Подполковнику никто не пишет, или Приказано забыть

2008 год. Подполковник Зинур Усеев вернулся на родину в Чишмы. Вышел в отставку после многолетней службы следователем в органах внутренних дел. Но планы на спокойную жизнь перечеркнуло случайно услышанное: в годы войны здесь произошла какая-то трагедия. Местные — десять лет назад он еще успел застать живыми свидетелей — рассказывали страшные вещи. Будто бы неподалеку от Чишмов столкнулись в войну два поезда. Очевидцев оказалось неожиданно много. Особенно подростков того времени, которых, опасаясь за их психику, прогоняли с места пожара взрослые и милиция. Они запомнили ужасное зарево, крики людей, объятых пламенем... Как всю морозную ночь вместе с военными местные жители спасали пострадавших, расцепляли вагоны, ликвидировали последствия крушения. И делали это героически. За считаные часы удалось восстановить движение воинских эшелонов. Рассказы эти и для видавшего виды подполковника были кошмарны. Но свидетели находились снова и снова, а реакция их была одинаково искренней: не сдерживая слез, они признавались, что те ужасы преследуют их по ночам... Как тот крик из полыхающего вагона: «Я Байбурин из Сафарово!».

И Зинур Усеев, бывший следователь, не мог не втянуться в эту историю. Потеряв покой на многие годы.

Как это было

2 декабря 1942 года. 529-й день войны. Военно-санитарный поезд (ВСП) № 80, загрузив до полудня 471 раненого, отошел от станции Балашов Саратовской области и двинулся на восток. Миновав Пензу, Жигули, Шафраново, 5 декабря подходил к Уфе. В последних трех вагонах ехал 81 раненый, они были из-под Сталинграда. Там, в жестоких боях на Волге, в эти дни решалась судьба Родины.

Бойцов и командиров Красной армии эшелон мчал по мирной земле в госпитали Уфы. Кроме них поезд вез 166 раненых румынских военнопленных в спецгоспиталь города Шумиха Курганской области. В вагонах 14 и 15 были и легко-, и тяжелораненые, борьбу за их жизнь вели сандружинницы-комсомолки Особливцева, Шелестова, Завьялова и проводница Радионова.

За поездом № 80 следовал другой санитарный поезд № 191. Он шел из Оренбургской области, вез раненых в тыловые госпитали Уфы и Челябинска.

Из документов З. Усеева:

«5.12.1942 на перегоне Шингак-Куль — Чишмы оказались 2 литерных поезда. ВСП №80 стоял в ожидании разрешающего сигнала. Следовавший за ним ВСП №191 вел машинист, находившийся за управлением паровоза без отдыха уже 34 часа. Машинист заснул от усталости. Состав вел его помощник, который не заметил габаритные огни хвостового вагона стоящего впереди поезда и на полном ходу ударил в хвост ВСП № 80. 4 последних вагона ВСП № 80 (1 — ледник с хозблоком и 3 вагона с ранеными — авт.) перевернулись и загорелись.

Пожар бушевал несколько часов. Погибли 38 раненых, 4 девушки — сандружинницы и проводница. Всего погибли и пострадали 53 человека».

Говорят, что после войны находились чиновники, отвергавшие сам факт крушения. 2 февраля 2018 года, в годовщину победы в Сталинградской битве, Зинур Анварович Усеев обратился ко мне как к поисковику.

«Конечно, живых свидетелей крушения мы уже не найдем. 76 лет прошло», — сказал он мне при знакомстве. Но мне повезло разыскать здравствующую сотрудницу поезда № 191 — Марию Салманову в селе Журавка Воронежской области. 98-летняя Мария Ивановна, скорее всего, уже единственный участник событий 5 декабря 1942 года. И отыскала я ее благодаря заведующей детсадом «Родничок» города Богучар Воронежской области Надежде Аусевой. В 2008 году она записала военные воспоминания бабушки своей сотрудницы Елены Алдошиной и выложила с видео в интернет. Хотелось обнять через расстояния милую Марию Ивановну, сохранившую ясность ума, блеск глаз, прекрасную память. Ее воспоминания бесценны.

«Наш поезд № 191 собирал по временным госпиталям Воронежа, Орла, Москвы, Брянска раненых и шел в глубокий тыл Уфа — Иркутск. Несмотря на красные кресты на крышах, попадал под бомбежки.

Поезд мчался почти без остановок. Окна плотно зашторены, строго запрещалось открывать или смотреть в них. Все двери запирались на замок, все вагоны охранялись. Многие раненые были контужены, с ампутированными руками и ногами, ослепшие. Тяжело было смотреть на молодых и красивых ребят, которые не хотели жить калеками. Что только мы не делали, чтобы спасти их. Приходилось и уголь с товарняков на станциях воровать, чтобы раненые не замерзали.

5 декабря наш поезд подходил к Уфе вслед за другим поездом. Был вечер, все готовились к ужину, санитары кормили раненых. Я была у начальника поезда Бункуса, заканчивалась планерка. Вдруг резкий толчок, все попадали. Начальник поезда возмутился. Я выглянула в окно и увидела страшную картину: впереди идущий поезд подорвали диверсанты, он сошел с рельсов, наш поезд врезался в него. Вагоны рассыпались и загорелись. Люди вылезали через крыши вагонов, тяжелораненые солдаты кричали и звали на помощь. Мы бросились спасать их. Из огня доносились душераздирающие крики. Я и мои подруги, маленькие и хрупкие девчата, вытащили из огня 12 раненых бойцов и перенесли в свой, 191 поезд. Всю ночь мы спасали людей. Везде лежали обгоревшие погибшие, а спасенные люди стонали от боли. Они говорили: «Лучше бы мы погибли на войне, в бою за Родину».

Из политдонесения ВСП № 80, присланного Центральным архивом минобороны РФ:

«Команда ВСП № 80 включилась в спасение раненых и расцепки поезда. Отличились сандружинницы Яцкевич, проводник Паршуков, начальник аптеки Вийзнер и другие. Получили ожоги и ушибы старшая медсестра Стоколева и младшая медсестра Глущенко».

А Завьяловой, Радионовой, Шелестовой и Особливцевой уже не было среди живых. Их вместе с 38 погибшими бойцами и командирами похоронили в селах Чишмы и Узытамак. Без имен.

Бюро Башкирского обкома ВКП/б 12 декабря 1942 года провело заседание «О крушении военно-санитарных поездов на 4-м отделении Куйбышевской железной дороги». На 75 лет на документы был поставлен гриф «Строго секретно».

Конец замалчиванию

20 января 2007 года в районной газете «Родник» вышла статья старшей вожатой чишминской школы № 4 Эльвиры Галеевой, основанная на записях Нэли Петровны Смирновой, десятки лет собиравшей исторические данные.

Статья высветила удивительные примеры — людей, которые без всякой поддержки и огласки, по зову совести давно занимались историей трагедии. Лидия Листкова, 1929 года рождения, несмотря на возраст, вместе с подругой Бурченко десятилетиями ухаживала за братской могилой.

Многие опасались говорить о трагедии вслух. Но всегда найдутся люди, в чьих душах будет бить колокол. Нэлю Смирнову, в 1968 году пионервожатую школы № 1, рабочий станции Чишмы Николай Зеленкин, участвовавший в ликвидации аварии 1942 года, привел к железнодорожным путям. И указал на место спешного захоронения фрагментов человеческих тел. Там сажали картошку. Проведя со старшеклассниками раскопки, 20-летняя вожатая нашла жуткие доказательства правоты Зеленкина и принесла их в мешке председателю поссовета, а потом и военкому. Оба замахали руками, умоляя не распаковывать. И поддержали ее. Так Нэля Смирнова добилась, чтобы это место было огорожено, установлен металлический памятник с красной звездой и табличкой о факте трагедии. Многие годы у памятника принимали в комсомол.

Огромную работу по сохранению памяти о трагедии, разыгравшейся на чишминской земле, провели Зинур Усеев, Нэля Смирнова, ветеран войны Евгений Алексеев, Лидия Листкова. Бесценные свидетельства добавили участник тех событий Михаил Шумайлов, Елизавета Трусова, Римма Насырова и другие люди, неравнодушные к чужому горю и истории своей страны.

Девчата

Четыре девушки... Выхаживая раненых, они не спасли себя. Шелестова, Особливцева, Завьялова и Радионова, беззаветно любившие Родину и отдавшие за нее жизнь. Мы не знаем даже их имен. Очевидцы с дрожью в голосе вспоминали: одну из погибших девушек нашли сидящей в тамбуре, прислонившейся к стене, с гребешком в обгоревших волосах. И когда пришло письмо от совета ветеранов Сивинского района Пермской области, а там фотография Марии с гребешком в волосах, люди плакали...

Завьялова — единственная из 42 погибших, чье имя установлено. На сайте минобороны указано: «Мария Григорьевна. Погибла в бою 5.12.1942. Похоронена на ст. Чишма, Башкирия». Какой бой мог быть на станции Чишмы? Извещение о гибели выписано на маму, но получала сестра. Было Марии 19 лет.

И вспомнились стихи Юлии Друниной о погибшей 19-летней подруге Зинке: «И старушка в цветастом платье у иконы свечу зажгла. Я не знаю, как написать ей, чтоб тебя она не ждала». За горькие слезы их матерей мне захотелось сделать все возможное, чтобы вырвать из небытия имена девчонок.

Поиски Особливцевой привели в Красноярский край. Нахожу предполагаемого племянника Геннадия Особливцева: «Это, думаю, моя тетя Вера Макаровна!» Обзваниваю музеи, загсы, архивы (листы церковной книги истлели), военкоматы края, Зинур Усеев шлет запросы, статью в газету Ужурского района — родины Веры. Нет результата. Но верю: имена девушек мы найдем.

Куда исчезли списки погибших

Суровые строки военных архивов и эмоциональные свидетельства граждан создали в бумагах и душе Усеева большую трагическую картину. Взвалив на себя эту память, он обращается к чиновникам и требует помощи в установлении имен героических защитников Сталинграда. Ему обещают, говорят высокие слова, но остается лишь горечь от их равнодушия. Загадка и в том, что 50 ведущих архивов страны ответили: «Информации не имеется». Кроме трех. Но и там списки пострадавших пока не обнаружены. Могло ли ЧП такого масштаба в военное время не отразиться в архивах? Подполковник ждет, но ему не пишут.

Мы даже не знаем, что в 1942-м было сказано в извещениях на погибших в пожаре солдат: «пропал без вести» или «погиб в бою», как у Марии Завьяловой?

Кому было нужно, чтобы списки пропали? Сурово высказалась подруга — писатель из Брянска: «Катастрофа, несчастный случай, халатность — да все что угодно могло быть с поездами. Это роковая случайность. А вот скрыть и столько лет держать в секрете — до тех пор, пока все участники состарились и умерли, — это преступление перед ними...» Да, засекретили как раз на всю человеческую жизнь: 20 лет солдату + 75 = 95 лет.

Но, как и Мария Салманова, еще один участник событий — учитель Зия Шафиков из села Шульган Татышлинского района, пережил замыслы тех чиновников и откликнулся на запрос Усеева в газете «Кызыл тан»:

«Во время войны я служил санитаром в уфимском госпитале 3127. В ночь на 6 декабря нас срочно повезли на грузовиках на ст. Бензин. Там объявили, что в районе ст. Чишмы произошла авария санитарного поезда. Когда мы начали разгружать раненых, было больно смотреть на обожженные тела. Многих мы успели вынести ночью, чтобы никто не видел. Из двух вагонов в хвосте поезда к нам тянулись руки — жестами люди просили курить. Мы дали им махорки и спросили: «Вы что, фрицы?» Один ответил: «Румыны мы». Их повезли на поезде куда-то дальше. Наших мы доставили в сортировочный госпиталь 3127 в парке имени Якутова».

Благодаря Зие Шафикову мы знаем номер госпиталя. Но списков раненых и погибших с датой 5 — 6 декабря нет и здесь. А их как минимум должно быть три: при загрузке на ст. Балашов, при лечении в поезде, при прибытии в сортировочный госпиталь Уфы. Мне удалось выйти на родственников и коллег начальника госпиталя 3127 майора Николая Дмитриевича Вичина в городе Удомля Тверской области. Но, прислав замечательные воспоминания, они не нашли в его документах упоминаний о том дне.

Руководитель поисковых отрядов РБ Ильдар Бикбаев в 2015 году провел исследование в архиве медицинских документов Санкт-Петербурга, но и там имен погибших не обнаружено. Сотни моих звонков и обращений во все концы страны не помогли узнать, кто эти солдаты, откуда призваны, где их родные... Пока... Поиск ведется лишь на энтузиазме и на полном самообеспечении.

О доблести

Марию Салманову, служившую в санитарном поезде с 1942-го по 1945-й, пережившую бомбежки, кровь и смерть, крушение под Чишмами, где она спасала раненых, по нашему ходатайству реском КПРФ Башкирии наградил медалью «100 лет Красной армии». В день 98-летия мы сообщили ей эту весть. Мария Ивановна Салманова — почти ровесник Красной армии. И уже воронежские товарищи по партии добрались до села Журавка окружными путями из-за разлившегося Дона и торжественно вручили героине медаль.

«Счастье и слезы, — пишет мне ее внучка Елена. — Бабушка аж помолодела, перебирает фотографии, где живы для нее начальники санпоезда С. Бункус и Шура Краснянская, майор Сергей Мерелло, «главный по продовольствию» Савелий Кац, главврач Надежда Васильевна Рыжкова, медсестры Серафима Падунова, Лена Смирнова, Фруза...» Мария Ивановна рассказала мне по телефону, как под перестук колес они, молодые девчонки, поддерживали в израненных парнях мечту о послевоенной жизни, как встретила она в поезде свою любовь — лейтенанта Николая Салманова и прожили они вместе 55 лет.

«Вспомни имя моё»

Время показало: память о 38 бойцах и четырех девушках, чья жизнь оборвалась на мирной земле, жива в народе. Наперекор кому-то наверху, кто постановил забыть чишминскую трагедию. «За это время многие ветераны, очевидцы крушения, ушли в вечность, — говорит Зинур Усеев. — Крайне больно было признаваться им в бессилии по установлению личностей. Несколько поколений школьников с учителями искали имена. И сегодня ребята задают мне вопрос: почему имена солдат неизвестны?».

В этом году мы отметили 75-летие победы в Сталинградской битве. Звучало: «Не забудем ее героев». И вот ее героев, погибших под Чишмами, дети и внуки где-то по России ищут до сих пор. Но они лишены права знать, где могилы их отцов и дедов.

Для солдата самое страшное — остаться безымянным. Думал ли солдат, не отступивший в пекле сражения за Сталинград, что он погибнет чуть не на пороге тылового госпиталя, а его имя предадут забвению?

И сегодня ребята задают мне вопрос: почему имена солдат не известны? На днях разыскала поразительно cхожий случай. 3 марта 1943 года между Златоустом и Миассом произошла катастрофа с воинским эшелоном, в котором с Дальнего Востока на фронт ехали военные моряки. Погибли 58 человек. В Златоусте в 1985 году при огромном стечении людей открыт мемориальный комплекс в честь всех погибших моряков, отданы воинские почести, увековечены имена, в их память проходят автопробеги, люди приходят на экскурсии.

Я же не встретила ни одного знакомого, кто бы слышал о трагедии в Чишмах.

P.S. Подполковник в отставке Зинур Усеев живет мечтой: найти и увековечить на памятнике имена бойцов и командиров Красной армии. Что заставляет человека 10 лет шагать по дороге, которой не видно конца? Обстоятельства беспощадной жизни сбивают шаг. Но разве можно отступиться от такой цели? И потому подполковник не сдается.