Голкипер Межгорья

Агидель, Белебей, Благовещенск, Белорецк, Баймак, Кумертау, Межгорье — моногорода. Звучит как диагноз. Города с проблемной судьбой. Так и хочется сказать: дети, которые нуждаются в повышенном внимании родителей, в любви и в дополнительных расходах.

Есть соблазн обратиться к высокому чувству: детей не бросают, тем более трудных. Однако останавливает другой прецедент: огромную страну бросили в свое время, а тут маленькие города…

Можно сколь угодно долго говорить о том, что моногородам требуются особые программы поддержки, развития, особенные проекты, налоговые послабления, но ничто из перечисленного не сработает без одного необходимого фактора — наличия в моногороде яркой личности, сильного руководителя, самоотверженного и бескорыстного. Да, эти качества сегодня не в моде. Но ведь как востребованы! И уже немало примеров, когда именно такие люди, встав во главе коллектива, способны на мощный прорыв.

Межгорье — единственный из всех моногородов республики и, поговаривают, один из немногих в стране, который являет собой уникальный пример социума, в котором не позволили уничтожить все хорошее из советского прошлого и осторожно прививают рыночные ростки. Своего рода опытное хозяйство. Объяснение простое: межгорьевцам повезло на лидеров. Кстати, когда-то горожане сами выбрали их себе, по всем правилам демократии.

В качестве наказания — в Кузъелгу

История Межгорья развивалась как будто по божьему провидению. События странным образом вытекали одно из другого. Прежде чем в глубокой тайге Белорецкого района, у подножья Ямантау, вырос нынешний закрытый город, на том месте 165 лет назад, как доносят первые упоминания, было создано спецпоселение, куда владельцы Белорецкого плавильного завода высылали провинившихся рабочих на постоянное жительство для производства древесного угля, без которого не мог работать завод. Лес рубили летом, зимой по санным путям свозили к рекам, весной по большой воде сплавляли до куреней, где выжигали уголь. Адские условия жизни и работы.

В 1930 году на места этих закрытых поселений стали свозить новых ссыльных — раскулаченных и «политических». Новая волна людей представляла сгусток народонаселения СССР — до сотни национальностей многих вероисповеданий и сословий. Массы людей, несмотря на разность языков, культур, традиций, жили очень дружно, одной семьей. Трудились в высшей степени производительно, делились друг с другом последним.

Нам удалось встретиться с двумя сестрами — Раисой и Расимой, в девичестве Халиковыми, отец которых был учителем в школе спецпоселения Кузъелга. Сегодня Раиса — заместитель директора школы № 3 Межгорья, а Расима — начальник методического отдела Межгорьевского гороно. Они до мелочей знают историю спецпоселения из рассказов родителей. Изучили свою родословную, гордятся тем, что раскулаченный и сосланный сюда дед, известный хозяйственной сметкой и мужицкой силой человек, был награжден на лесоповале призом «Золотой топор». Он единственный, кто мог в день заготавливать до 12 кубометров дров при норме два. В школе дети учились без тетрадей: одна сосланная интеллигентная семья привезла с собой в Кузъелгу немалую библиотеку и выдавала школьникам блокноты, сделанные из книг классиков — дети писали между строк. «Враги народа» знали, что одного кубометра дров средне-расчетно хватает для выплавки миномета. И старались по-стахановски… Радовались победе в Великой Отечественной войне вместе со всем народом.

Сегодня бывший лагерь превратился в прекрасный дачный поселок на месте впадения горной речки Кузъелга в Инзер. Бывшие бараки сносят, на их месте вырастают коттеджи и прекрасные домики. Свобода!

Кузъелга, несмотря на свой статус ГУЛАГа, была культурным центром в тайге. Его наследием посчастливилось воспользоваться тем, кто приехал сюда (уже добровольно!) как третья волна в конце 70-х — на строительство уникального объекта, в составе которого заложили город Межгорье, прямо за околицей Кузъелги. Дети ссыльных стали представителями лучшей части интеллигенции в городе.

— Вот и делай вывод: только в нечеловеческих условиях спецпоселений проявляются у людей самые лучшие человеческие качества? — обращаюсь к сестрам после их эмоционального рассказа.

Они затихают, и после долгой паузы старшая осмеливается на предположение, правда, в шутливой форме:

— Вы не журналист, а прямо работник секретных служб.

Начиная с 1956 года, после разоблачения культа личности Сталина, многие поселенцы стали разъезжаться.

Однако лучшие традиции советского народа помогают вырасти другому городу. Из всех уголков СССР сюда съезжаются тоннельщики, горные специалисты, проходчики. Большинство наиболее опытных и совсем молодых специалистов по натуре романтики — приехали строить новый город, не испугавшись жизни в палатках и бараках. Это уже не ссыльные, а внутренне свободные парни и девчата. И опять поселению покровительствует, что ли, Всевышний: есть шлагбаум на въезде, есть у города особый статус закрытости. Закрытости от кого или чего? По единодушному мнению самих жителей — от пороков современной рыночной неразберихи. Здесь нет криминала, родители не боятся за детей, играющих во дворе до позднего вечера, автомобили без противоугонов, нет бомжей и брошенных собак. Разве не этого мы все хотим сегодня в больших городах и маленьких селах?!

На вахте по всей России

Управление строительства № 30 специализируется на работах под землей: метрополитены, стволы шахт, тоннели. Полное название: ФГУП УС-30, то есть государственное в полном смысле слова. Это единственное предприятие, на котором трудится абсолютное большинство жителей Межгорья. Пока существует УС-30, существует и город. Таков закон жизни этого монопоселения.

В 1988-м руководителем управления стал Владимир Абрамчук, работавший главным инженером. Как говорится, свой в доску человек среди тоннельщиков. Его жизненный путь схож с биографиями многих работников УС-30. Коренной сибиряк, детство прошло на Алтае. Дед и бабушка по материнской линии — из кержаков, то есть раскольников. Отец работал машинистом на железной дороге. Мама — домохозяйка, так как в семье росло пятеро детей. Владимир пропадал на футболе, от природы — вратарь, поэтому был нарасхват в различных командах. Когда учился в Новосибирском институте инженеров железнодорожного транспорта, выступал на молодежном футбольном чемпионате СССР за новосибирский СКА. Забить гол в его ворота было сложно.

Забегая вперед, скажу, что Абрамчук так же успешно отражал в последующем удары, наносимые так называемой рыночной экономикой по позициям УС-30. Игра-то шла зачастую не по правилам. Но у Межгорья был цепкий голкипер.

После института Владимир строит тоннели в Армении, затем Байкало-Амурскую магистраль. Делает карьеру как способный инженер. Руководит проходкой знаменитого своей сложной геологией Северо-Муйского тоннеля. «Там были такие плывуны и карсты, которым уфимские не чета», — вспоминает Абрамчук, сожалея, что в Уфе до сих пор не приступают к прокладке подземки, хотя есть федерально-кремлевское благословение.

Тогда, 25 лет назад, на ранней стадии государственных реформ и тихих переворотов были введены в моду демократические методы управления — Абрамчука коллектив выбрал голосованием своим начальником, сверху никто не назначал.

В те годы еще никто бы не осмелился на прогноз, что коллектив УС-30, как и вся строительная отрасль страны, подошел к краю пропасти. Совсем скоро не стало заказов, строительные организации распадались. Абрамчук и его команда не сдались и не пошли на поводу стихийных событий: за ними стоял целый город, где жили семьи, дети. Отступать на Кипр, в Америку, в Израиль — это был не тот путь для подземных строителей. Все они жили надеждой, что уникальный коллектив, состоящий из людей редких профессий, не может быть не востребованным в стране, где плохие дороги, мало тоннелей, а города задыхаются без метро.

Тоннельщики в России, как правило, знают друг друга, у людей, спускающихся под землю, развито чувство локтя. Они объединились в одну общественную ассоциацию — считай, партию, но не политическую, а производственную. Владимир Абрамчук, как и большинство специалистов УС-30, со студенческой скамьи рос в этом дружном сообществе, и иных ценностей, кроме как честь, достоинство, долг, у него не было. С этими высокими понятиями — без всякого пафоса — тоннельщики России смогли выстоять в годы реформы страны. Помогали друг другу, делились объектами, объемами работ. Так и выстояли.

Цена простого понятия «выстояли» очень высокая. Коллектив предприятия вынужден трудиться в основном вахтовым методом, география объектов — вся Россия. Разъезды изматывают людей, их семьи, но другого варианта пока нет. УС-30 участвовало в строительстве метрополитенов в Днепропетровске, Екатеринбурге, Самаре, Челябинске, в проходке стволов рудника «Чебачий», в Пермском крае для компании «Еврохим», железнодорожного тоннеля на руднике «Апатит».

Много сделано в Башкирии: объекты Юмагузинского водохранилища, реставрация опор мостов на Белой, Уфимке, Деме, плотины Павловского водохранилища, укрепление сводов храма Рождества Богородицы и объектов Гостиного двора в Уфе. Продолжается проходка Уфимского автодорожного тоннеля, много объектов промышленного и социального назначения на территории Белорецкого района.

Автобаза разве что не вяжет веников

— Сегодня главная задача — сохранить коллектив и город. У нас работают 2,8 тысячи человек, вместе с семьями получается свыше 10 тысяч, — раскладывает нехитрую арифметику Абрамчук, а я жду, когда он вот-вот подойдет к главной теме, которую современные менеджеры прочно оседлали, — к теме оптимизации, но Владимир вел с журналистом другой разговор: — Понимаю, что проходчикам тяжело сегодня. Особенно, когда объекты консервировали, как было, например на Уфимском тоннеле. В такой ситуации нельзя избегать людей, надо встречаться и говорить сколь угодно долго, они поймут, если видят искреннее отношение. Понимаю, что вахтовый метод не должен прописаться навечно, у него больше минусов, чем плюсов. В то же время благодаря удаленным объектам мы смогли за три года поднять среднюю зарплату до 30 тыс. рублей, ставим задачу в 2015 году довести ее до 40 тысяч. В подразделениях проводим техническое перевооружение. Есть стратегия на ближайшие пять лет: в 2011 году выполнили работ на 2,8 млрд рублей, в прошедшем — на 4, в нынешнем — будет на 5 млрд, к 2015-му должны перевалить за 6 млрд рублей. Стараемся «привязывать» работников к Межгорью семьями. Например, ежегодно по 28 студентов — детей наших сотрудников — обучаем за счет предприятия. Омоложение происходит за счет своих. Открыли учебный пункт — ПТУ для подготовки рабочих кадров. Есть еще учебный полигон для повышения квалификации. У нас развита династийность, дети продолжают дело родителей — это лучше во всех смыслах.

Абрамчук повторял как заклинание: руководители всех семи подразделений УС-30 задачу «номер один» видят в одном — в сохранении коллектива, в бережном отношении к людям.

— Вот у нас есть автобаза, каких по стране десятки тысяч, — приводит он пример и предлагает туда проехать. — Эта автобаза не только возит грузы и пассажиров, но и выпекает хлеб, шьет рабочую одежду, теперь осваивает строительство и ремонт дорог.

Едем на автобазу, которая разве что веников не вяжет. В принципе, можно было и не ехать: хлеб, считающийся самым вкусным в городе, можно отведать в столовой, а одежда — вон она, на всех водителях, одно слово — фирма! Но приехав, убеждаемся, что не ошиблись. В здании идет ремонт, в некоторых отделах он уже закончен. Например, в плановом обои под золотую охру, стулья тоже обтянуты тканью с золотым переливом. «А не поискать ли в них, порезав предварительно ножичком, алмазы?» — вслух говорю начальнику отдела Зинаиде Беловой о своих ассоциациях с «Двенадцатью стульями».

— Мы выбрали такую цветовую гамму для своей комнаты, — улыбается она и поясняет: — Начальник автобазы Владимир Николаевич Пискарев разрешил каждому отделу приобрести обои на свой вкус. Он у нас добрый. Все-таки полжизни проводим на работе.

Пискарев где надо — добрый, а где надо — суровый. Вон, территория вся блестит, техника, хоть и старая, а выглядит как боевая — всегда в состоянии готовности. Помимо пекарни, швейного и дорожного участков, на автобазе открыли автошколу, получили лицензию на обучение. Освоили капитальный ремонт двигателей. Вот так, потихоньку, выручка и набегает. Мотивация одна — забота о людях. Без нее не пошли бы здесь ростки малого бизнеса.

— Я в конце месяца обязательно просматриваю табели по зарплате. Смотрю, кто меньше других заработал, — рассказывает Пискарев. — Выясняю почему. Бывает, что кому-то дали маленький объем работы, ведь у нас люди в основном трудолюбивые. В следующем месяце мы ситуацию выправляем, чтобы обиды у человека не было.

Кстати, такой стиль работы характерен для всех руководителей подразделений УС-30. Согласитесь, читатели: когда кто-нибудь из нас видел такую отеческую заботу от руководителя?! Да и увидим ли: сплошная оптимизация.

Сестры Расима и Раиса Халиковы: здесь прошло их «ссыльное» детство.

Директора автобазы Владимира Пискарева (слева) легче найти в цехе, чем в кабинете.

Зента Карловна Берзина приехала в Кузьелгу в молодости вслед за мужем, родители которого были репрессированы.

Лариса Пристинская — швея от Бога.

Токарь Евгений Чижов — глаз-алмаз и золотые руки.