В военкомат призывник Ахтариев чуть не бегом бежал

Невольно подумалось: какие пальмы в северном Бураевском районе?! Но вот же она! Искусственная, правда. А вот и хозяин — крепкое рукопожатие сомнений в его силе не вызывает. Хотя ему, бойкому и подвижному, вот-вот сто лет стукнет!

— Давайте в дом, самовар кипит уже, — похлопывает по плечу Загит Рахимянович. — Что вы в дождь-то пешком? Подвезли бы. Можно, первый вопрос я задам? — пытливо смотрит он на меня. — Вот у нас служило много ребят-украинцев.

Сейчас тех солдат нет уже, конечно. Но какое право бандеровцы имеют руку на Россию поднимать? И почему им руки эти до сих пор не обломали?! Ладно, это я телевизора насмотрелся, теперь вы спрашивайте. Да, чай обязательно с медом пейте, согреетесь. Мед свой, не сомневайтесь. Пять пчелосемей держу. А пальма у входа — это как память. Хотя много разных диковинных растений повидал.

Вот говорят, годы берут свое. Видимо, смотря над кем. Все четко, по датам помнит наш герой:

— Родился я 10 июля 1926 года в деревне Кудашево, недалеко отсюда. Отец, Рахимян Ахтариевич, в лесхозе работал, мама, Фатима Мавлетовна, — в колхозе имени Кирова. Эх, какой колхоз был! Самый передовой, я еще помню, как его поднимали. А потом... Такое хозяйство умудрились развалить! Я сам там работал — начиная с четвертого класса нас выводили то поля пропалывать, то колоски собирать, что после комбайна остались. Времена такие были: если три колоска в карман положишь — кто-то из родителей на Колыму отправится. На сенокосе помогали, конюхом работал. Жили очень бедно — скрывать не буду. Ходили голодные и полураздетые. Карточная система была. Не такая, как при Горбачеве — по килограмму колбасы. Муки едва на пару недель хватало. Не знаю, как выжили. Щавель в поле собирали, ягоды, грибы, орехи лесные. А потом война… Старший брат Хаким под Курском погиб. Были еще братья — Гадельян, Сави, их нет уже, есть сестра Альфия.

От жизни такой решил я уехать в Кузбасс, на шахту устроился. Но не выдержал труда шахтерского — полуголодный ведь был. Пусть кто как хочет думает, а на войну я прямо стремился: да, могут убить, зато оденут и накормят по-человечески.

Так что, когда повестку в ноябре 1943-го получил — в военкомат чуть бегом не побежал. А там не знают, куда меня деть: рост — 149, вес — 45.

Направили на Дальний Восток, где Япония угрожала. Определили в 205-й стрелковый полк, 82-ю минометную батарею, наводчиком. А миномет-то больше меня и тяжелее. Но мы с ним свыклись как-то, сдружились даже. Нам было велено в прямые столкновения с японцами не вступать, чтобы они на нас свои войска не двинули. Хотя провокаций с их стороны было немало. Обстрелы нашей территории, перебежчиков десятками ловили. Мы тоже отвечали, я своим минометом пехоту поддерживал. Нас ведь там целый интернационал собрался: русские, татары, марийцы, башкиры — кого только не было. Помню, плакал, когда в одном из боев сразу 75 наших полегло, я знал каждого.

О начале войны с Японией я узнал в городе Шкотово. В течение двух часов нас снарядили, выдали оружие: кому автомат, кому винтовку, кому револьвер — и отправили во Владивосток. Вообще, про те годы можно многое рассказывать. Но особо запомнился пеший марш до Влади-востока. В нашем минометном расчете было семь человек. Еще была лошадь, на которой везли миномет. Так как я был первым номером расчета, шел первым, держась за двуколку, а за мной по цепочке, держась за ремни друг друга, шли остальные. Мы настолько уставали, что засыпали на ходу. В один момент я, наверное, заснул и отпустил телегу, упал в трехметровый противотанковый ров. Весь расчет, который держался за меня, упал в ров вместе со мной. 75 километров прошагали пешком до Владивостока. Там нас посадили на катера и высадили в порту Сэйсин в Республике Корея. Все жители города попрятались в бомбоубежищах в скалах и вышли оттуда только на второй день, после освобождения. Прорвав оборону японцев, мы освободили город. 5 сентября 1945 года в городе Канко в Северной Корее Квантунская армия капитулировала. После окончания войны мы находились в Северной Корее до 1947 года. В том же году наш полк расформировали, и меня перевели в город Славянка в артиллерийский полк, там я служил начальником библиотеки и исполнял обязанности почтового курьера, доставлял секретные документы. В декабре 1949-го за хорошую службу был поощрен отпуском. Демобилизовался и вернулся домой 1 апреля 1950 года.

Хотя куда домой? Все разрушено, народ кто помер, кто нищий, дома в землю вросли. Света нет, топить помещения нечем... Работать меня устроили в сельпо. Обслуживал я три колхоза, 13 магазинов. Из транспорта, знаете, что было? Нет, не лошадь с телегой. Бык! Но не допустил ни одной растраты, ни одного грабежа. Может, потому затем и в председатели выдвинули. Тут уж мотоцикл появился — роскошь! Сами понимаете, жених я был завидный. И в 1950-м женился! Четверых детей родили и воспитали мы с Нафисой. Она уже ушла из жизни. Но дети живы, хотя поразбросала их судьба кого куда. Но и они сами, и восемь внуков да 11 правнуков нет-нет да осчастливят отца и деда приездом. Это мне нужнее всего, больше ни в чем не нуждаюсь. Веду хозяйство какое-никакое, пенсия очень хорошая. Чего еще желать? Одного только: чтобы на Украине все это поскорее закончилось. О многом сейчас думаю. Может, это Рихард Зорге и его товарищи поспособствовали битве при Перл-Харборе, после чего Америка взяла нашу сторону? Обо всем не могу рассказывать, но такое убеждение у меня есть. Одного не пойму: зачем американцы на уже побежденную нами Японию атомные бомбы сбросили? — размышляет ветеран. — Кстати, вы сейчас в гостиницу? Так я вас отвезу, — предлагает радушный хозяин, и я с удивлением узнаю, что Загит Рахимянович до сих пор водит свою «Волгу». Летом он любит прокатиться на ней до реки Быстрый Танып порыбачить. Не пропускает субботники, занимается благоустройством деревни, наводит порядок на местном кладбище. А еще он составил шежере своего рода. О Загите Ахтариеве не забывают в сельсовете и совете ветеранов.

По доброй традиции в День Победы около его дома проходит праздничный концерт — знак глубокой признательности и благодарности участнику Великой Отечественной.

Бураевский район.