Такая работа: большая вода...

...В Комсомольске-на-Амуре им было труднее всего. Там обстановка усугубилась тем, что к большой воде добавилась накопленная усталость. Но все равно приходилось нести круглосуточные дежурства в затопленной зоне, поскольку люди продолжали жить на крышах и чердаках, охраняя свои дома. Однако терпению наступал предел или подводило здоровье, и тогда они обращались за помощью. Тем не менее все эти трудности спасателей не особенно смущали. Больше всего их огорчало засилье бестолковых чиновников и несогласованность действий руководящих структур. Обидно было губить время в тупом ожидании, когда где-то, образно говоря, вода подступала к горлу.

Сейчас напротив входной двери в Уфимский филиал Приволжского регионального поисково-спасательного отряда МЧС России висит «молния», которую выпустили сослуживцы к возвращению десанта с Дальнего Востока. Там 25 наших земляков помогали преодолевать удары стихии. Настенная печать сообщает, что в период с 8 августа по 28 сентября уфимские спасатели совершили 233 выхода на поисково-спасательные работы, спасли 986 человек, в том числе 137 детей.

И, что особенно примечательно, очень хорошо себя проявили молодые спасатели, которые, несмотря на холодную погоду и невозможность толком просушить одежду, зачастую голодные, поскольку просто некогда было поесть, безропотно в любое время суток отправлялись в заданном направлении.

Держали дамбу на плечах

Когда в первые дни пребывания в Амурской области шло резкое подтопление, работы было невпроворот. Приходилось эвакуировать не только стариков и детей, но и неходячих инвалидов. Спасатели поднимали их прямо в колясках и несли к лодкам — сами по грудь в воде. Заканчивается дежурство, дух перевести наконец можно, а им говорят: «Надо идти дамбу спасать от прорыва!». И они шли, мокрые, усталые, засыпали на ходу, но никто не ныл, не ворчал. В том, что устояла Мылкинская дамба в Комсомольске-на Амуре, — немалая заслуга уфимцев. Когда в пик паводка поднимался ветер, волны перехлестывали с противоположной стороны и начинали размывать дамбу — ребята буквально держали ее на своих плечах. Поднимали резину вверх и принимали удары стихии на себя. Не только наши — все! Каждый день совершали подвиг. Поднимались по тревоге, и бегом! По двое суток без замены! И мизер теплой одежды: уезжали из дома, еще лето было. В качестве подогрева — лишь интенсивный физический труд.

Если бы Мылкинскую дамбу прорвало, более 100 тысяч человек затопило бы до уровня второго этажа.

— Что самым трудным было для нас в этой ситуации на Дальнем Востоке? — не сразу может найти ответ на столь простой вопрос начальник уфимского отряда спасателей Вячеслав Климец. Конечно, ему-то, наверное, все нипочем, уже четыре десятка лет спасает людей. А на вид — будто ему всего столько годков от роду. И поразмыслив, мой собеседник продолжает: — Наверное, сложнее всего — длительность командировки. А так мы к трудностям привычные. Никому и в голову не придет сетовать на плохие бытовые условия — это само собой, других и не бывает. Жили в палатках, в доме культуры на полу, в спортзале пожарной части… А работа, она и здесь во время паводка точно такая же… Хотя нет, у нас сложнее. Особенно в Зауралье по весне, когда вода со льдом идет. А на Дальнем Востоке поначалу тепло было, август же… Ну, и еще напрягала несогласованность руководства в Амурской области. Была такая ситуация: взяли десять человек в вертолет, вроде как на разведку. А там — прорыв дамбы, работа срочная. Ребята без снаряжения, без гидрокостюмов. Сверху — сильные ливни льют. Снизу паводковые воды наступают. Пришлось вручную, без лодок эвакуировать людей буквально на себе. Спасло то, что вода была теплая.

Многое зависело от глав администраций, от того, как они смогли организовать работу. В одном селе соорудили преграду и успокоились, а вода размыла ее и пошла дальше. А в Калинино Михайловского района глава придумал сирену включать. Вода поднимается — сигналят общий сбор, и все бегут дамбу укреплять. Местные жители тоже по-разному себя вели: одни до последнего сражались за свои дома, другие сразу опускали руки.

Бумажкой прикрывали тыл

Чиновничьим беспределом у нас в стране трудно кого-либо удивить, но в условиях чрезвычайных ситуаций он бывает опасен особо.

— Больше всего нас поразила полная несостоятельность чиновничьего аппарата. Огромная неповоротливая махина — это центр управления кризисными ситуациями. Чиновники вместо того, чтобы руководить нами, ставить задачи, все время выясняли у нас, где мы находимся, — возмущается опытный спасатель Сергей Буев. — И нам приходилось много времени проводить в бессмысленном ожидании. И когда люди остро нуждались в нашей помощи, мы вынуждены были от нечего делать собак с крыш снимать. Многие из чиновников были озабочены тем, чтобы прикрыть свой личный тыл лишней бумажкой, собрать побольше никому не нужных отчетов, чтобы создать видимость бурной деятельности. Например, такая банальная ситуация, когда нас из Благовещенска должны были перебросить в Еврейскую автономную область: мы приезжаем на аэродром, и выясняется, что наш вертолет битком забит. Кто-то из кабинетных умников пытался на борт, рассчитанный на пятьдесят человек, впихнуть сто пятьдесят!

— Может, просто в суматохе что-то перепутали? — пытаюсь найти оправдание нерадивым «командирам».

— Суматоха, говорите? — продолжает «кипеть» Сергей. — Даже такого понятия не может быть в работе подобной конторы. Это все равно, что мы прибываем на место какой-нибудь катастрофы и начинаем суматошно бегать вокруг и кричать «Спасайся кто может!».

Или «героический» вылет в Шемановск: нас туда отправили для организации лагеря беженцев. Когда прилетели, над нами посмеялись: зачем огород городить, есть же школы, детсады — их вполне хватит, чтобы разместить людей. Но мы, хоть и попали туда случайно, пригодились: произошел прорыв плотины.

И еще спастатели говорили о том, насколько опасна излишняя самонадеянность. Отчего-то мэр Комсомольска-на-Амуре решил, что уровень реки выше шести метров не поднимется, и все! А потом, когда зашкалило за девять, солдатикам пришлось судорожно эти дамбы держать. Мешки с песком закидывать, когда вода перехлестывала вовсю. И героизма надрывного, и печальных последствий можно было избежать, ведь прогнозируемый уровень был известен. Бывало, что спасателей не пропускали к пострадавшим из-за того, что где-то по пути должны состояться встречи кандидатов в депутаты с избирателями.

А где заступники народные?

Спасатели, как Чип и Дейл из известного мультика, спешили на помощь в разных ситуациях. Мебель, например, поднять на чердак. Или старушка просит картошку выкопать — хоть частично спасти урожай — как тут откажешь?! А один дедок уговаривал барашков зарезать — все равно они обречены погибнуть под водой.

— Одного — мне, другого — себе возьмите, — пытался он заинтересовать помощников потенциально качественным пропитанием, хотя спасателям и хранить мясо негде, и готовить не на чем.

В целом народ по-доброму относился к эмчеэсовцам. На улицах подходили совершенно незнакомые люди, говорили: «Спасибо, что город спасли!».

Байкеры примчались с ревом к дамбе, здесь переоделись в рабочую одежду и принялись азартно таскать мешки с песком. Удивили и гастарбайтеры. Спасателям паек выдавали продуктами, которые негде и некогда было готовить. Узнав об этом, узбеки привезли огромный котел, рис, мясо и приготовили плов прямо на улице. Ну и бабушки местные, разумеется, пирожками подкармливали.

— Когда проходил телемарафон, в фейсбуке, к примеру, высказывались весьма противоречивые мнения. Некоторые обвиняли государство в том, что пытается за счет пожертвований народа оказать помощь пострадавшим, в то время как на Олимпиаду в Сочи тратятся гигантские суммы, — пытаюсь спровоцировать на праведный гнев Вячеслава Владимировича.

— Не в этом дело, — мирно отвечает он. — Государство делает все возможное. Меня убивает, что безучастными к этой беде остались люди, которые десятки миллионов долларов в месяц получают. Тот же Прохоров, на словах всегда выступает за народ — где он? Неужели материальное благополучие баскетбольного клуба, который он спонсирует, важнее жизни миллионов людей, попавших в такую большую беду?! Положение там настолько страшное, что слов не подобрать. Амурская область — дотационная, специализируется на выращивании сои. Урожай пропал полностью. Даже относительно благополучные районы — благополучно потонули. На что жить? Особенно плохи дела в глухих деревнях, где люди перебивались как-то, занимаясь натуральным хозяйством. Мы там были — даже смотреть на это тяжело. На следующий год прогнозируют крайне плохой урожай — поля затоплены. Выпасов нет. Сено унесло. Скот кормить нечем, придется забивать. Картошка сгнила. Люди боятся даже думать на тему «как жить», слезы сразу на глаза наворачиваются.

Мы уезжали — на сопках уже снег лежал. Вот-вот морозы ударят. Если в трещины фундаментов вода попала — разорвать может. Дома не просохли. Как в них зимовать? Все это подхлестнет отток населения. Многие говорили, что бежать им оттуда надо. К тому же на будущий год опять обещают паводок. Следует разобрать дамбы, иначе там, где вода прошла, она встанет и не уйдет. И в то же время к возможному предстоящему наводнению тоже готовиться надо.

Круче волн хлестали эмоции

Есть такое понятие — синдром экстремальной ситуации. Особенно масштабно он проявился в годы Великой Отечественной: люди терпели голод и холод, даже спали на снегу, но особо простудами не страдали. Человеческий организм как бы тоже подлежит мобилизации на войну. На Дальнем Востоке, по нынешнем меркам, ситуация сложилась нереально опасная в плане санитарно-гигиенической обстановки. Просушиться негде — кругом вода. Умыться — тоже, потому как вода эта очень грязная. Питьевая — даже не пахнет, резко воняет хлоркой. Но все равно пьют — после кипячения. В Амур стекла вся гадость из канализации и выгребных ям с нашей стороны. А с китайской приплыли все химические «удобрения», которые во всем мире запрещены, а там применяются. К тому же размыло скотомогильники. В таких условиях приходилось работать. Но ничего — все вернулись живыми, здоровыми. Как они сами говорят: «Без кашля и насморка не обошлось, но пронесло — отделались на уровне легкого чиха».

Физически трудно было работать на укреплении дамбы: мешки с песком, которые приходилось таскать сутками, реально имели неподъемный вес. А психологически сложно — общаться с людьми, которые панически боялись потерять свое имущество. Как утешить человека, который своими руками построил дом, а его буквально в два счета целиком унесло водой?! Или как убедить хозяина, когда уровень стремительно поднимается, а он не желает покидать родные стены, говорит: «Вместе с домом буду тонуть, куда я без него?!» Психика у всех разная, и порой круче волн людей захлестывали эмоции. Приходилось убеждать, что будет дежурить полиция, что мародеров в зону затоления не допустят, что в конце концов дом — дело наживное, главное — самому в живых остаться.

Шампанское спасатели не пьют

Таких, кто на Дальнем Востоке пожалел, что связал свою судьбу с делом спасения людей, не было и быть не могло: помимо кадрового отбора негласно присутствует естественный, и остаются в отряде самые сильные. И случайные кадры, которым оказалась не по зубам такая каторжная работа, да еще сопряженная с риском, давно дали задний ход. Но вместе с тем попасть в отряд не так-то просто: очередь из желающих работать спасателем довольно внушительная — приблизительно пять человек на место. А уж те, кто «пустил здесь корни», не мыслят своей жизни вне отряда, говорят, что все они — большая семья. И уходить из нее крайне тяжело.

На вопрос: «Как женам их работа нравится?» спасатели дружным хохотом отвечают:

— Очень не нравится.

— А зарплата?

— Зарплата им не нравится еще больше!

И выделяется из общего хора сольный крик: «Уже два раза из-за этой работы развелся! Тяжело женам без мужей!»

Если учесть, что шесть — восемь месяцев в году ребята проводят в командировках, удивляться не приходится. Тем более на фоне популярных призывов к легкой жизни.
Глядя на этих отчаянных молодых людей, убеждаешься, что в современном мире есть профессии, которые сродни судьбе. И любовь к ним не определяется количеством особых материальных благ. Скорее, наоборот: она существует вопреки их наличию. Суточные у спасателей — всего сто рублей. Даже обеспечение служебных собак государству обходится дороже — больше трехсот рублей.

— А так, все нормально. Мы ведь из железа сделаны, — веселятся спасатели. И на душе — радость, когда удается кому-то помочь, неважно — оценят это или нет. Главное, сам про себя знаешь: сделал все, что мог.

Алексей Крылов, например, свой выбор определил еще в детстве. Скорее всего это было неосознанно, но не зря говорят, что мы все родом оттуда. Он купался с братом в пруду, и мальчишка начал тонуть. И, как обычно бывает в таких ситуациях, стал кричать, топить Алексея, который пытался ему помочь. Но удалось поднырнуть и вытолкнуть пацана на мелкое место. Позже еще пара подобных случаев приключилась. И как-то так постепенно, но уверенно пришел к тому, что работа спасателя — для него.

Для Димы Кононченко такая командировка на Дальний Восток — первая. Сам он доволен: «Больше года ждал, когда возьмут в отряд. Приятно, когда можешь помочь людям». А ребята подшучивают: «У Димы де-жа-вю приключилось!». Оказывается, он три года по контракту служил в погранвойсках именно в тех краях.

Ильвир Сабахов в три раза уменьшил себе зарплату, променяв хорошо оплачиваемую работу на службу в отряде. Но по нему не видно, что особо сожалеет. Его радует перечень освоенных им специальностей: водолаз, судоводитель маломерных судов, газоспасатель, промышленный альпинист, спелеолог...

— Осталось обучиться на шахтера, — шутит Ильвир.

Конечно, деньги лишними никогда не бывают, но и работу, более достойную для настоящих мужиков, чем в службе спасения, не так легко найти. Все это понятно, но странно другое: если судить по зарплате — почему в нашем обществе так ценятся разные брокеры, маклеры, риелторы и прочие «швондеры» и ростовщики?! А люди, рискующие собой ради спасения других, обречены влачить чуть ли не нищенское существование?! Говорят: «Кто не рискует — тот не пьет шампанское?» Нашим спасателям хотя бы на хлеб заработать. И хорошо бы — с маслом!

Когда прощались, снова обратили внимание на «Молнию» у входа. Неугомонный Буев опять въедливо принялся комментировать указанные там цифры:

— Вот — спасли 986 человек! А был у нас такой случай. Мужик стоит на балконе второго этажа. Мы предлагаем ему: «Давай вывезем». Он отказывается. Убеждаем, что вода идет, затопить может. Убедили. Вывезли. А потом кто-то видел, как он с двумя авоськами пива обратно приплыл. Ну и как считать, спасли мы его или нет?

Вот такие они, спасатели... На славу не падкие. Легкие на подъем. И палец им в рот не клади. И хлебом их не корми — только дай возможность кого-нибудь по-честному спасти.