напоминать о них районному начальству. Вежливо «выносить мозг» вышестоящему руководству — особое искусство нижестоящих.

«Можно ли возродить в Чернолесовском науку?» — этот вопрос я задавал многим специалистам и ученым. «Нужно», — отвечали все уверенно. И приводили аргументы.

— Здесь трудолюбивые и мастеровитые жители — они основной капитал, — говорит Мамлеев и в подтверждение своих слов вспоминает: — Когда-то на месте улиц Березовая, Кленовая рос прекрасный совхозный плодово-ягодный сад. Горожане собирали ягоды, а мы — выручку. Денег было много, не знали, куда девать, так как стройматериалов, техники в свободной продаже не было.

На месте сада выросли дома и коттеджи. Земля для строительства здесь дорогая, но спрос на нее большой. Село растет, на окраинах появляются двух-трехэтажные дворцы.

Сёла хорошие, а бюджет дотационный

Чернолесовский вместе с еще несколькими благополучными населенными пунктами Уфимского района входит в состав Красноярского сельсовета. Да, я не оговорился — благополучными. Но бюджет их дефицитный.

Странное явление, народу непонятное. Вот простая арифметика. Налог на имущество — дома, строения — в полном объеме поступает в местный бюджет, в год запланировано получить 767 тыс. рублей. Самый большой налог на землю — 4,8 млн. Налоги на доходы физлиц, всего два процента, — 410 тысяч. Да, мало, потому что не все прописаны здесь — большая масса в городе. Есть единый сельхозналог от крестьянско-фермерских хозяйств — он мизерный, 599 рублей. Прочие налоги и неналоговые поступления — 442 тысячи. Итого собственных налогов у сельсовета 6,5 млн рублей, а утвержденный сверху бюджет — 20,5 млн. Глубоко дотационный.

Самая близкая к народу власть — местная. Она же самая бесправная и нищая. Хотя источники пополнения бюджета не исчерпаны. Например, много вопросов к владельцам газонефтепроводов. Да, над трубопроводами колосятся зерновые, растут корма. Зато сколько над трассами подземных магистралей торчит среди пшеничного поля п-образных и прочих оголовков труб, которые занимают немалые площади, не задействованные аграриями. Или те же воспетые поэтами нефтекачалки с круговой обваловкой, где может поместиться волейбольная площадка, тоже ничем не засеянная. Какие потери земли! Сельчане настаивают на решении проблемы через прокуратуру. И пытались это сделать. Но монополисты, мягко говоря, плевали на аграриев. Вспоминается старый американский фильм «Нефть», где владелец месторождения пытается договориться с фермером о прокладке нефтепровода через посевное поле. Даже церковь привлекли к спору, чтобы разбудить у фермера «совесть». Вообще-то, разговоры о совести в Америке звучат странно и даже неуместно. О совести нефтяного бизнесмена никто и не заговорил, даже священник. В итоге договорились, но за плату, за пошлину.

Всего в Чернолесовском более 1300 жителей. С пропиской. А без прописки неизвестно. Хотя последние пользуются всей инфраструктурой: дорогами, водопроводом, школой, магазинами. Они горожане. И все блага для них в городе. Разговоры о том, чтобы мегаполис делился с пригородом, продолжаются все сто лет, но дальше слов дело не идет. Во втором столетии села эти проблемы будут только обостряться.